И вообще, капитализм, оказывается, не такое уж страшное слово и
понятие.
"Если бы могли в России через малое число времени осуществить
государственный капитализм, это было бы победой".
"Что такое государственный капитализм при советской власти? В
настоящее время осуществлять государственный капитализм - это значит
проводить в жизнь тот учет и контроль, которые капиталистические классы
проводили в жизнь".
"Государственный капитализм для нас спасени е... Государственный
капитализм был бы для нас спасением. Тогда переход к полному социализму
был бы легок, был бы в наших руках, потому что государственный капитализм
есть нечто централизованное, подсчитанное, контролированное и
oбщественное, а нам-то как раз этого и не хватает, потому что в России мы
имеем массу мелкой буржуазии, которая сочувствует уничтожению крупной
буржуазии всех стран, но не сочувствует учету, обобществлению и контролю".
"Только развитие государственного капитализма, только тщательная
постановка дела учета и контроля, только строжайшая организация и трудовая
дисциплина приведут нас к социализму. А без этого социализма нет.
К государственному крупному капитализму и к социализму ведет oдна и
та же дорога, ведет путь через одну и ту же промежуточную инстанцию,
называемую "народный учет и контроль за производством и распределением
продуктов".
"Государственный монопольный капитализм - есть полнейшая материальная
подготовка социализма, есть преддверие его, есть та ступенька исторической
лестницы, между которой (ступенькой) и ступенькой, называемой социализмом,
никаких промежуточных ступеней нет".
Вот так раз! При такой постановке вопроса нет ничего удивительного,
что сколько бы мы ни листали Ленина, сколько бы ни штудировали, нигде мы
не можем вычитать: а собственно говоря, что же такое социализм, который
собирались построить? "Социализм - это учет"? "Социализм без почты и
телеграфа есть пустейшая фраза"? "Кто не работает, тот не ест"? "От
каждого по способностям, каждому по труду"? Вот это все и есть пустейшие
фразы. И если между государственным капитализмом и социализмом нет ни
одной промежуточной ступени, то чем же все-таки oтличается социализм от
государственного капитализма? Неужели ничем? А если чем, то все-таки чем?
Прямых ответов на этот вопрос у Ленина не встречаем.
Про себя же они понимали дело четко и просто. Осуществить полный учет
и контроль над каждым граммом и над каждой штукой чего бы то ни было
произведенного в стране. Все, что бы ни производилось в стране, держать в
своих руках, а потом распределять по своему усмотрению. Благодаря такому
контролю и распределению держать в подчинении и в трудовой повинности всех
без исключения живущих в стране людей, все поголовно население. Чтобы оно
подчинялось единой воле как один человек. Вот это и есть, по их мнению,
социализм. То есть самая высшая и самая массовая форма рабства.
Но для того, чтобы миллионы людей оказались в материальной,
имущественной, хлебной зависимости, надо их сначала лишить тех некоторых
запасов, которые они, может быть, накопили и которые дадут им возможность
чувствовать себя независимыми от пайка, от хлебной карточки, от зарплаты.
Поэтому, взяв власть, с первых шагов большевики начали стремиться
прибирать к рукам каждый рубль, каждую копейку, каждый грамм хлеба.
Крупную буржуазию, фабрикантов и банкиров удалось уничтожить легко.
Да их и было немного, можно пересчитать, взять на учет и ограбить. А вот
что делать с мелким собственником? Их же десятки миллионов. Мелкие
собственники вызывали у Ленина большую ненависть, чем крупные капиталисты,
и он об этом откровенно пишет и говорит. Ведь мелкие собственники - это
все самодеятельное население России, самодеятельное и потому
самостоятельное. А как раз и надо было лишить его самостоятельности,
подчинить и превратить в механизм, послушный единой воле.
"Не видят мелкобуржуазной стихии как главного врага у нас".
Итак, главный враг социализма - это самодеятяльные и самостоятельные
люди. Кто же они? Ответ Ленина недвусмыслен. "Большинство и громадное
большинство земледельцев - мелкие товарные производители".
"Мелкие буржуи имеют запас деньжонок в несколько тысяч, накопленных
"правдами" и особенно "неправдами"..."
