В восторге - Wodolei.ru 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


– Может быть, Лоренс придумал все это с какой-то своей тайной целью. – Йен по-прежнему отказывался верить, что Эсме на такое способна.
– Зачем ему придумывать? Напротив, он очень опасался, что столь шокирующая новость может получить широкую огласку.
Йен пару раз встречал Лоренса, и тот не произвел на него впечатления человека, способного придумать подобную мерзкую ложь. Да и зачем ему компрометировать начальника и рисковать карьерой? Неужели и впрямь правда? Йен сурово нахмурился.
– За Генри уже давно закрепилась репутация донжуана, – продолжал Годфри. – Чуть жена за дверь, а он тут же с какой-нибудь бабенкой… Но соблазнить дочь лучшего друга – для этого надо быть сущим дьяволом! Сказать по правде, мне жаль девчонку – если эта новость распространится, бедняжке трудно будет найти приличного жениха.
«Бедняжка! – усмехнулся про себя Йен. – Умеет же эта «бедняжка» строить из себя невинную девочку! Даже до Кэролайн ей далеко – а та уж на что актриса…»
Перед глазами молодого человека снова встал образ Кэролайн, какой он увидел ее в момент их первой встречи. Скакавшая по широким лугам отцовского имения на породистом жеребце Кэролайн действительно была на загляденье хороша. Йена буквально очаровала ее раскованность; мог ли он тогда предполагать, что именно из-за этой манеры поведения все вокруг готовы разбиться в лепешку, чтобы исполнить самый взбалмошный ее каприз?
Раскованность… Йену потому и понравилась эта черта в характере возлюбленной, что сам он, постоянно вращаясь в высшем обществе, и будучи вынужден соблюдать все светские условности, очень многого не мог себе позволить. Кэролайн была для него словно глоток свежего воздуха.
Иллюзии его рухнули в одночасье, когда однажды он обнаружил свою «мечту и идеал» на сеновале забавляющейся с конюхом. Лишь после этого Йен осознал, что, собственно, означало для Кэролайн пресловутое презрение к светским условностям. Девушка не просто презирала условности – для нее ничего не значили самые элементарные моральные нормы, а единственным законом было ее собственное желание.
Вспомнив всю боль, все унижение, которые ему пришлось перетерпеть от этой женщины, Йен поморщился. Она считалась его невестой – и после того инцидента как ни в чем не бывало продолжала воображать себя таковой. Но для Йена это был конец – любовь, вспыхнувшая в одночасье, так же мгновенно умерла. Да и можно ли вообще назвать страсть любовью? Он был очарован ее дикостью и необузданностью, но для любви этого мало. Может быть, ему стоило не жениться на ней, а просто сделать красотку своей любовницей? Тогда и измену ее он переживал бы не так сильно…
И вот он опять чувствует, как его начинает охватывать страсть к юному, необузданному созданию… Снова повторяется та же история – не успел он, словно наивный юноша, поверить в непорочность и чистоту, как его «идеальная дама сердца» оказывается на поверку обыкновенной шлюхой.
Но какова актриса! Как легко было поверить ей, когда она проливала перед ним крокодиловы слезы… Знать бы ему обо всем этом еще давеча, когда она умоляла не рассказывать тетке о ее ночных похождениях, Йен не стал бы давать клятв защищать эту «невинную овечку». А может, стоит рассказать все это ее папаше и тетушке – в наказание за то, как ловко она его дурачила?
«Впрочем, – подумал Йен, – лучше подальше держаться от этой пташки». А то еще, чего доброго, красотка забеременеет от Раштона, папаша начнет срочно подыскивать своему чаду жениха, чтобы прикрыть грех, и не успеет он опомниться, как снова окажется в сетях коварной интриганки, в совершенстве умеющей строить из себя невинного ангелочка…
Но как ни пытался Йен вычеркнуть Эсме Монтроуз из своей памяти, это ему так и не удалось. Он танцевал с молодой женщиной, ничуть не менее привлекательной, чем Эсме, – а перед глазами снова и снова вставало раскрасневшееся от поцелуя лицо, черные, как ночь, локоны, разметавшиеся в беспорядке по плечам и блестевшие в лунном свете в полумраке террасы… Покидая бал, Йен был вынужден констатировать, что еще не скоро удастся ему стереть из памяти этот образ. Возможно, никогда.
– Ну, как тебе бал, дорогая? – Подняв взгляд от тарелки с завтраком, Джеймс Монтроуз ласково улыбнулся дочери. При этом Эсме с горечью отметила про себя, что в последнее время отец улыбается ей все реже…
– Все прекрасно! – Она попыталась вложить в голос как можно больше энтузиазма. – Я просто очарована. Это сказка!
