Однажды она удостоилась чести обслуживать горничную самой Мэри Пикфорд, которая пришла в аптеку купить любимый крем знаменитой актрисы.
Но больше всего радовалась Роза при виде того, как весело играют на залитом солнцем газоне ее девочки – вдали от смрадного воздуха Нижнего Ист-Сайда, не рискуя попасть под колеса машины или тележки уличного торговца. Возможно, им так и не придется разбогатеть, зато дети будут здоровее и счастливее – не в последнюю очередь потому, что наконец-то из их жизни ушел Меер Перельман. Каждый вечер Роза садилась на крыльцо своего нового жилища, любовалась закатом и – к своему великому удивлению – вновь ощущала себя женщиной, молодой, полной сил и энергии.
Девочкам тоже, судя по всему, Голливуд понравился. Соня мечтала поступить в местный колледж и стать учительницей; правда, оставался открытым вопрос, где раздобыть деньги на учебу. Что же касается Ханны и Рэчел, то они, как и сама Роза, просто бредили кинематографом. Целыми днями они болтали только об актерской карьере, а Роза как настоящая любящая мать делала все от нее зависящее, чтобы мечты девочек не были напрасны. В свободное от дежурств по аптеке время она ходила с Рэчел и Ханной, одетыми в лучшие платьица и аккуратно причесанными, по окрестным киностудиям. За короткое время они успели побывать в «Метро» – на улице Ромэн, «Плейерс-Лэски» на улице Селма, «Чаплин» на улице Ла-Бреа и «Гриффит» на Закатной. До остальных кинокомпаний Перельманы не добрались, поскольку туда надо было добираться на общественном транспорте, а денег для этого у Розы не было.
Девочки росли похожими на мать – такие же симпатичные, темноглазые, кудрявые. Их очаровательные невинные личики вскоре приглянулись некоторым режиссерам, и они получили «роли» в массовках. Конечно, настоящими ролями назвать это было сложно – надо было просто пройтись от одного фонарного столба к другому, но девочки становились известными. Рано или поздно их могли пригласить на настоящую роль. В Голливуде все было основано на счастливом случае: сегодня ты никто, завтра – звезда первой величины! Как же хотелось Розе, чтобы счастье улыбнулось ей и ее девочкам!
А пока этого не произошло, Розе приходилось зарабатывать хлеб насущный, трудясь в аптеке… Конечно, много здесь не платили, но ощущение того, что удача прячется где-то за углом, не давало унывать. Голливуд вскружил голову Розе.
Ей так нравилось сидеть на пороге своего дома! Время от времени мимо проносился автомобиль, но, как правило, тишину нарушали лишь песни птиц и стрекотание цикад. Соня занималась уроками, а младшие девочки играли с соседскими детьми – чаще всего на четырех акрах Голливудского кладбища.
Роза сидела в лучах заходящего солнца и, прикрыв глаза, предавалась воспоминаниям и размышлениям. Да, наконец-то ей удалось оторваться от опостылевшей жизни с Меером. Да, она находилась сейчас в нескольких тысячах миль от него и нисколько не сожалела об этом. Но тысячи миль отделяли Розу и от другого человека, по которому она страшно скучала. Имя этому человеку было Мисси О'Брайен. Конечно, Роза и мечтать не смела о такой головокружительной карьере, как у Мисси, но она не жаловалась на судьбу – по крайней мере, она обрела покой.
Откинувшись на спинку плетеного кресла, Роза прикорнула… Сквозь сон она услышала звук чьих-то шагов. Потом до ее ушей донесся до боли знакомый голос:
– Ну, наконец-то! Как хорошо, что я нашла тебя, Роза!
Сначала Роза подумала, что это ей снится – как могла оказаться здесь, в Голливуде, Мисси? Но это был не сон: лучшая подруга стояла здесь, на пороге ее дома. Выходит, она находилась не в тысячах миль от Калифорнии. Розе в глаза светило заходящее солнце, и она не могла рассмотреть лица Мисси, но она и так понимала, что нежданная гостья улыбается.
– Мисси! – воскликнула Роза, вскакивая с кресла. – Какая неожиданность! Как я рада видеть тебя!
Подруги обнялись и расплакались от радости.
– Ну, рассказывай! – проговорила наконец Роза. – Ты, наверное, самая счастливая женщина на свете. Какими судьбами в Голливуде.
– Какое там счастье! – вздохнула Мисси. – Моя жизнь в этом замке оказалась самым настоящим кошмаром! Я просто сбежала оттуда. Теперь у меня никого не осталось, кроме тебя, Роза, вот я и решила во что бы то ни стало тебя найти. Эта наглая девица, которая живет сейчас с Меером, сказала мне, что ты уехала в Голливуд…
– Как же ты меня здесь нашла? – поинтересовалась Роза.
– Очень просто. Твои дочки ведь должны ходить в школу, не так ли? Вот я и обошла все местные школы – не так-то уж много их оказалось в Голливуде – выясняя у учителей, нет ли среди учениц девочек по фамилии Перельман. Вот видишь, я могла бы работать в полиции, – засмеялась Мисси.