Не дают покоя деньжонки в чужих карманах. Ну, а"неправдами" - это,
конечно, ввернуто для красного словца. Какими неправдами могло копить
деньжонки "громадное большинство земледельцев"? И не мог же он сказать -
"все земледельцы", а имел-то в виду всех, ибо что же еще может означать
выражение "громадное большинство". К людям, накопившим деньжонок, можно
было бы отнести и различных там валял, златошвеек, кружевниц, шорников,
овчинников, кожемяк, сапожников, воскобоев, столяров, плотников,
краснодеревщиков, чеканщиков, извозчиков, иконописцев, офень, пильщиков,
угольщиков, стеклодувов, кровельщиков, печников - короче говоря, все
самодеятельное население России. И все это объяснялось общим названием -
мелкобуржуазная стихия. Словечко с окраской. Назови "земледелец" - и уже
не то.
"Деньги - это свидетельство на получение общественного богатства и
многoмиллионный слой мелких собственников крепко держит это
свидетельство, прячет его от государства, ни в какой социализм и коммунизм
не веря".
"Мелкий буржуа, хранящий тысченки, враг государственного капитализма,
и эти тысченки он желает реализовать непременно для себя".
Вот ведь какие подлецы, какая темнота и несознательность! Вместо
того, чтобы просто отдать денежки государству, прячут и норовят
израсходовать на себя. Не выйдет, господа мелкие собственники! Отберем.
Где силой, а где лишив товаров и посадив на сухой хлеб. Через торгсины, не
мытьем, так катаньем, но отберем! работы". ???? ?
Тут и встала перед большевиками главная, главнейшая задача -
сосредоточить в своих руках весь хлеб. Это главное средство воздействия,
подавления и поощрения, а проще говоря - власти. Началась одна из самых
кошмарных и кровавых страниц русской истории под названием
продовольственная диктатура.
Для себя Владимир Ильич тврдо знал, что он осуществляет хлебную
монополию, то есть сосредотачивает весь хлеб, имеющийся в России, в своих
руках. Но для общественного мнения был выкинут жупел, словечко, против
которого невозможно, кажется, возразить, коротенькое словечко - голод.
Было сделано так, что два главных города, Петроград и Москву,
посадили на голодный паек. Сто граммов хлеба в день. Дикие очереди за
этими ста граммами. Ну, а раз голод, значит, надо объявить поход за
хлебом, борьбу за хлеб, изьятие хлеба ради голодающих. Дело благородное и
чистое как слеза.
Но голод в Москве и Петербурге был инспирирован. Именно в это время
Лариса Рейснер, скажем, жила, занимая особняк с прислугой, принимая ванны
из шампанского и устраивая званые вечера. Именно в эти годы Зиновьев,
приехавший в дни революции из-за границы тощим как пес, разжирел и отъелся
так, что его стали звать за глаза "ромовой бабой". Да и как могут голодать
два города, если они не блокированы неприятелем, когда во всей oстальной
стране полно хлеба. Разреши, и тотчас же на всех базарах появятся горы
хлеба и разных других продуктов. О том, что голода фактически нет, не раз
в эти годы говорил и сам Ленин.
"Сейчас надвигается голод, но мы знаем, что хлеба вполне хватит и без
Сибири, Кавказа, Украины. Хлеба имеется достаточное количество до нового
урожая в губерниях, окружающих столицу, но он весь запрятан кулаками".
"Недалеко от Mосквы, в губерниях, лежащих рядом: в Курской,
Орловской, Тамбовской, мы имеем по расчетам oсторожных специалистов еще
теперь до 10 млн. пудов избытка хлеба".
Нет уж, Владимир Ильич, либо голод, либо избыток хлеба, чтонибудь
oдно. Большевики в этo время очень боялись, как бы хлеб стихийно не проник
или даже не хлынул в голодные столицы и не сорвал им задуманное
мероприятие. Для этого были учреждены на железных дорогах заградительные
отряды, которые следили, чтобы ни один мешок хлеба не проник ни в Москву,
ни в Петроград.
Заставив рабочих и прочее население этих двух городов изрядно
наголодаться, Ленин объявил поход за хлебом, который фактически был нужен
не для того, чтобы накормить два города, а чтобы осуществить хлебную
монополию.
"Необходим военный поход против деревенской буржуазии,
удерживающей излишки хлеба и срывающей монополию".
Проговорка вождя. Для чего нужен хлеб: накормить Москву с Петроградом
или ради монополии? Выпускается декрет о продовольственной диктатуре.
"Вести и провести беспощадную, террористическую борьбу и войну > против крестьянской и иной буржуазии, удерживающей у себя излишки
хлеба.
Точно определить, что владельцы хлеба, имеющие излишки хлеба и не
вывозящие их на станции и в места сбора и ссыпки, объявляются врагами
народа и подвергаются заключению в тюрьму на срок не ниже десяти лет,
конфискации всего имущества и изгнанию навсегда из его общины".
