Суханов знал его еще по Сибири. Мартьянов раньше сам был владельцем небольшого прииска в Бодайбо, но продал его и приехал искать фарт на Урал. Привел он с собой крепкую артель опытных старателей, которые при найме на работу единодушно потребовали, чтобы начальником над ними поставили Дементия.
– Справедливый человек и дело знает, – заявили они.
Тарас Маркелович препятствовать не стал. К тому же выяснилось, что артель вся целиком состоит из староверов и Мартьянов у них вместо попа.
С первых же дней Мартьянов доказал, что он действительно человек хозяйственный и хорошо знает золотое дело. За короткий срок удалось повысить добычу почти вдвое. По своему собственному плану Мартьянов начал строить глинобитные хаты, в которых и поселил своих рабочих отдельным хутором. В деревянных бараках старатели жить отказались. «Клопов и в Сибири много, – заявил Мартьянов. – А тут из глины хоромы можно построить. Мои люди привыкли на особку жить». Быстро выросший хутор прозвали «староверским городом».
Проработав месяц, Мартьянов понял, что главная роль на прииске принадлежит Шпаку. Это было заметно по тому, как он начал разворачивать строительство обогатительной фабрики. Удивляло Мартьянова лишь то, что такой опытный человек, – а в этом Мартьянов уже успел убедиться – начинает дело не с того конца. Мартьянову, всю жизнь искавшему золото и стремившемуся во что бы то ни стало разбогатеть, совсем не трудно было понять, что строить на Родниковской даче обогатительную фабрику нельзя. Даже по простым поверхностным признакам, по состоянию породы можно было определить, что золото жильное и, наверное, быстро кончится.
Решив себя проверить, Мартьянов тайно от всех исследовал почти всю окружность, сделал большое количество пробных шурфов и убедился, что его догадки правильны. Ничего не подозревая, он выложил свои расчеты перед инженером Шпаком, надеясь заслужить благодарность за предупреждение. К его изумлению, Шпак и сам подтвердил, что золота здесь мало, но фабрика все же будет строиться для других целей.
– Для каких же? – удивленно спросил Мартьянов.
– А это уж разреши мне знать. Я здесь главный инженер.
Сдерживая бешенство, Шпак приблизился к растерянному управляющему шахтой вплотную и раздельно проговорил:
– За самовольство и воровство принадлежащего хозяину золота знаешь что, милый мой, бывает? Я тебя, сукин сын, туда загоню, откуда не возвращаются! Понял? Вздумай только цыкнуть! Здесь такое богатство, что тебе и во сне не снилось, – медленно и загадочно продолжал инженер. – Об этом знаю один я. Будет или не будет золото, я гарантирую тебе и твоей артели повышенный заработок. Вот получи задаток. Ты мне еще пригодишься.
Шпак сунул Мартьянову пачку денег и шепотом добавил:
– Узнает хоть одна дута – пеняй на себя.
Перед контрольной проверкой вечером он зашел к Мартьянову.
В маленькой мазанке горела керосиновая лампа. Свет ее падал на широкую, стоявшую около чисто побеленной печки кровать, покрытую цветным одеялом. Дементий Мартьянов сидел у стола и шил из новых овчин тулуп. Одет он был в черную косоворотку, подпоясанную узким ремнем. На ногах белые шерстяные носки, заправленные под широкие, с казачьими лампасами шаровары. Происходил Мартьянов из амурских казаков, но от казачества давно отстал.
– Здравствуйте, Дементий Иванович, – войдя в избушку, проговорил Шпак.
– Добро пожаловать, Петр Эммануилыч.
Мартьянов встал и отложил овчины в сторону. Сутуля горбатые плечи, пододвинул инженеру табуретку. Он понял, что неожиданный визит такого гостя не сулит ничего приятного, и приготовился к большому разговору. В то же время он чувствовал, что разговор этот должен осветить всю загадочную историю с постройкой фабрики.
– На этих днях состоится контрольная проба. Будет проверять особая комиссия. Мне нужно, – твердо закончил Шпак, – чтобы проба подтвердила на Родниковской даче большой запас золота.
– Как же это можно сделать? – после длительного и мрачного раздумья спросил Мартьянов.
Шпак пристально смотрел на него своими круглыми прилипчивыми глазами. Он сразу же увидел смятение управляющего шахтой.
– Тебе лучше знать, как это делается, – ответил Шпак.
– Не занимался. Не знаю, – еще больше помрачнев от шпаковского взгляда, тихо отозвался Мартьянов. На самом же деле он знал много случаев, когда старатели увеличивали пробу при первой промывке. Чаще всего идти на это заставляла нужда. Загонит какой-нибудь хозяйчик артель старателей в глухую тайгу и начнет разработки. Бывало, сверкнет сначала фарт, а потом вдруг исчезнет золото, словно по колдовскому наваждению, исчезнет все до песчинки. А тут зима лютая наступает. Если хозяин прекратит разработку, расторгнет договор, тогда рабочий ложись на землю и помирай с голоду за сотни верст от населенного пункта.
