Джарел изо всех сил – до боли – прикусила нижнюю губу, и эта боль помогла ей собраться с духом. Она попыталась сосредоточиться на ярком пламени, горевшем вокруг огромной головы Пава. Лишь темным правителям преисподней было ведомо, чего ей следовало ожидать, она приложила все усилия, какие только могла, к тому, чтобы направить языки голубого огня, плясавшие вокруг нее, прямо на пламенную корону величавого идола.
Ей не пришлось долго ждать. Сияющие языки огня, так мягко и нежно обволакивавшие ее тело, оторвались от бархатных складок одежды и метнулись к темному исполину. Покрывшись испариной от слабости, Джарел продолжала внутреннюю борьбу, и вот танцующие языки огня выстроились в дугу и коснулись возвышавшегося над ними черного изваяния.
Словно откуда-то издалека она услышала голос охваченного внезапной паникой Пава:
– Джарел, Джарел! Не надо! Не делай этого!
Ей показалось, что этот крик скорее предостерегал от грозной опасности ее саму, нежели выражал тревогу Пава за собственную судьбу. Но, стремясь завершить начатое дело, Джарел отмахнулась от непрошеной мысли. Теперь всеми ее чаяниями и надеждами управляло страстное желание погасить пламенную корону идола, и она собрала все свои силы, вернувшиеся к ней в тот миг, когда голубые огни оторвались от окутанного бархатом тела, и попыталась мысленно направить их движение наверх, к кольцу золотых огней.
– Джарел, Джарел! – пробивался сквозь туман ее слабости голос Пава. – Остановись! Ты не знаешь…
Его слова утонули в порыве холодного ветра, и в ушах Джарел зашептал, заскулил тонкий далекий голос:
– Тсс! Продолжай! Не слушай его! Не позволяй ему остановить тебя! Он не в силах тронуть тебя до тех пор, пока горит голубое пламя! Продолжай! Продолжай!
И едва не теряя сознание, не видя ничего, кроме мерцавшей дуги голубых огней, она продолжала мысленно приказывать им. Эта дуга удлинялась по мере того, как Джарел вкладывала все больше сил в свое ментальное послание, голубое пламя росло, и вот уже голубые языки коснулись золота пылавшей короны, и в этот миг все вокруг начало погружаться во мрак. Откуда-то из глубины ее сознания донесся низкий густой голос Пава, в котором слышалось отчаяние:
– Джарел, Джарел! Что ты натворила?
Ее душу охватило ликование. В ней пробудилась прежняя ярость, и силы, как горячее вино, растеклись по холодеющим жилам. Она направила всю свою заново обретенную энергию против дьявольского пламени и с торжеством увидела, как оно задрожало. На какой-то миг наступила полуночная тьма, затем опять стали видны огни. Красное пламя перемешалось с голубым, вспыхнуло… И потом – будто небо упало на темную землю – на нее обрушилась абсолютная темнота.
Внезапно ослабев после немыслимых для человеческого существа усилий, она услышала безмерно далекий голос Пава, без слов звавший ее. Черным бархатом ее окутывал беспросветный мрак, и она согнулась под тяжестью этой всепоглощающей темноты. И сквозь эту темноту, сквозь ее почти ощутимую тяжесть голос все призывал, все повторял ее имя. Почти лишившаяся сознания Джарел смутно понимала, что случилось нечто непоправимое. Отчаянно сопротивляясь навалившейся дурноте, она заставила себя прислушаться.
Да, так оно и было – Пав пытался говорить, пытался сказать что-то, что было крайне важным для нее. Однако в его голосе уже не осталось ничего человеческого, он рычал, выл, грохотал во всю свою огромную мощь. Это был голос, сравнимый разве что с ревом свирепого урагана.
– Джарел… Джарел… почему же ты… – и больше ей ничего не удалось разобрать. Слова слились в один мощный рев, который теперь казался ей голосом самой бесконечности. Ее окутала полная темнота, она осталась один на один с этой темнотой, темнота давила на нее так, словно она внезапно оказалась на дне самого глубокого океана.
Но вот в этой ревущей пустоте подул резкий ветер, принесший запах и холод открытого склепа. Джарел попыталась повернуться к ветру лицом и с ужасом поняла, что не в состоянии двигаться. Она ощутила себя крохотной пылинкой, последней частицей жизни в этом всепоглощающем ревущем мраке, тяжесть которого, казалось, должна была вот-вот раздавить ее.
Все направления пропали в кромешной тьме. Ветер беспощадно хлестал ее по щекам, и сквозь набегающие слезы она увидела знакомый белый силуэт. Казалось, где-то только что распахнулась чудовищная дверь, и ледяной воздух подземелий был лишь предвестником повелительницы запретных, кощунственных глубин. Она медленно выплывала из темноты, эта закутанная в незапятнанный тенями саван женщина, и даже тьма была не в состоянии поглотить ее.
