https://wodolei.ru/catalog/mebel/rakoviny_s_tumboy/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Ноги скользили, потому что на бетонном полу валялись куски гниющих внутренностей. Игорь был угрюм; в руках он сжимал пакет с голубями, пакет не полный. По крайней мере, не такой полный, как мог бы быть.
На влажной в серых подтеках стене висел плакат с расценками. За одного голубя в среднем полагалось по сто рублей. Не так уж и плохо, особенно для полулегальной мясной лавки.
— Откуда у тебя?.. — спросил я Игоря шепотом.
Впрочем, нас все равно не услышали бы. За железными дверями шумели и кричали. За той дверью, куда стремились мы, старый толстый еврей торговался с мясником. Похоже, он предлагал ему несвежих крыс, за которых мясник не хотел платить. Еврей настаивал. Мясник больше молчал, но был непреклонен. Еврей выходил из себя, потому что не знал, как можно переспорить человека, который все время молчит.
— Неважно, — отмахнулся Игорь и посмотрел на меня серьезно: — Киря, лучше тебе об этом не знать.
— Уверен?
— Да.
Из носа у него тонкой струйкой сочилась кровь.
Ближе к вечеру мы изрядно навеселе спешили в родную общагу. Было жарко; возле общаги трудились асфальтоукладчики, а от горячего асфальта шел пар. Воняло. Рабочие матерились, а студенты, расположившись на бетонных блоках против дороги, пили пиво из холодных запотевших бутылок и раздавали угрюмым рабочим советы. У самого входа нас окликнул чей-то голос. Мы подняли головы: на подоконнике нашей комнаты на четвертом этаже сидел Эдик, вечно лохматый бледный юноша в замызганной белой майке и шортах на завязочках.
Даже с высоты от него воняло прокисшим молоком.
— Ребята!
— Чего ты там делаешь, Эдятор? — крикнул Игорек и показал ему пакет; внутри звякнули, перекатываясь, бутылки. — Спускайся, мы тебя пивом угостим!
— Не хочу. Ребята, я кое-что должен вам рассказать. Вы… вы были почти моими лучшими друзьями. Почти… единственными друзьями. Почти друзьями. — Язык у него заплетался.
— Ты чего бормочешь, Эдмэн? Когда успел налакаться? Давай спускайся, Эдичище!
— Сейчас, — кивнул он, спустил ноги с подоконника, оттолкнулся руками от рамы и прыгнул вниз.
— Епт… — сказал Игорь и замолчал. Я тоже вылупил глаза, не зная, что надо говорить в таких случаях.
Потому что Эдик исчез. Только что сидел на подоконнике, потом спрыгнул вниз, пролетел мимо третьего этажа и пропал! Дрожал горячий воздух в том самом месте, разлетался в разные стороны тополиный пух, а больше ничего в воздухе на уровне третьего этажа не было.
— Где он? — тихо спросил Игорь.
— Не знаю, — пробормотал я. — Может, глюк? Пива перепили? Тепловой удар получили? Показалось в смысле?
— Не может такого быть. Блин… что-то не то происходит с этим городом, — задумчиво протянул Игорек. — Я давно подозревал.
— Что ты имеешь в виду?
— Да вообще все. Кризис. Мясной вирус, вакцинация, Башня. Такое чувство, что наш город гибнет. Теперь вот Эдик. Хотя его случай, пожалуй, самый обычный. Я читал, что частенько так случается, когда рвется пространство-время, и человек попадает в другое время или соответственно пространство…
— Это где ты такое читал?
— В серьезных научных журналах, будь уверен.
— Правда, что ли?
— Угу. Чтоб я сдох.
— Ха… А че? Здорово бы было. Прикинь, Эдик попал в будущее, а там полеты на Марс каждые выходные, вечная жизнь, суперкомпьютеры, бесплатное пиво…
Мы присели на бордюр, Игорь достал по бутылочке пива. Выпили, задумчиво поглядывая на рабочих.
Воняло. Рабочие, матерились. Студенты хохотали — им было весело. И те, и другие казались нам беспечными и глупыми. Они — не то, что мы, которые соприкоснулись с тайной вселенского, быть может, масштаба, с загадкой природы вроде Бермудского треугольника, взрыва в Мохенджо-Даро или раскопок православного Китежа под Иерусалимом.
— Повезло Эдмэну, — вздохнув, сказал Игорек. — Хоть что-то интересное в жизни случилось. В его — особенно. А у нас все хреново, как обычно. Кризисы, вирусы… в будущем лучше.
— Давай не будем об этом, — попросил я. — Не хочу. Сменим тему. Повезло Эдику — и хорошо. Ну его. Дурак все равно был, а дуракам везет. Скажи лучше, откуда у тебя пистолет. Я ж не успокоюсь. Хочу все знать. Украл где-то? Ты ж меня как облупленного… никому ни слова не скажу! Только признайся!
— Кирюнатор, — ответил он спокойно, — пожалуйста, больше не говори ни слова.
— Но…
— Ничего не скажу, Кир.