– Выходит, ты уже знаешь, что стряслось со мной, – вздохнула Роза. – Ладно, это все неинтересно. Расскажи лучше все по порядку о себе.
Мисси кивнула.
– Обязательно расскажу, но сначала ответь мне на один вопрос, что с Зевом? Он здесь, в Голливуде?
Роза пожала плечами.
– Куда-то пропал. Никто о нем не слышал. Может, вернулся в Нью-Йорк и снова стал ростовщиком?
– Мне бы очень хотелось его увидеть, – с печалью в голосе проговорила Мисси. Она сама не ожидала, что так расстроится, узнав, что Зев куда-то запропастился. Ведь он, как, впрочем, и О'Хара, стал частью ее жизни. Ей было больно терять этих людей.
– Ну что ж, – сказала она после небольшой паузы. – А сейчас я расскажу о том, что произошло со мной. Знаешь, Роза, раньше я многое не договаривала. Сейчас пришло время раскрыть все карты.
Роза внимательно слушала рассказ Мисси, а потом совершенно спокойным тоном, как будто речь не шла о жизни и смерти подруги, произнесла:
– Ну, и что же ты собираешься предпринять? Мисси не знала, что ответить:
– Я и сама не знаю, Роза. Мне было просто необходимо отыскать тебя. У меня есть чуть больше двух тысяч долларов. Может быть, мне удастся найти работу.
– Две тысячи долларов! Да весь этот дом стоит гораздо дешевле! – Роза на секунду задумалась и вдруг воскликнула:
– Мисси! У меня, кажется, есть идея!
Роза и Мисси остановились под вывеской «Меблированные комнаты «Розмонт». Это заведение было расположено на Фаунтин-авеню, между улицами Ла-Бреа и Сьюард. Поблизости находилось около дюжины киностудий, и поэтому меблированные комнаты могли бы сгодиться как временное пристанище актерам, искавшим работу. В обшарпанном деревянном домике было шесть двухкомнатных и две однокомнатные квартиры. Помимо этого во дворе имелся небольшой сарайчик-бунгало.
Девушкам сразу же понравилось это заведение, и они решились на смелый шаг – купили его. Они долго приводили в порядок холл, превратив его в уютную гостиную с ломберным столиком, пианино, виктролой, несколькими подержанными стульями и чайным столиком. Большая застекленная дверь вела из гостиной на деревянное крыльцо, вполне заменившее террасу; с него открывался прекрасный вид на аккуратненькие оштукатуренные домики на другой стороне улицы. Впрочем, Фаунтин-авеню улицей можно было назвать лишь условно – она, скорее, смахивала на тихую проселочную дорогу, обсаженную чахлыми деревцами.
Сами новоиспеченные хозяйки поселились в маленьком бунгало, расположенном на заднем дворе «Розмонта». Девочки разместились по двое в двух комнатах, а Мисси и Роза даже позволили себе роскошь иметь по собственной комнате.
Мисси предложила Бэле оплатить ей дорогу до Восточного Побережья и выдать впридачу жалованье на три месяца вперед, но верная няня наотрез отказалась покидать Азали. Она поселилась в небольшой комнатке за кухней «Розмонта». Более того, хозяйки заведения даже официально взяли ее на работу на должность экономки… Правда, жалованья она временно не получала.
Что касается верного пса Виктора, то ему выделили отличный тенистый уголок на парадном крыльце.
Единственное неудобство заключалось в том, что постояльцы не спешили поселиться в меблированных комнатах, а деньги были на исходе.
– Нам нужна реклама, – заявила Мисси, с некоторой тревогой глядя на Розу. – Давай поручим девочкам написать от руки несколько десятков листовок и расклеить их у дверей киностудий.
Девочки отлично справились с заданием. Уже через два дня в двери «Розмонта» постучался первый постоялец– веселый круглолицый молодой человек в толстых очках. Звали его Дик Неверн, он искал работу режиссера. Дик выбрал самую маленькую однокомнатную квартиру и заплатил деньги за месяц вперед. Когда он расплачивался, Роза обратила внимание, что в бумажнике у молодого человека почти не осталось денег.
Поскольку Дик был их единственным постояльцем, девушки решили, что он может столоваться вместе с ними, и вот за каждой трапезой Дик стал развлекать их рассказами о ленивой, неспешной жизни среди пшеничных полей Оклахомы, его родного штата, о том, как каждому жителю небольшого городка, откуда он был родом, с самого рождения был предопределен жизненный путь: кирпичное здание школы – танцплощадка для подростков – работа на семейной ферме – женитьба на соседской девушке – кресло-качалка на крыльце, широкополая шляпа, соломинка во рту и рой назойливых мух.
– Почему же вы решили стать режиссером? – поинтересовалась Мисси.
