Спустя мгновение машины сорвались с места и стройным рядом двинулись к следующему торговому центру.
На внушительном неоновом экране значились последние новости о жизни супермаркета, в том числе и пятипроцентная скидка на проход через турникет. Самые высокие скидки, доходившие до двадцати пяти процентов, были, как всегда, для жителей рабочих районов. Это называлось социальной помощью. Для жителей других районов скидки были ниже. Эта схема была очень сложной, и Франклин радовался, что в их районе она еще не введена.
Когда Франклин находился в десяти ярдах от входа, ему в глаза бросился новый экран, возведенный на обочине автостоянки. В отличие от других экранов, это сооружение было немного крупнее, кроме того, не делалось никаких попыток как-то приукрасить экран — мешанина металла, пластмассы и дерева сразу бросалась в глаза, а поперек стоянки тянулась неглубокая бороздка, в которую был уложен толстый кабель.
Он заторопился к магазину, боясь не успеть купить новую пачку сигарет и опоздать в госпиталь. Звук трансформаторов, стоявших возле экрана, по мере приближения к супермаркету медленно угасал в его ушах. Пройдя автоматы в фойе и весело насвистывая, Франклин уже собрался сделать покупки, когда вспомнил, что оставил деньги в машине.
— Хатавей! — пробормотал он достаточно громко, так, что его услышали два покупателя, проходящих мимо. Стараясь не смотреть на сам экран, чтобы не поддаться его гипнотическому действию, он взглянул на его отражение в зеркальных дверях.
Вероятнее всего, он получил два противоречивых сигнала: «Покупай сигареты» и «Воздержись». Все, кто ставил машину согласно правилам, шли в маркет по открытому месту и поэтому попадали под воздействие экрана. Франклин обернулся к служащему, который убирался в фойе.
— Послушайте, для чего нужен этот экран?
Мужнина оперся на свою щетку и лениво взглянул на огромный экран.
— Не знаю, — сказал он. — Может быть, эта постройка связана с аэропортом?
Во рту у него была нетронутая сигарета, но он неожиданно сунул руку в карман и вытащил еще одну. Франклин резко развернулся и пошел к выходу, а служащий недоуменно смотрел ему вслед, вертя в руках сигаретную пачку...
Любой, кто заходил в супермаркет, обязательно покупал сигареты...
Машина едва ползла по сорокамильной линии. Франклин неожиданно заинтересовался окружающей его картиной. Раньше он был или слишком уставшим, или слишком занятым другими делами, чтобы наблюдать за автострадой. Но теперь Франклин стал внимательно приглядываться к дороге и маленьким кафе и киоскам на обочине в поисках новых экранов.
Двери и окна большинства домов покрывали неоновые вывески, но они были неяркими, и Франклин сосредоточил внимание на придорожных рекламных плакатах. Многие плакаты достигали высоты четырехэтажного дома. На них обычно изображали красавиц-домохозяек с электронными зубами и глазами, которые расхаживали по своим «идеальным» кухням. Эти трехмерные изображения были настолько реальными, что женщины-великанши казались живыми.
По обеим сторонам автострады простирался обширный пустырь. То там, то здесь стояли группы легковых машин и грузовиков, рефрижераторов и «поливалок» — все они были в работоспособном состоянии, но были вытеснены новыми, более современными, а соответственно, более дешевыми моделями. Их капоты и крыши отливали хромом, но у всех была одна участь — смерть от ржавчины. Ближе к городу рекламные плакаты смыкались и закрывали эти пирамиды металла, но сейчас они ярко блестели на солнце, чем-то напоминая Франклину земли сказочного Эльдорадо.
Этим вечером Хатавей ждал, как всегда, Франклина у ступенек госпиталя. Доктор помахал ему рукой и стал пробираться к своей машине.
— Что случилось, доктор? — спросил Хатавей, увидев, как Франклин встревоженно осматривает окна больницы и ряды припаркованных машин. — За вами следят?
Франклин нервно засмеялся.
— Не знаю. Надеюсь, что нет. Но если все, что ты мне говорил, — правда, то наверняка.
Хатавей облегченно вздохнул.
— Наконец-то, доктор, и вы что-то заметили!
— Я не уверен, но мне начинает казаться, что ты прав. Этим утром в Фэирлонском супермаркете... — Франклин рассказал Хатавею все, что случилось с ним утром.
Хатавей кивнул.
— Я видел этот экран. Их теперь строят по всему городу. Что вы теперь собираетесь делать, доктор?
Франклин злобно ударил ногой по колесу. Его удивляла беззаботность Хатавея.
— Ничего, конечно. Черт побери, может быть, из-за твоих дурацких страхов у меня появился синдром самовнушения.
Хатавей кулаком ударил по крыше машины.
— Не несите чепуху, доктор! Если вы не верите своим чувствам, что же вам остается делать? Они захватят ваш мозг, если вы не защитите его! Нужно действовать решительно и без промедления, пока мы еще не парализованы!