В таких случаях рабочие доставали свое припрятанное Золотишко и бросали в пустую породу. Или насыпали в ружейный патрон вместо дроби золотого песку и выпаливали куда-нибудь в штольню. Обрадуется хозяин, глядишь, магарыч поставит по случаю богатого золота и продолжает вколачивать денежки в землю.
Мартьянову непонятно было, кого хотел нагреть инженер. Для чего и кому был нужен обман, в который Шпак втягивал его?
Несколько раз Мартьянов при встречах с Сухановым порывался сказать обо всем управляющему прииском, но страх перед всесильным инженером, которого безропотно слушались даже сами хозяева, сдерживал Мартьянова. Он знал, что веры будет больше главному инженеру, а не ему, таежному бродяге, у которого было немало грехов на душе.
– Не могу я втемную играть, Петр Эммануилыч, – попробовал возразить Мартьянов. – Я тоже должен знать, для чего делаю.
– А для чего ты самовольно разведки делал? – в упор посматривая на Дементия, спросил Шпак.
– По любопытству своему. Леший попутал. По земле хожу, ногами топчу, хотелось знать, что она скрывает в себе. Для пользы дела старался.
– Для своей пользы ты старался. Сколько украл золота, сказывай?
– Ежели бы я украл его, то промолчал бы, как вам не грех, Петр Эммануилыч!
На самом деле Мартьянов добыл при разведках всего несколько золотников… Но как докажешь это?
– Грехи подсчитаем после, Дементий Иванович. Тебе много молиться надо. Ты ведь, кажется, на Кочкарском прииске меновую лавку держал, дружил с приставом Щерстобитовым. Спиртонос-то Кулагин, кажется, тебе родственником доводился?
При последних словах Мартьянов вскинул сухое остроносое лицо и часто заморгал. Его всклокоченная рыжая борода затряслась. Длинная, похожая на дыню голова глубже вдавилась в горбатые плечи. Всей щуплой согнутой фигуркой он напоминал съежившуюся черную перепуганную кошку. Он был пригвожден осведомленностью Шпака к скамье. Ему показалось, что в избушке стало тесно, не хватало воздуха. Как мог проникнуть в его тайны этот беспощадный человек?
Мартьянов и не предполагал, что инженер Шпак, работая на английскую компанию и находясь в самых близких отношениях с горнополипейской стражей, знал всю подноготную анонимного Кочкарского общества, где Мартьянов владел меновой лавкой, вместе с приставом Шерстобитовым обирал так называемых «вольноприносителей» и случайно участвовал в убийстве и ограблении богатого спиртоноса Кулагина.
– Не будем, Петр Эммануилыч, сродственников вспоминать, – после длительного молчания, взяв себя в руки, проговорил Мартьянов. – Мы теперь и с вами близкая родня.
– Ты только не забывайся, Дементий Иванович! По-родственному и будем помогать друг другу. Помни, что проверка должна дать хорошую пробу. Повторяю, не забывай, что любопытных людей я не терплю, – жестко, с угрозой в голосе продолжал Шпак и, поднявшись с табурета, собрался уходить.
– А как же, Петр Эммануилыч, с золотишком? – замявшись спросил Мартьянов.
– С каким золотишком?
– Для хорошей пробы песок нужен.
– Да у тебя любые сорта есть! – усмехнувшись, ответил Шпак.
– Зря смеетесь, ваше благородие, – дрожащим голосом проговорил Мартьянов. – Золотых запасов я с собой не вожу.
– А ты поищи. Используй, что на Родниковской намыл. Да смотри, кочкарского не подложи! То золото совсем другого сорта.
– Подлец! – прошептал вслед вышедшему инженеру Мартьянов и дал волю своему гневу. – Я тебя, иуду, еще выведу на свежую воду! Ты еще не знаешь Дементия Мартьянова!
И еще что-то выкрикивал после выпитого спирта старый амурский казак. Он не подозревал, что Шпак ушел не сразу, а постоял напротив открытого окна, притаившись в темноте.
Тусклая предосенняя ночь была тихой и душной. Только на рассвете Шпак пришел к себе на квартиру, и раздевшись, встал у окна.
Над прииском с хрипловатым высвистом разливались звуки петушиных голосов. Тоскливо и нудно завывала привязанная на цепи собака Мартьянова, купленная им недавно в станице и еще не привыкшая к новому хозяину. А может быть, и не суждено ей привыкнуть к новому хозяину! Шпак подумал об этом и вздрогнул. Из окна была видна врытая в бугор штольня. Ее темное отверстие походило на разинутую пасть, а ручки брошенных тачек торчали вверх, словно тигриные клыки, готовые вцепиться в горло. Инженер поежился и резко захлопнул окно…

Когда Бен Хевурд в сопровождении братьев Степановых, Марфы и Печенеговой прибыл на Родниковскую дачу, у староверского городка на старых дуплистых ветлах сидели и угрюмо каркали вороны. У избушек, выбеленных известью, в кучах нарытого песка копались детишки, одетые в холщовые рубашонки. Заметив приближающиеся тарантасы, они подняли головенки, вытирая руками грязные носы, с любопытством разглядывали нарядных гостей, высокую лошадь, на которой гарцевал одетый в новую казачью форму Митька.