Голос белой ведьмы легко прорезал ревущий мрак, и по-прежнему эхо многократно повторяло ее слова, отталкиваясь от стен в каких-то немыслимо глубоких пещерах. Ее лицо казалось ослепительно белым в кромешной тьме, и темные бельма, сквозь которые пробивался леденящий душу огонь, лишь усиливали сияние зловещего черепа. Ведьма смеялась.
– Дура! – презрительно выкрикнула она в лицо Джарел. – Бедная самонадеянная дура! Неужели ты и в самом деле думала, что с нами может сторговаться кто-то, явившийся из другого мира? Неужели ты в самом деле поверила, что Пав – Пав! – мог бы погибнуть? Разве мог понять твой крохотный человеческий мозг, что вся Ромна, которую ты видела, была лишь иллюзией, что человеческое тело Пава не было реальным? Слепая земная женщина со своей крошечной ненавистью и такой же крошечной местью, разве могла бы ты управлять Ромной как королева – Ромной, которая есть сама Тьма? Эта ревущая ночь, которая поглощает тебя, в которой нет ни направлений, ни форм, сплошная ночь без проблеска света – это Ромна! И Ромна – это Пав. Та земля, по которой ты ходила, горы и равнины, которые ты видела, – все это Пав. Пав есть Ромна, а Ромна есть Пав – единое целое, как и то, что он показывал тебе. Трепещи же, потому что, когда я закончу, ты умрешь. Ты умрешь, потому что ни один человек не может жить в настоящей Ромне. Когда в порыве своей глупой мести ты погасила пламя, горевшее над головой Пава, ты решила свою участь. Только благодаря могуществу этого пламени могла ты пребывать в иллюзии относительно Ромны. Только тот огонь помогал Паву создать для тебя ощущение реальности всего, что тебя окружало. Только тот огонь в своем истинно реальном свете позволял тебе воспринимать Ромну и Пава как реальность и сдерживал тяжесть Тьмы, которая могла в один миг сокрушить твою бедную душонку в мягкой бледной оболочке, которую вы называете телом. Сейчас эту тяжесть сдерживает только мой голос. Когда я закончу говорить, когда дыхание могильного ветра коснется тебя, ты умрешь.
Белая ведьма разразилась холодным презрительным смехом, в то время как Джарел продолжала вслушиваться в рев кромешной тьмы, окутывавшей ее. Был ли то действительно голос Пава? Но вот другой, глухой голос, многократно повторявшийся эхом, произнес:
– Но прежде, чем ты умрешь, я хотела бы показать тебе, что ты пыталась уничтожить. Я хотела бы, чтобы ты увидела Тьму, которая есть Пав и Ромна, чтобы ты увидела ее ясно, и ощутила ее мощь, и смогла бы понять, каков мой возлюбленный на самом деле. А ты думала соперничать со мной! Неужели ты со своей человеческой напыщенностью могла бы хоть на одно мгновение вынести всего лишь единственный взгляд на ад, который есть – Пав!
На этом последнем, прозвеневшем, как набатный колокол, слове голос ведьмы смолк, ледяной ветер утих, и во мгле, в черной сплошной мгле, где не было места живой человеческой плоти, с ужасающей ясностью Джарел увидела…
Она увидела Тьму. Это видение лежало за пределами всякого человеческого восприятия, хотя и длилось не более мгновения. Повсюду клубилась, колыхалась и наползала сама на себя оглушительно гремевшая Тьма, чей рев был несравним ни с одним из звуков, знакомых и привычных человеческому уху. В этом аду было слишком жарко. Глаза Пава, некогда представшего перед Джарел в человеческом облике, сверкали и жгли словно два черных солнца, но это было лишь слабым отражением того, что она испытывала теперь. Эта Тьма была воплощением ада, и, испытывая страшнейшее головокружение, Джарел отчетливо поняла, что не в силах более выдерживать эту пытку.
Джарел попыталась закрыть глаза, но Тьма проникала и сквозь опущенные веки, жадно поглощала такое слабое, хрупкое, ничтожное человеческое тело. В следующее мгновение, судорожно цепляясь за островки угасающего сознания, Джарел ощутила некое движение заполнившего собой все пространство чудовищного существа. Это пылающее черным пламенем Ничто прожгло всю ее плоть, и в бесконечном страдании Джарел успела лишь подумать, что ее душа расстается с телом. Но нечто, даже отдаленно не похожее на голос, соприкоснувшись с ее разумом, властно выдернуло ее из пучины небытия. В помутившемся сознании Джарел возникли чужие слова:
– Прости… хотел бы тебя… мог бы любить тебя… но теперь иди… иди быстрее, пока ты еще жива…
Некая сила властвовала над ошеломляющей и оглушающей Тьмой даже сейчас – ибо Тьма была Ромной, а Ромной был Пав, и его повеление подобно вспышке молнии, прорезавшей Тьму от края до края, вытолкнуло строптивую живую пылинку из самого сердца черного ада.