Игорь — мой лучший друг. И я промолчал. А вскоре совсем забыл о том случае или, по крайней мере, постарался забыть. Не до того было: диплом защищал, свадьбу играл, семейная жизнь началась… Год проходил за годом, когда профессионалы обещали скорый конец мясного кризиса, но кризис не кончался, а животные продолжали дохнуть. Тех же, которые не успевали умереть естественным путем, успешно съедали люди.
Прошло много лет. Студенческие годы остались позади.
Сейчас я разглядываю несчастных девушек с порносайтов, и мне становится страшно. Их так много, этих девчонок, что иногда кажется, будто каждая женщина на земле хоть раз снималась без одежды.
Когда я выхожу на улицу после работы, то не могу смотреть женщинам в глаза: приходится останавливаться и отворачиваться, притворяться, что разглядываю витрины или смотрю на часы. Такое чувство, что вот-вот мелькнет нежное личико с порносайта; мелькнет и растворится в толпе, а мне будет безумно стыдно, и выход останется только один — пойти в кабак, вонючую наливайку, чтобы напиться там в хлам.
Иногда я представляю фотографа, старого, побитого жизнью, в морщинах и шрамах, который носится по земному шару и снимает женщин на цифровую камеру. Он подглядывает в замочные скважины, сверлит в стенах дыры, притворяется мойщиком окон — все для того, чтобы сфотографировать обнаженную красавицу. В его глазах застыла боль, потому что он спешит; хочет сфотографировать всех женщин на свете, но не успевает.
Мастер предчувствует смерть женщины, которую не довелось щелкнуть фотокамерой, Он беззвучно плачет, но остановиться не может: бежит со всех ног к следующему дому.
Мне очень жаль несчастного фотографа. Когда я рассказал о невеселых этих мыслях Мишке Шутову из отдела убийств, он повертел пальцем у виска и предложил выпить по сто граммов для успокоения нервов. Мишкина вселенная тверда и незыблема, он знает точно, что в нашем мире есть живые. Что, несмотря на огромное количество сайтов, посвященных членовредительству, живые люди еще встречаются.
Чтобы убедиться в этом, достаточно выйти на улицу, говорит Шутов. И скалится при этом, шакалья морда. У меня так не получается.
Представьте сайт «девственницы.ру», где показывают молоденьких девчонок в чем мама родила. Представьте сайт «пьянаямама.ком», где лежат порнофотографии «мам» и их «сыновей». Представьте сайт «копро.нет», где на скверного качества видео можно увидеть, как… впрочем, не будем об этом.
Представьте сайты, посвященные зоофилии и некрофилии, эксгибиционистам и онанистам. Представьте всю ту мерзость, гниль, которая скопилась во Всемирной сети за последние годы.
Я ее разгребаю.
Случилось так, что после года работы я заметил, что женщины повторяются. Например, кареглазую блондинку, которая любит раздеваться на улице, я видел на сайте, посвященном сексу с гарцующим пони. Фотографии молоденькой нимфоманки с шиньоном расползлись по пяти или шести страничкам. Нимфоманка везде проходила под грифом «девственница», но по глазам было видно — это не совсем так. Вернее, совсем не.
Я обрадовался. Подумал, будто рано или поздно выяснится, что женщин на порносайтах не так уж и много; поверил, что скоро я вычислю их всех и тогда можно будет успокоиться. Но появлялись новые. И не было им конца: улыбающиеся лица, игривые позы — мне хотелось плакать, когда я видел их. С веселых лиц подмигивали выплаканные в сушь глаза, а в светящихся, подкрашенных компьютерной программой радужках я не видел мысли.
Решившись, я пошел к нашему психологу, а он стал задавать наводящие вопросы о моем трудном детстве и юности, поэтому пришлось быстренько сворачивать тему. Так ведь и о моей профпригодности могла зайти речь.
По-настоящему, вдрызг, я напился, когда увидел девушку с порносайта в реале. Тряпочное, снятое старенькой аналоговой камерой видео я просматривал несколько раз подряд — черноглазая лолита, с виду цыганочка, занималась любовью со здоровенным губастым мужиком. Было противно, но, в общем, как обычно. Работа есть работа.
Вечером я встретил лолитку в собственном подъезде. Девушка жила этажом ниже одна, без родителей и без парня. Я не знал ее имени, но пару раз встречал в подъезде. Иногда мы болтали — о пустяках. Я знал, что живет она этажом ниже, а больше ничего.
Почему одна живет? Чем занимаемся? Мало ли. Может быть, студентка; квартиру снимает, чтобы спокойно учиться, обстоятельно прочитывать конспекты, изучать пухлые тома университетской литературы; хорошая, в общем, девушка. Догадку эту, кстати, подтверждали ее аккуратные интеллигентные очки с тонкими стеклами. Девушка в таких очках не будет пить водку, гулять до полуночи и развратничать.
На записи она сняла очки. Наверное, поэтому я не узнал «студентку» сразу.
