видимо, мы подошли уже к какому-то рубежу, за которым
вынуждены будем радикально пересматривать наши фундаментальные философские
представления. Возникшие проблемы, наверное, будут разрешены в рамках
какой-то метафилософии будущего, однако современные естествоиспытатели,
стоящие лицом к лицу перед поразительной сложности задачами, должны уже
сегодня сделать свой мировоззренческий выбор, который пока остается тем же,
что и тысячи лет назад, - либо идеализм, рассматривающий сознание вне
материального мира, мистифицирующий его, оставляющий для исследователя
возможность отступления от сложной задачи в непознаваемое, либо
монистический материализм, основной чертой которого я назвал бы никогда не
утоляемую жажду познания.
Что касается проблем, связанных с попытками решения биологических (и
парапсихологических в том числе) задач физическими методами, то трудности
здесь обусловлены, по-видимому, недостаточной полнотой теории, проявляющейся
в приложении к этим задачам.
В этом, в общем-то, нет ничего страшного и можно было бы не драматизировать
эти проблемы. Печальнее другое. Среди большинства физиков принята за аксиому
та точка зрения, согласно которой дальнейший прогресс их науки может быть
связан только с уточнением накопленного знания, с объединением признаваемых
сегодня единственно истинными экспериментальных данных и теоретических.
построений в рамках нескольких фундаментальных принципов. И вот здесь, как
кажется, отчетливо просматривается не только и не столько материализм
естествоиспытателей, сколько стихийность этого материализма. Целая отрасль
знания, океан наблюдательных и экспериментальных данных отвергается, а если
и принимается к рассмотрению, то только с точки зрения Прокруста, ибо как
иначе можно назвать настойчивые попытки втиснуть парапсихологические
феномены в границы современных физических теорий.
Выше уже говорилось о многочисленных попытках объяснения парапсихологических
феноменов в рамках механизма известных взаимодействий. Собственно говоря,
этот подход характерен для всей идеологии изучения феномена жизни в целом,
когда многими учеными высказывается безусловно правильное сомнение в
правомочности сведения жизненных процессов к физико-химическим, а в
большинстве случаев все этими высказываниями и кончается: научная жизнь идет
своим чередом и в конкретной исследовательской работе по-прежнему царит
физикалистский, механистический подход к проблеме живого.
Ни телепатическая связь, устанавливаемая между злектромагнитно
экранированными индуктором и перципиептом, ни явная невозможность
осуществления этой связи посредством электромагнитных волн при наличии
мощнейшего фона, создаваемого современными техническими устройствами, ни
нарушение одного из основных принципов распространения известных форм
энергии с убыванием пропорционально квадрату расстояния, ни многое другое,
установленное экспериментально, ни в коей мере не смущает исследователей,
объясняющих все феномены живого комбинацией действия известных полей".
Упорство, которое могло бы вызывать восхищение, если бы оно не становилось
препятствием на пути познания.
В современной физике понятие поля не может считаться окончательно
определенным в теоретическом плане, но, несмотря на это, этим термином
широко пользуются, понимая под ним некую форму существования материи,
передающую взаимодействие между частицами за счет обмена квантами между
ними. Сегодня известны четыре вида взаимодействий - сильное,
электромагнитное, слабое и гравитационное - и именно в объединении этих
взаимодействий в рамках единого фундаментального принципа физики, со времен
Эйнштейна, видят единственно возможный путь развития своей науки. Трудно,
однако, согласиться с тем, что теория Великого Объединения, если даже она
будет построена, окажется исчерпывающей.
По-видимому, здесь имеет место философская ошибка, о чем еще в 1896 году
говорил Э. Вихерт: "Что касается современной науки, то мы здесь полностью
должны отказаться от мысли, что, проникая все глубже в область малого, мы
достигнем когда-нибудь последнего рубежа. Я уверен, что от этой идеи мы
можем отказаться без сожаления. Вселенная бесконечна во всех направлениях,
не только в большом мире вокруг нас, но и в самом малом. Если мы примем за
масштаб нашу человеческую шкалу и будем изучать Вселенную все далее и далее,
мы, наконец, и в большом и в малом достигнем такой туманной дали, где нам
откажут сначала наши чувства, а потом и наш разум*. Эта же мысль была
несколько позже оформлена в виде блестящего афоризма: "Электрон так же
неисчерпаем, как атом". К сожалению, большинство физиков не восприняло этот,
наверное, бесспорный диалектический принцип, и вся история ядерной физики
неразрывно связана с поисками всевозможных пределов, среди которых далеко не
последнее место занимает поиск предела существования материи.