И, безропотно повинуясь этой нечеловеческой мощи, темнота вокруг Джарел расступилась, и ее сменил ослепительный свет, столь же погибельный и неистовый, как и ревущая темнота. Сияние омыло душу и тело Джарел, как солнечные лучи. И вновь свет сменил кромешный мрак, и вновь мрак расступился… Теперь Джарел закружил водоворот сил столь могущественных, что самая их мощь уберегла ее от гибели: она спаслась, как спасается крошечное насекомое, захваченное свирепым ураганом. Сама бесконечность кружила ее…
И вот босые ноги воительницы коснулись чего-то твердого – холодных гладких каменных плит! Не веря собственным глазам, Джарел поморгала, покрутила головой. Вокруг нее высились серые стены часовни замка Джойри, такие знакомые и темные в зыбких лучах рассвета.
Джарел, хозяйка замка Джойри, одетая в привычную кожаную рубаху, стояла на каменных плитах часовни и, скользя взглядом по стенам, драпировкам, алтарю, глубоко вдыхала сладкий воздух своей земли. Глаза ее были полны безмерного изумления и восторга.


Часть V
ЧЕРТОВА ОБИТЕЛЬ

Глава 1

Джарел, правительница славного замка Джойри, резко натянув поводья, остановила своего боевого коня на вершине высокого холма и окинула взглядом открывшуюся перед ней тоскливую болотистую равнину. Вдали темнело некое заброшенное строение. Значит, это и есть Чертова обитель. Много раз пыталась Джарел представить себе замок, заклейменный подобным чудовищным именем, но теперь, когда Чертова обитель предстала перед ней в бледных лучах закатного солнца, в окружении болот, сиявших стеклянистым неживым блеском. Джарел всем своим существом ощутила удивительную точность названия. К замку вела вымощенная камнем дорога. Узкая, некогда проложенная через зыбучие пески ценой сотен человеческих жизней, она извивалась между болотными кочками и упиралась в глухие ворота мрачного замка. Это был единственный путь в Чертову обитель. Видение жуткого замка, проклятого Богом и людьми, посещало леди Джарел почти каждую ночь…
– Его можно найти лишь на закате, моя госпожа, – произнес Гай Гарлотский, и кривая ухмылка перекосила его красивое смуглое лицо. – Он окружен туманами и диким лесом, а в болотах, на которых стоит Чертова обитель, таится древнее колдовство. Недоброе колдовство, если верить легендам. В замок можно было проникнуть только поздно вечером.
Сейчас, все еще медля на вершине холма, Джарел вспомнила насмешку, затаившуюся в черных глазах Гая, и, сжав зубы, шепотом послала ему проклятие. В окружавшем ее вечернем сиреневом, синем, бледно-розовом, желтом мире стояла такая тишина, что она, ощутив смутную тревогу, не отважилась произнести проклятие в полный голос. Но что же остановило ее? Мягко навалившаяся на плечи тишина казалась какой-то странной, неестественной. Ее не нарушали ни пение птиц, ни шелест листвы, ни крики многочисленных болотных тварей. Джарел невольно сжалась под тонкой прочной кольчугой и, пришпорив коня, начала спускаться вниз.
Гай Гарлотский. Гай из Гарлота. Копыта глухо постукивали в такт ее мыслям. Черный Гай со змеиной улыбкой на тонких злых губах, с неуловимым бегающим взглядом темных поблескивающих глаз, с дьявольской красотой – ибо Гай по своей натуре был зол, а душа его была черна, как смертный грех. Казалось, сам Бог отвернулся от Гая в миг его рождения – разве иначе мог бы столь чарующий облик служить оболочкой столь черной, греховной душе?
Ступив на истертые временем камни извилистого неверного пути, скользившего по топкой почве от одного сухого островка до другого, конь под Джарел тревожно заржал, мотая головой. Хозяйка Джойри нетерпеливо дернула поводья и криво усмехнулась.
– Я, как и ты, не хочу ехать туда, – объяснила она коню. – Мой добрый друг, я тоже отправляюсь не по своей воле. Но нам с тобой все же нужно добраться до замка. – И, посылая коня вперед, злым свистящим шепотом она вновь прокляла Черного Гая.
Глухо стучали копыта по изношенным каменным плитам тропы, глухо и тяжело билось сердце Джарел.
Вдали в лучах заходящего солнца неясной, черной, странно высокой тенью вырисовывались очертания Чертовой обители. Последние бледно-желтые лучи щедро заливали печальную равнину, а наверху золотилось закатное небо. И околдованная больной красотой этого тревожащего душу места, Джарел задала себе вопрос, на который не было ответа – в самом деле, мог ли кто-нибудь видеть последнего странника, добиравшегося до замка этой жуткой заброшенной тропой в золотистом свете заката?
Она подумала об этом, потому что ни один, даже самый безрассудный искатель приключений не решился бы направиться в Чертову обитель ради собственного удовольствия. Да и она устремилась сюда через болота и зыбучие пески лишь потому, что нынешним вечером перед ее глазами змеилась улыбка Гая Гарлотского (мерзкая, издевательская улыбка на дьявольски красивом смуглом лице), и еще ее вело вперед тягостное сознание того, что лучшая часть надежных и верных воинов Джарел томилась сейчас в сырых подземельях Гарлота без всякой надежды на освобождение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25