Франклин протестующе вскинул руку.
— Минуту! Если эти экраны возводятся по всему городу, то кто же будет объектом их внушения? Не могут же все люди быть загипнотизированы? Да и никому не выгодно вкладывать миллиарды в строительство этих экранов и плакатов. Ведь между конкурирующими фирмами может разразиться настоящая война, а «торговая война» смертельна для всего общества.
— Вы правы, доктор, — кивнул Хатавей. — Но вы забываете об одной вещи. Капиталовложения будут оправдываться тем повышением спроса на различную продукцию, которое неминуемо вызовет действие экранов. К тому же рабочий день увеличат с двенадцати до четырнадцати часов. Кое-где на окраинах воскресенье уже рабочий день, и это считается нормой. Вы понимаете, доктор, люди работают почти сто часов в неделю!
Франклин отрицательно покачал головой.
— Люди не поддержат этого.
— Им не останется ничего другого. В конце концов мы будем работать двадцать четыре часа в день, по семь дней в неделю! И никто не посмеет воспротивиться! Нам оставят свободное время лишь на то, чтобы тратить деньги на разные покупки! — Хатавей схватил Франклина за плечо. — Вы согласны со мной, доктор?
Франклин лихорадочно размышлял. В полумиле за патологическим отделением возвышался массивный силуэт экрана, и по нему еще ползали рабочие, проверяя и налаживая оборудование. Госпиталь располагался далеко от воздушных линий — больным нужен покой, — и доктор был уверен, что экран никак не относится к аэропорту.
— Разве это не запрещено так называемым законом о подсознании? Профсоюзы не допустят этого!
— Пустая надежда. Экономические догмы за последние десять лет сильно изменились. Это раньше профсоюзы могли влиять на экономику, теперь под их контролем всего лишь пять процентов всей промышленности.
Единственное, в чем они нуждаются, — это рабочая сила. «Подсознательная реклама» будет обеспечивать эту потребность.
— И что же ты планируешь предпринять?
— Я не расскажу вам, доктор, потому что ваша внутренняя гордость вряд ли примет этот план.
— Хм, — недовольно ухмыльнулся Франклин. — Мне надоело твое донкихотство. Таким образом ты ничего не добьешься! Прощай!
— Ладно, ладно, доктор. — Хатавей захлопнул дверь машины. — Но подумайте о своем решении, доктор. Подумайте, пока ваш мозг еще ваш!
Машина медленно тронулась с места...
По пути домой Франклин успокоился. Идеи Хатавея казались все менее и менее вероятными.
Оглядывая ряды медленно ползущих машин, он заметил несколько новых экранов. Некоторые из них были полускрыты домами и супермаркетами, но, тем не менее, их необычные силуэты сразу бросались в глаза.
Когда Франклин добрался до дома, Джудит сидела в кресле на кухне и смотрела телевизор. Он отшвырнул большую картонную коробку, загораживающую проход, прошел в свою комнату и разделся. Затем вернулся на кухню и заглянул через плечо жены в блокнот. Франклин хотел было возмутиться, что жена опять играет в эту дурацкую игру, «Мгновенную сделку», но, увидев лежащего на подносе аппетитно пахнущего цыпленка, быстро подавил раздражение.
Он толкнул коробку ногой.
— Что это?
— Не знаю, дорогой. Каждый день приходят десятки покупок — я не могу сразу со всем разобраться, — она кивнула на индейку, жарившуюся в духовке, а затем взглянула на него.
— Ты очень взволнован, Роберт. Неудачный день?
Франклин пробормотал что-то невнятное.
— Ты опять поспорил с этим сумасшедшим?
— Ты имеешь в виду Хатавея? Да, мы немного поболтали. Кстати, не такой уж он сумасшедший. — Франклин перевел взгляд на коробку. — Так что же все-таки это такое? Мне хочется знать, за что я буду отрабатывать следующие пять — десять воскресений.
Он внимательно обследовал стенки коробки и наконец нашел надпись.
— Телевизор? Зачем нужен еще один телевизор, Джудит? У нас их и так три: в столовой, в зале и в кабинете. Куда же нам четвертый?
— Не переживай так, дорогой. Мы поставим его в комнате для гостей. Неприлично принимать гостей без телевизора. Я, конечно, стараюсь экономить, дорогой, но четыре телевизора — это необходимый минимум. Об этом пишут все журналы.
— И три радиоприемника, да? — Франклин с ненавистью взглянул на коробку. — Послушай, дорогая, гости приходят на дружескую беседу, а не смотреть телевизор. Джудит, мы должны сдать его, даже если он стоит очень дешево. Все равно телевидение — сплошная трата времени. Смотреть одну и ту же программу по четырем телевизорам! — нет, мы не можем себе этого позволить!