"Военный комиссариат превратить в военно-продовольственный
комиссариат.
Мобилизовать армию, выделив ее здоровые части, и призвать
девятнадцатилетних для систематических военных действий по
завоеваванию, сбору и свозу хлеба.
Ввести расстрел за недисциплину.
Успех отрядов измерять успехами работы по добыче хлеба".
"Задачей борьбы с голодом является не только выколачивание хлеба
из хлебородных местностей, но ссыпка и сбор в государственные запасы всех
до конца излишков хлеба, а равно и всяких продовольственных продуктов
вообще. Не добившись этого, нельзя обеспечить решительно никаких
социалистических преобразований".
Вот зачем понадобился российский хлебушек, а вовсе не для того чтобы
ликвидировать голод в Москве и Петрограде. И сдается мне, что кроме
главной задачи - сосредоточить в своих руках все продукты, чтобы управлять
и властвовать, продовольственная диктатура имела и побочную цель.
Ведь советская власть только еще начинала действовать, и положение ее
было весьма и весьма неустойчиво. Об этом свидетельствует сам Владимир
Ильич. Судите сами. Вся мелкая буржуазия, как мы недавно читали, то есть
все самостоятельное, самодеятельное население России против социализма. В
речи перед группой передовых учителей Ленин сделал и другое откровенное
заявление.
"Надо сказать, что главная масса интеллигенции старой России
оказывается прямым противником советской власти, и нет сомнения, что
нелегко будет преодолеть создаваемые этим трудности. Процесс брожения в
широких учительских массах только еще начинается".
Но если мелкие собственники, интеллигенты и даже широкие массы
учителей - все против, то кто же за?
"Мы можем рассчитывать только на сознательных рабочих. Остальная
масса, буржуазия и мелкие хозяйства против нас", - признается Владимир
Ильич на стр. 369 и десятью строками ниже уточняет:
"Мы знаем как невелики в России слои передовых и сознательных
рабочих".
Предельная ясность. Захватившие власть опирались на явное
меньшинство, на одураченных рабочих, которых называли сознательными. Но
ведь и эта небольшая часть сознательных рабочих могла одуматься через
месяц другой. <Да кажется уже и одумывались. Вот воззвание Петроградского
исполкома от 5 января 1918 года "Ко всему населению Петрограда": "Враги
народа, контрреволюционеры и саботажники распространяют слухи o том, что в
день 5 января революционные рабочие и солдаты расстреливали мирные
демонстрации рабочих.
Делается это с одной целью: посеять смуту и тревогу в рядах трудовых
масс, вызвать их на эксцессы и под шумок произвести те покушения на вождей
революции, которыми они давно грозятся.
Уже установлено, что имели место провокационные выстрелы в рабочих,
солдат и матросов, охранявших порядок в столице.
Исполнительным Комитетом Петроградского Совета Рабочих Солдатских
Депутатов предпринято самое строгое расследование событий 5 января. Все
виновные в пролитии крови рабочих и солдат, где таковые имеются, будут
привлечены к ответственности".
Значит, были, были такие события.
Более четкие сведения находим у А. Солженицина:
"Расстреливали из пулеметов рабочие толпы на заводских дворах,
которые требовали выбора независимых фабрично-заводских комитетов. Я
напомню - это был март восемнадцатого года. Сейчас уже редко кто может
восстановить в памяти: и подавление Петрoградской забастовки рабочих в
1921 году и Колпинский расстрел двадцать первого года".>
"Нужен крестовый поход рабочих <выделено нами> против
дезорганизаторов и против укрывателей хлеба".
Значит, регулярной армии уже мало? Наряду с армией были брошены
продотряды, составленные из рабочих Москвы и Петрограда. Не в том могло
быть дело, что одной армии мало, а в том, чтобы вот именно столкнуть
рабочих и крестьян. Это более вероятно. Надо представить себе все это, как
приходят к рабочим агитаторы в кожанных куртках и внушают им, что голодают
рабочие (и их семьи, детишки) исключительно по вине крестьян прячущих
хлеб. Какой ненавистью разгораются сердца рабочих. С какой яростью идут
они в продотряды, чтобы насильно отнимать хлеб (а там тоже детишки), и
какую ненависть со стороны крестьян вызывали эти насильственные действия.
"Каждая фабрика дает по одному человеку на каждые двадцать пять
рабочих: запись изъявивших желание поступить в продовольственную армию
производится фабрично-заводским комитетом, который составляет поименный
список мобилизованных в двух экземплярах.
1 2 3 4