Гостей встретили Суханов, Шпак, Василий Кондрашов и Микешка.
– А это кто? Белобрысый, в белой косоворотке? – спросил Василий, показывая на вылезавшего из тарантаса Хевурда.
– Товарищ и гость хорунжего Печенегова, – поспешил ответить инженер Шпак.
– Это тот самый англичанин, который арапчонка привез и лошадей на скачки будет пущать! – сказал Микешка, успевший познакомиться с маленьким слугой мистера Хевурда. – Ох, и потешный парень!
– Откуда он здесь появился? – допытывался Василий.
Тарас Маркелович, стиснув зубы, мрачнея в лице, тихо ответил:
– Сын управляющего «Зарецк инглиш компани»… путешествует…
– Понятно, – кивнул головой Василий, глядя на Хевурда и Шпака, помогавших женщинам вылезти из тарантаса.
– Напрасно вы допускаете, Тарас Маркелович, разных путешественников на прииск, да еще во время исследовательских работ, – заметил Василий.
Суханов и сам был недоволен этим.
– А что мне делать, коли у этих шалопутных братцев ума на копейку, а фанаберии на весь целковый! Баб притащил и этого… Уйду к чертовой бабушке, брошу все и уйду!
Вокруг приехавших стала собираться толпа свободных от работы людей, одетых пестро и рвано. Впереди всех выдвинулся приисковый сторож Мурат, широколицый юноша с узенькими глазками, в коричневом стеганом длиннополом бешмете, с ружьем в руках и кривой саблей на боку. Рядом с ним стоял пожилой китаец Фан Лян с тонкими усиками и жиденькой на затылке косичкой. Склонившись к своему артельному старосте Архипу Буланову, он говорил:
– Это, наверное, большие начальники, очень большие, а?
– Да не махонькие… Посмотрим!
Архип разгладил черную большую бороду и стал пристально рассматривать приехавших людей. Ему бросилась в глаза Марфа, которую вел под руку Владимир Печенегов.
– И родятся же такие, брат, на свете бабы. Душу может сжечь такая краля! И побить и полюбить есть кого!
Буланов был слегка навеселе. Браво расправив плечи, он лихо подкрутил черный ус и прищурил диковато блестевшие под густыми бровями глаза.
– У тебя, Архип, усы, как у горного исправника.
– Ты, Фан Лян, меня не дразни. Горный мне не черт, не сват, а скорпиён. Не вспоминай ты эту ядовитую змеищу! Зачем он тебя требовал?
– Хочет выгнать из артели, – показывая белые крепкие зубы, ответил Фан Лян.
– Как это выгнать? – круто повернувшись лицом к китайцу, спросил Архип.
– Говорит, что есть такой закон. Корейцы, китайцы, маньчжуры будут уволены с прииска.
– Это почему? – допытывался Буланов.
Архип был старостой и вожаком большой артели. С ним работали башкиры, киргизы, татары, мордвины, чуваши и русские. Это была сплоченная артель, состоявшая почти из одних холостяков. Жили старатели на товарищеских началах, ели из общего котла и поровну делили свой заработок. Артель считалась самой трудолюбивой и давала большой процент выработки.
– Начальник мне сказал, что китайцы и корейцы ненадежные люди, они говорят про русское начальство плохие слова и подбивают воровать золото.
– Он сам первейший вор и злодей! Сукин сын! – гневно проговорил Буланов. – Что ты ему на это ответил?
– Я ему сказал, что китайцы умеют работать, искать золото, строить фанзы. Почему их надо прогонять? Он говорит, что нет, китайцы – мошенники, бунтовщики. Скажи, брат Архип, больше исправника есть начальники или нет?
– Есть, Фан Лян, начальники и побольше, чем исправники, но почти все они сами мошенники и сукины дети, а самый главный злодей – это… это… в Петербурге сидит.
Буланов, широко раскрыв рот, громко захохотал. Подмигнув артельному старосте, тоненько засмеялся и китаец.
– Ты чего гогочешь? – оглянувшись на сидящего поодаль Архипа, спросил Суханов с раздражением. Он слышал весь этот разговор, но не обратил на него особого внимания. Немало наслушался он уже на прииске хлестких ругательств по адресу царя.
– Да вот Фан Лян, Тарас Маркелыч, меня смешит, спрашивает, кто у нас после пристава самый главный сукин сын?
– А ты и рад стараться всех паскудить! Смотри у меня!
Тарас Маркелович погрозил ему пальцем и пошел навстречу подходившему Митьке.
Слышал слова Архипа и Василий Кондрашов. Он давно приметил артельного старосту, говорившего густым басом и часто под хмельком распевавшего не совсем дозволенные песни.
Однажды Василий попытался заговорить с ним, но из этого ничего не вышло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59