Экспериментаторы время от времени открывают последнюю, "самую малую"
частицу, а теоретики предсказывают, что в области размеров порядка 10Е-11 см
наступит нелокальность вещества и исчезнут все частицы. Здесь им видится
граница мира, за которой царит непонятно что, - опять вспоминается
шопенгауэровское: "Каждый принимает конец своего кругозора за конец света".
Не говоря уже о том, что установление пределов такого рода имеет мало общего
с диалектикой, сам этот предел получен при помощи манипуляций с физическими
константами, причем, критерием, определяющим порядок этих манипуляций,
являются "соображения размерности".
Складывается впечатление, что современная физика, будучи гораздо более
прогрессивной по сравнению с физикой прошлого века - ведь атомная бомба,
например, существенно прогрессивнее гаубицы Гастингса, - тем не менее
приобрела какую-то странную боязнь бесконечности. С одной стороны, это
можно, видимо, объяснить стремлением к максимальной корректности
математического аппарата современных теорий, когда выражения, содержащие
бесконечность, стараются не рассматривать в связи с заведомым получением в
результате проведенных операций неопределенностей, не доступных для
корректного раскрытия.
С другой стороны, у исследователей вызывает вполне понятное отвращение
"дурная" бесконечность, образующаяся, как известно, в результате
безграничного увеличения или уменьшения количества.
Здесь, наверное, можно заметить, что Гегелем, который ввел понятие "дурной"
бесконечности, был определен и другой вид - истинная, или качественная
бесконечность, отличающаяся, в соответствии с законами диалектики,
скачкообразным изменением наблюдаемых параметров последовательности.
Подобное скачкообразное изменение свойств вещества наблюдается при
масштабах, определяющих границу между химическими и ядерными превращениями.
Не хочется быть злопамятным, но все еще можно найти книги доядерной эпохи,
где с потрясающей уверенностью и убедительностью говорится о принципиальной
недостижимости трансмутации химических элементов: а ведь с той поры прошло
не так уж много лет.
Однако положение в ядерной физике, сложившееся сегодня, никак нельзя назвать
стабильным: идет постоянная и ожесточенная борьба всевозможных теорий,
должных разрешить имеющиеся противоречия, и это обстоятельство само по себе
внушает надежду на динамичное развитие теории и дальнейший прогресс на пути
познания.
Так, например, активное противодействие оказывается одному из основных
постулатов теории относительности - постулату о скорости света как
постоянной, предельной и инвариантной величине. Разрабатывается множество
альтернативных теорий, в создании которых участвует самый широкий спектр
исследователей - от представителей академических кругов, примером чему может
служить Московская университетская школа физиков, до обладающих подчас
весьма солидной теоретической подготовкой энтузиастов, среди которых немало
профессионалов-физиков, перспективы которых на признание в существующей
научной структуре, тем не менее, довольно сомнительны.
Особое место среди разрабатываемых теорий занимают гипотезы, выдвигаемые в
связи с неудовлетворительностью решений биологических проблем при помощи,
аппарата современной физики. Парадоксальность экспериментального и
наблюдательного материала, о которой говорилось выше, определили
максимальную революционность этих гипотез, многие из которых посягают на
самые фундаментальные .представления.
Одним из первых в европейской науке гипотезу о присущем всему живому особом
поле в 1923 году высказал Александр Гаврилович Гурвич, открывший явление
митогенетического свечения клеток; он же предложил и сам термин - биополе.
С тех пор гипотезы о существовании биополя высказывались неоднократно,
однако до последнего времени не предпринималось никаких более или менее
убедительных попыток к определению материального носителя этого поля.
Причины столь медленного по современным масштабам продвижения можно,
наверное, показать на примере судьбы гипотезы В.С. Грищенко-Капари, судьбы
своеобразной и, одновременно, банальной.