«Знал бы ты, папа, что не скоро теперь у меня возникнет желание снова облачиться в бальное платье! Столько старых идиотов за один раз я еще в жизни не видела – а ведь Мириам заставляла меня танцевать с каждым из них…»
Эсме до сих пор не могла объяснить те косые взгляды, которыми все на – балу одаривали ее, и тот нескрываемо отстраненный тон, с которым большинство гостей общалось с нею. Более того, один из офицеров зашел так далеко, что недвусмысленно предложил свидание с известной целью. Когда девушка потребовала от него извинений, офицер, казалось, был искренне удивлен. Одно очевидно – общественное мнение о ней вдруг резко изменилось, и не в лучшую сторону. Что было тому виною, Эсме не могла понять, но в конце концов ей пришлось настоять, чтобы Мириам забрала ее с бала до его окончания.
Усилием воли заставив себя вернуться к реальности, девушка прислушалась к тому, что говорила отцу Мириам.
– Наша Эсме пользовалась бешеным успехом! Можно смело сказать, что она была королевой бала. Даже сам британский посол танцевал с ней!
– Не удивляюсь! – снова улыбнулся Джеймс. – В этом бальном платье девочка выглядела настоящей красавицей. Когда я вчера смотрел на нее, она напомнила мне ее покойную мать… Да, зря я все-таки не поехал!
Эсме постаралась отогнать от себя неприятные воспоминания, связанные со вчерашним балом, чтобы мрачное выражение ее лица не испортило настроения отцу. «Не стоит его лишний раз огорчать, – подумала она, – в последнее время он и так нечасто бывает весел».
Неожиданно Мириам поднялась из-за стола.
– Все это, конечно, очень приятно, – сухим тоном проговорила она, – но у меня лично нет времени предаваться сантиментам. Нужно еще позаботиться о том, чтобы у нас сегодня был обед. К тому же я обещала зайти к Харриет. Надо поторопиться, иначе все не успеешь!
Эсме, едва успевшая откусить кусочек персика, от удивления чуть не подавилось. Несмотря на то, что ее тетка всегда была деловой женщиной, об обеде она раньше не заботилась, как и вообще о хозяйственной стороне жизни, целиком перекладывая это на слуг. Слуги в их доме были из сиамцев, и Мириам предпочитала с ними вовсе не общаться (за исключением одной, ее личной служанки – забитого существа, беспрекословно выполнявшего все ее команды и никогда не проявлявшего собственной инициативы). Отцу же, вечно пребывавшему в меланхолии, к вовсе ни до чего не было дела, и после смерти матери забота о хозяйстве фактически целиком легла на плечи Эсме. Слава Богу, мать хозяйством занималась прилежно и успела кое-чему научить дочь.
Скорее всего, думала Эсме, провожая взглядом Мириам, пи о каком обеде та и не собиралась заботиться, а направилась прямехонько в дом соседки, Харриет Бингэм, обменяться с ней очередной порцией свежих сплетен. Харриет была знаменита тем, что всегда умудрялась первой узнавать самые пикантные подробности обо всех на свете.
Когда Мириам вышла, Джеймс пристально посмотрел на дочь.
– Я знаю, – проговорил он, – что твоя тетя порой бывает несговорчива. Но, прошу, все-таки будь к ней снисходительнее. Уверяю тебя, Мириам желает тебе только добра.
Эсме хотела уже сказать, что если Мириам и желает кому-го добра, то лишь одной себе, но воздержалась. Сейчас не время открывать отцу глаза на действительные мотивы поведения его сестры, даже если бы он и поверил Эсме, – Монтроуз-старший так редко последнее время бывал в хорошем настроении!
– Стало быть, – доев персик, Джеймс потянулся за новым, – ты танцевала с новым послом? Кто он? Какой-нибудь старый надутый идиот, каким был прежний посол, или, напротив, чертовски привлекательный молодой человек?
Эсме почувствовала, как кровь приливает к ее лицу, и потешила опустить глаза.
– Судя по тому, как ты потупила взор, – усмехнулся Джеймс, – заключаю, что второе. Впрочем, не важно. Раш-тон говорил мне, что в Бангкоке этот фрукт долго не задержится – его ждут какие-то дела в Чингмэе.
Лорд Уинтроп не задержится в Бангкоке? Почему-то эта весть вдруг вызвана у Эсме щемящую тоску.
– А что он будет делать в Чингмэе? – спросила она, стараясь, чтобы ее голос звучал бесстрастно.
– Попытается убедить принца Матайю не посылать армию против французов. Дай Бог, чтобы ему это удалось. Тебе ведь известно, что сиамцы весьма озабочены – и, надо признать, не без основания – усиливающимся французским влиянием в этом регионе. Нам тоже не нравится, что французы там слишком расхозяйничались, но, если сиамцы применят против них силу, разгорится война, а Британии она отнюдь не на руку.
– Почему, собственно, не на руку?
– Да потому, что, если французы победят, Сиам станет их колонией. Они уже захватили Камбоджу и Аннам, но им все мало. Если они аннексируют Сиам, то мы станем непосредственно граничить с их территорией – Бирма ведь наша, а она примыкает к Сиаму. Впрочем, дело не только в Бирме. Сиам нужен нам самим – наши торговые интересы там слишком велики, чтобы мы могли позволить себе от них отказаться.
– Значит, война в самом деле может начаться? – испуганно прошептала Эсме.
На минуту Джеймс задумался.