Дик снял очки, тщательно протер их и, уставившись на Мисси своими близорукими глазами, протянул:
– Там, среди бескрайних равнин Оклахомы, я понял, как надо смотреть на вещи. Понимаете, это ничем не ограниченное пространство… эти горизонты… Они нисколько не подавляют. Наоборот, именно на фоне этих широких просторов каждый отдельно стоящий предмет– будь то дерево или дом – приобретает особое величие, особую значимость. Я уже столько раз проиграл в уме все съемки, что все эффекты мистера Гриффита представляются мне детской игрой. Вот с артистами дело потруднее… Мне вообще сложно общаться с незнакомыми людьми.
– Не беспокойтесь, – перебила его Мисси, – с этим у вас проблем не будет.
– И как скоро вы собираетесь затмить Гриффита? – поинтересовалась Роза. Для нее это был отнюдь не праздный вопрос – совладелице «Розмонта» хотелось знать, платежеспособен ли ее единственный постоялец.
– В моем распоряжении три месяца, – ответил молодой человек. – На большой срок у меня не хватит денег. – Он надел очки на нос, широко улыбнулся Розе и добавил: – А вы что, полагаете, этого срока окажется мало?
Роза глубоко вздохнула; меньше всего ее воодушевляла перспектива заселить «Розмонт» юными мечтателями с пустыми карманами. Впервые за последние несколько недель она усомнилась в правильности своего выбора– может быть, не стоило вкладывать деньги в это заведение?
Как бы то ни было, но постояльцы постепенно заполняли меблированные комнаты – уже через две недели после вселения Дика Розе пришлось вывесить у входа табличку «Мест нет».
Жителями меблированных комнат были, в основном, молодые люди, приехавшие в Голливуд попытать счастья.
Среди них были две близняшки – Лилиан и Мэри Грант; очаровательные девятнадцатилетние блондинки прибыли сюда из Стэмфорда, штат Коннектикут, в сопровождении матери, миссис Виноны Грант, которая, едва поднявшись на порог «Розмонта», сообщила Розе и Мисси, что ее дочери – «самые настоящие юные дарования. Ведь они с шести лет учились в Барриморской школе мимики и танца…»
Поселилась в «Розмонте» и двадцатилетняя Милли Треверс из Де-Муана – ее чемодан был до отказа забит старыми номерами журнала «Фотоплей», а ее прелестная рыжая головка – мечтами; низенький молодой человек из Нью-Арка, штат Нью-Джерси, по имени Бен Соломон– он мечтал стать великим комиком, как Гаральд Ллойд, и по дороге в Голливуд зарабатывал на жизнь выступлениями в придорожных клубах. Был среди постояльцев и сорокалетний Маршалл Мейкпис – за свой долгий актерский век он успел выступить чуть ли не во всех театрах от Бродвея до Сан-Франциско; при виде Мисси он долго и тщетно пытался вспомнить, где же он мог раньше встречать эту девушку.
И, конечно же, одними из самых приятных постояльцев были очаровательные Рут Д'Або, Мари Мюльвэн и Луиза Хансен из шоу Мака Сеннета «Прекрасные купальщицы». Пожалуй, только от них хозяйки могли с некоторой уверенностью рассчитывать получить плату – сам Мак Сеннет торжественно заявил Розе, что он как работодатель за «купальщиц» ручается.
Жизнь в обшарпанном пансионе била ключом. Мисси забыла на время о ЧК и Арнхальдте, а Роза – о Меере. Кроме того, доходы от содержания «Розмонта» позволяли кое-как сводить концы с концами, и, хотя в золоте молодые хозяйки не купались, это их мало огорчало. Что же касается девочек, то они относились к постояльцам как к членам одной большой и веселой семьи.
Восьмилетняя Азали, правда, все еще скучала по рыжему пони и просторной детской в Хаус-Арнхальдте; за два с половиной месяца жизни в замке она успела привыкнуть к тому, что, стоит лишь чего-то захотеть, и десяток слуг мгновенно бросятся выполнять прихоть маленькой хозяйки. Она успела привыкнуть к новому сводному братику Оги, который, вернувшись из школы, начинал с ней играть. Но сейчас ей снова было хорошо и весело с Рэчел и Ханной. Они возвращались из школы, неся под мышкой книги, и, едва переступив порог, кидались с расспросами, не удалось ли кому-нибудь добиться за этот день кинематографических успехов.
Больше всех любила маленькая Азали близняшек. Каждое утро Лилиан и Мэри в сопровождении матери спускались к завтраку. Миссис Грант строго следила за тем, чтобы дочки не съели лишнего – благо, выбор, особенно сладкого, был весьма богатым – Бэла трудилась на славу.
– Помните о фигуре! – строго говорила она, перехватывая взгляды девушек, устремленные на медовые коврижки.
– Подумайте о цвете лица! – ворчала она, отодвигая подальше шоколадный торт. – Вы никак не хотите понять, что одно дело – быть просто талантливыми девушками, а совсем другое – кинозвездами.
Заморив червячка стаканом апельсинового сока, сухарями и свежими фруктами, сестры Грант отправлялись по киностудиям. Во второй половине дня они возвращались домой – уставшие и понурые:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80