И вот душный летний вечер, запахи цветов и заводской пыли щекочут ноздри, а рядом стоит она, девушка с видео, в легком синем, с вышитыми цветами — ромашками и тюльпанами — сарафане. Стоит на площадке между этажами в босоножках, нога за ногу, и курит. Смотрит в окно на огни вечернего города и о чем-то думает. Я не знаю, о чем она думает, глядя на город из окна десятого этажа: я бы на ее месте думал о той пленке. Мне было б стыдно, и я думал бы о том, что надо найти парня, который снимал меня на камеру, и уговорить его отдать кассету. Или просто убить ублюдка, забрать пленку и сжечь. А самой, сгорая от стыда, повеситься на ближайшей сосне.
Я замер, когда увидел девушку, и мысли эти, словно скорый монорельсовый поезд, мелькнули в голове; мелькнули и исчезли, осталась только пустота и неприятное щемящее чувство; слабая, уколом булавки, боль в сердце. Девушка обернулась, улыбнулась мимолетно, смешно сморщила носик, вспоминая, а потом сказала:
— Здравствуйте, Кирилл.
— Здравствуйте… э-э…
— Наташа.
— Наташа, — повторил я.
— Да, Наташа.
— Я уже понял.
— Угумс…
Надо было улыбнуться, по всем правилам нужно было, но я не мог себя заставить. Я видел не женщину, нет; не красивую незнакомку, не трудолюбивую студентку; я видел свою унылую квартиру с обоями, заляпанными жиром. Видел и бутылку выдержанного коньяка, а с ним за компанию — маленькую тарелочку с нарезанным дольками лимоном.
Я напьюсь, как свинья, а эта маленькая… будет заниматься тем же. Обидно!
Она молчала, улыбаясь, а я осторожно разглядывал Наташу в слабой надежде убедиться, что обознался. Заметил черную родинку на подбородке — такая же была у девушки с видео — и шрамик над левой бровью, заклеенный неровно вырезанными кусочками скотча крест-накрест. К сожалению, все совпадало.
— Кирилл?
Я не ответил. Я склонил голову и протопал мимо нее, разглядывая побитые, разрисованные табачным пеплом ступеньки. В каждой черной пылинке я видел лицо девушки с видео; девушки, которая курит семь ступенек назад… восемь… девять… десять…
В тот вечер я опустошил заначку: выдул бутылку дорогущего армянского коньяка. Потом упал, не раздеваясь, на кровать и считал «алкогольные вертолеты», наслаждался состоянием блаженного отупения.
Иногда в уши проникал некий звук: скрип матраца, отфильтрованные стенами мерные движения.
Может быть, этажом ниже снимали очередное порновидео. Возможно, завтра я увижу его на главной странице сайта «сладкиегубки .ру».
Наташа.
Шлюха, шлюха, шлюха…
Вышло так, что сейчас я возглавляю отдел порно. Как это получилось? Причина в том, что я могу определить возраст человека с точностью до двух-трех суток. Стоит мне посмотреть на человека — и сразу же вижу его возраст: как бы он ни выглядел, в каком бы состоянии ни было его лицо. По идее, я могу почувствовать, сколько прожил на свете человек, у которого сняли с лица кожу, но пробовать не приходилось, да я и не стремлюсь к такому опыту.
Умение, конечно, интересное, но применения ему я не мог найти очень долго. Работать иллюзионистом, удивлять толпу точными догадками и дешевыми предсказаниями? Я не видел в этом смысла и, кроме того, сильно сомневался, что сумею выступать перед большим скоплением народа.
Образование у меня имеется, высшее даже: инженер-электрик. Проблема номер два: с этим образованием я находил только низкооплачиваемую работу. К тому же мне не хотелось работать инженером, а образование на самом-то деле получил случайно в те юные годы, когда было все равно, где учиться, лишь бы откосить от армии. Работенка подвернулась неожиданно. О моей способности знал Игорек: он и дал совет попробовать устроиться в Институт Морали. Я попробовал.
После долгого и нудного собеседования, после проверки кучи бумаг и заполнения сотни анкет узколицая тетка в беретике, лихо сдвинутом набок, сухо произнесла: «Ждите ответа». Я вернулся домой с мыслью, что дружеская протекция не помогла и работа мне не светит. Однако уже на следующее утро мне позвонили и предложили выдвигаться для оформления документов.
Название у нашего учреждения длинное и неудобоваримое, но все привыкли называть его именно так: Институт Морали.
Мы занимаемся тем, что рыщем по Всемирной паутине, конкретно — в русской ее части, и разыскиваем нарушителей российского законодательства. Мой отдел занимается поисками нелегального сетевого порно (педофилия, некро… в общем, не стоит. Список немаленький, и нет в нем ничего приятного) и ведет проверку порномоделей. Например, на возраст: как известно, девушка имеет право оголяться перед камерой строго после восемнадцати. Юноша, впрочем, тоже, но наших начальников из ФСБ мальчишки интересуют почему-то в меньшей степени.
Для меня это самое оно. Я могу определить возраст любого человека по фотографии, причем мне хватает одного взгляда, чтобы понять, в каком году был сделан снимок.
Однако это не так здорово, как может показаться со стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46


А-П

П-Я