– Надеюсь, до этого все-таки не дойдет, – наконец произнес он. – Иначе нам с тобой предстоит хлебнуть лиха. Скорее всего, придется отсюда уезжать, а в мои планы это отнюдь не входит. Я думаю, война все-таки маловероятна. Как сказал Раштон, британцы хотят сделать северный Сиам чем-то вроде независимой буферной зоны между нашей территорией и французской. Сиамцы, в свою очередь, хотят, чтобы мы помогли им в войне против Франции, но старушке Британии нет никакого резона браться за оружие. Так что, пока не разрешены все спорные вопросы, нам хотелось бы, чтобы сиамцы лишний раз не дергали французов понапрасну.
– А почему тогда Раштон сам этим не займется? – поинтересовалась Эсме. – И при чем тут лорд Уинтроп?
Джеймс вскинул бровь:
– Откуда ты знаешь его имя?
– Я же танцевала с ним, папа! – напомнила Эсме. Джеймс пристально посмотрел на дочь. В ее лице было что-то такое, что он, казалось, лишь сейчас осознал. Его Эсме уже не ребенок…
– Ах да, я и забыл… Я-то сам его ни разу не видел, лишь наслышан… Так вот, говорят, у этого самого Уинтропа уже богатый опыт общения с французами в различных азиатских странах, поэтому правительство и выбрало его.
– Но это же абсурд, папа! – в запальчивости проговорила Эсме. – Он ничего не знает о Сиаме и ни слова не говорит по-сиамски… Раштон по крайней мере хотя бы язык выучил…
Джеймс покачал головой:
– Какие страсти, дочка! С каких это пор ты стала проявлять столь бурный интерес к политике? Или дело тут не в политике – тебе, должно быть, просто чем-то не понравился лот самый Уинтроп?
– Честно говоря, – пробормотала Эсме, отводя взгляд, – он действительно показался мне немного самоуверенным типом.
– Может, и так. – Джеймс прищурился. – Но возможно, пи нашел твое отношение к жизни немного легкомысленным?
Эсме вздрогнула – на этот раз отец попал в точку.
– До сих пор мне не приходилось видеть, чтобы кто-нибудь из мужчин вызывал у тебя такую реакцию, – словно оправдываясь, произнес Джеймс. – Тебя всю передергивает, когда ты говоришь о нем!
Эсме сейчас хотелось лишь одного – чтобы отец поскорее сменил тему. Чем меньше интереса он будет проявлять к лорду Уинтропу, тем меньше шансов, что они встретятся и отец ушаст про ее поход на праздник.
– Тебе бы он, думаю, тоже не понравился, – с притворным раздражением проговорила она. – Этот тип просто надутый аристократ, который воображает, что знает все лучше всех на свете и поэтому имеет право каждого поучать.
– Твоя мать, в конце концов, тоже была аристократка! – миролюбиво напомнил Джеймс.
Стоило отцу снова вспомнить о покойной жене, как в глазах его мгновенно пропал тот веселый огонек, который так нравился Эсме. Одного упоминания о Рене было достаточно, чтобы Джеймс Монтроуз снова погрузился в свою меланхолию, а его невидящий взгляд неподвижно уставился в окно.
Эсме горько вздохнула. Каждый раз, когда отцу случалось на какое-то время выходить из депрессий, она тешила себя надеждой, что это навсегда, – и каждый раз, когда он снова погружался в себя, ее охватывала щемящая черная пустота… В такие моменты она особенно остро чувствовала, как ей не хватает матери.
– Вас желает видеть некий джентльмен, сэр! – Сообщив о приходе гостя, служанка тут же вышла.
Эти слова словно разбудили Джеймса, и он поднялся из-за стола, но лицо его по-прежнему было мрачно.
«Интересно, – подумала Эсме, – кто бы это мог быть?»
И тут же раздавшийся рядом знакомый голос заставил ее похолодеть:
– Мистер Джеймс Монтроуз, если не ошибаюсь?
«Лорд Уинтроп! Что, черт побери, он здесь делает? Неужели все-таки решил рассказать обо всем?»
Эсме поспешила ретироваться – ей не хотелось лишний раз общаться с Уинтропом, хотя она чувствовала, что не может пребывать в неведении относительно того, о чем он будет разговаривать с ее отцом. В итоге она заняла позицию за дверью, откуда могла отлично все слышать.
– Простите, что потревожил вас, сэр, – продолжал гость, – тем более что мы не знакомы. Генри Раштон объяснил мне, как вас найти. Разрешите представиться: Йен Уинтроп, британский посол. Дело в том, сэр, что мне срочно нужен переводчик с сиамского. Раштон утверждает, что вы можете мне в этом помочь, сэр.
Эсме почувствовала невольное облегчение. Стало быть, Уинтропа привели в их дом чисто практические нужды, а не желание донести отцу о ее проделках.
– Буду рад помочь вам, сэр, – откликнулся Джеймс. – Кстати, вы легки на помине, ваше сиятельство, – только что мне рассказывала о вас моя дочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48


А-П

П-Я