— Но Роберт! Существует целых три канала!
— И все коммерческие? — Прежде чем Джудит успела ответить, раздался звонок телефона и Франклин вышел из кухни.
Голос был очень невнятный, и Франклин подумал, что это еще один надоедливый коммерсант. Но потом он узнал Хатавея.
— Хатавей! О Боже! Что опять случилось, черт тебя побери?
— Доктор, я забрался с биноклем на крышу дома и... Эти экраны повсюду! И поверьте мне, я узнал, что следующим объектом рекламной кампании будут машины и телевизоры. Представляете, они хотят, чтобы мы покупали новые машины каждые два месяца! О Боже всемогущий! Это же...
Слова Хатавея прервала пятисекундная рекламная пауза (плата за телефон была очень высока, но если вы соглашались по пять секунд выслушивать рекламу, то рекламные агентства выплачивали за вас некоторую сумму). Прежде чем пауза закончилась, Франклин бросил трубку и, подумав, выдернул шнур из розетки.
К нему подошла Джудит и нежно взяла за руку.
— Что случилось, дорогой?
Франклин допил виски и вышел на лоджию.
— Это опять Хатавей. Он уже начинает действовать мне на нервы. Он взглянул на темный силуэт экрана, чьи красные сигнальные огни ярко пылали в ночном небе. Франклин содрогнулся от пугающей неизвестности, окружающей это чудовище.
— Не знаю, — пробормотал он. — Кое-что из рассказов Хатавея кажется очень правдивым. Вся эта подсознательная техника еще не проверена и...
Он замолчал и перевел взгляд на Джудит. Его жена молча стояла посреди кухни, не отрывая покорного взгляда от экрана. Франклин быстро отошел от окна и включил телевизор.
— По-моему, нам и вправду нужен четвертый телевизор, дорогая.
Неделей позже Франклин решил начать свою ежеквартальную работу — инвентаризацию домашнего имущества.
С Хатавеем он больше не встречался; и по вечерам длинная нескладная фигура больше не поджидала его у дверей госпиталя.
Тем временем на окраинах города было взорвано несколько экранов. Сначала Франклин подумал, что в этом деле участвовал и Хатавей, но потом прочитал в газетах, что заряды оставили рабочие, строившие эти экраны.
Все больше и больше экранов появлялось над крышами домов; в основном они располагались рядом с автострадами и в крупных торговых центрах. На отрезке дороги от госпиталя до дома Франклин насчитал тридцать экранов, которые, как гигантские костяшки домино, нависали над проезжающими машинами. Доктору приходилось все время быть в напряжении, чтобы не смотреть на экраны, но он не очень-то и верил, что это может помочь.
Франклин посмотрел последний выпуск новостей и принялся составлять список вещей, которые они с Джудит сдали за последние две недели:
машину — предпоследняя модель, которая прослужила два месяца;
два телевизора — по четыре месяца;
газонокосилку — семь месяцев;
пищевой процессор — пять месяцев;
фен для волос — четыре месяца;
холодильник — три месяца;
два радиоприемника — по семь месяцев;
магнитофон — пять месяцев;
автоматический бар — восемь месяцев.
Половину приспособлений к этим вещам он сделал своими руками, и поэтому расставаться с ними было очень тяжело. Да и, скажем, к старой машине после двух месяцев пользования он как-то привык, а новая модель казалась совершенно неудобной.
Причем сначала Франклин не собирался покупать ни новую машину, ни телевизор, но какая-то сила привела его в супермаркет и заставила купить новые вещи. Он словно не сознавал, что делает.
Оглядывая множество приобретенных вещей, он подумал, что скоро доходы государства вырастут на десятки процентов, но, и не менее скоро, люди потеряют контроль над своим разумом...
Когда Франклин спустя два месяца возвращался из госпиталя домой, он увидел новый экран.
Он ехал по сорокамильному ряду, даже не пытаясь обгонять бесчисленное множество едва ползущих машин. Его автомобиль миновал уже второй «клеверный лист», когда движение замедлилось, а затем полностью остановилось. Машины одна за другой съезжали на обочину, покрытую ярко-зеленой травой, а их водители образовали толпу возле одного из экранов. Две маленькие черные фигурки медленно карабкались вверх. Сигнальные огни экрана мигали беспорядочно, вразнобой.
Заинтересовавшись происходящим, Франклин свернул на обочину, вышел из машины и пробрался сквозь толпу любопытных к самому экрану. У его подножья, задрав головы, толпились в кучке полицейские и инженеры. Они встревоженно смотрели вверх.
Неожиданно Франклин заметил, что стоящие внизу полицейские вооружены винтовками, а у тех, кто карабкался по экрану, по бокам висели автоматы, и его беспечность мигом улетучилась. Тут же Франклин заметил и третью фигуру — мужчину, стоящего на верхнем ярусе у пульта управления.
1 2 3