Осенью 1944 года, вскоре после освобождения Парижа, туда прибыла советская
военная миссия, в составе которой был офицер В.С. Грищенко, инженер по
образованию. В Париже Грищенко закончил и опубликовал на французском языке
статью, работу над которой он начал еще на родине. В этой статье, а также в
докладе, который его пригласили сделать в одном из самых знаменитых учебных
заведений Франции - в Высшей Нормальной школе Парижского университета,
Грищенко высказал гипотезу, согласно которой "кроме трех известных состояний
вещества, существует четвертое", присущее только живому. "Аналогично трем
другим состояниям, доступным нашему непосредственному восприятию (жидкому,
твердому, газообразному), оно представляет собой сложное вещество, состоящее
из отдельных частиц - атомов и молекул... Весь мир, в том числе и организм
человека, содержит, кроме трех состояний вещества, также и четвертое".
В своих рассуждениях Грищенко исходил из простых и хорошо известных посылок.
Он говорил о том, что пять известных органов чувств человека не могут
исчерпывать всего многообразия окружающего нас мира. "Бели последовательно
уменьшать число наших чувств восприятия - ликвидировать зрение, затем
осязание, обоняние, вкус, слух... Что тогда останется? Эмоции, не правда ли?
Но если эмоции существуют в нас, это значит, что они существуют вообще, в
качестве материального компонента нашего существования. Что же, возникает
тогда вопрос, может явиться носителем наших эмоций? Далее. Логично
предположить, что раз эти процессы эмоционального характера происходят в нас
самих, то они существуют у животных. Ну, скажем, страх или радость у собак.
Более того, есть наблюдения, говорящие о том, что такие процессы "душевного
порядка" происходят и в растительном мире. Как известно, все попытки
определить материальную суть этих процессов, их физическую природу не
привели ни к чему. Возникает вопрос: почему? Ответ на этот вопрос, мне
кажется, может быть единственным: не там искали. Материальную суть эмоций до
сих пор искали в трех привычных нам состояниях материи: в твердом, жидком и
газообразном. И не находили. Ибо, как я смею утверждать, все процессы
"душевного порядка", равно как целый ряд других, необъяснимых современной
наукой явлений - проявлений четвертого, неизвестного нам пока состояния
материи.
Длительное время физика предполагала существование гипотетического эфира в
виде гомогенной среды - совершенно упругой и служащей проводником лучистой
энергии. Мы, базируясь на совершенно отличных соображениях, также пришли к
выводу о существовании эфира, который, однако, должен иметь совершенно
другие свойства: структура эфира должна быть очень сложной, причем его
сложность эквивалентна сложности самой мысли по отношению к любому органу
чувств. Скажем, по отношению к зрению.
Эфир, согласно нашей гипотезе, должен обладать не только уже известными
свойствами, которыми он наделяется в настоящее время физиками, в частности,
проводить лучистую энергию, но и состоять из своих собственных.элементов..."
"Таким образом, базируясь на строго материалистических рассуждениях,
независимо от религии, мы приходим к представлению о существовании
человеческой души...", - писал Грищенко.
И уже здесь, в Париже, самая первая попытка Грищенко найти единомышленников
в научных кругах мгновенно встретила традиционно осторожное отношение ученых
к столь радикальным идеям. В состоявшемся обсуждении доклада Грищенко
убеждали в том, что предложенное им "четвертое состояние вещества" никак не
может быть эфиром, состоящим, как полагал Грищенко, из особых атомов,
которые он позже назвал атомами "икс", а есть не что иное, как не столь
давно открытая плазма, обстоящая, как известно, из обычных атомов,
находящихся в ионизированном состоянии. Следует, однако, признать, что сама
идея о возможности существования в твердых телах при вполне обычных условиях
холодной плазмы была для того времени чрезвычайно смелой и получила
экспериментальное и теоретическое подтверждение только много лет спустя в
работах Р. Бауэрса.
Так или иначе, но о работах Грищенко ничего не было слышно почти двадцать
лет. Только в 1963 году Грищенко закончил свою новую статью, название
которой уже говорит о том, что он, восприняв идею холодной плазмы, тем не
менее остался на позициях необычности этой плазмы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85