) Несколько минут он выкрикивал мое имя, искал меня, но так и не увидел никаких следов.— Когда я прыгнул в воду, — извиняющимся тоном объяснил он, — ты все еще сидел на корме лодки, и я подумал, что катер, должно быть, ударил тебя, и решил, что ты уже погиб, раз нигде в море тебя не видно.Он поплыл, продолжал Арне свой рассказ, но, зная о приливах и отливах и розе ветров гораздо лучше, чем я, выбрал прямо противоположное направление. Недалеко от берега его подобрала маленькая, спешившая домой рыбачья лодка, у которой уже почти не оставалось горючего, чтобы снова идти в фьорд искать меня. Рыбаки доставили его в небольшой городок, где он сразу же сообщил о моем исчезновении. Там же он нанял лодку, на которой вернулся в Осло.Моя история была настолько похожей на его, что могла быть рассказана в двух предложениях. Я доплыл до острова, и два человека на лодке помогли мне добраться до Осло.Арне долго рылся среди бумаг, в беспорядке наваленных в шкафу, и наконец с торжествующим видом вытащил карту. Разложил ее на столе и показал на самую широкую часть фьорда, где катер раздавил нашу маленькую лодку.— Худшее из всех возможных мест! — воскликнула Кари. — Почему вы так далеко забрались?— Ты же знаешь меня. — Арне свернул и спрятал карту. — Люблю движение.— Ты хочешь сказать, что не любишь, когда за тобой следят. — Кари снисходительно улыбнулась.Арне воспринял ее слова с озадаченным видом, но мания преследования так и выпирала из него, будто Гулливер из толпы лилипутов.— В полиции меня спрашивали, не заметил ли я название катера, — сказал я.— Ты заметил? — удивился Арне.— Нет, — я покачал головой. — А ты?Арне начал моргать, как обычно, когда простейший вопрос вызывал безумную паузу и будто отправлял его на дно фьорда за консультацией. Наконец он нашел ответ:— Я тоже не заметил.— По-моему, на катере вообще не было названия, — решил я.Они оба с удивлением взглянули на меня.— Там должно быть название, — возразила Кари.— Нда-а? У меня такое впечатление, что не было. Ни названия, ни регистрационного номера, ни порта приписки. Вероятно, у вас в Норвегии это и не требуется.— Нет, почему же? — Кари явно недоумевала. — У нас все это тоже есть.Арне ненадолго задумался, но не моргал, потом пояснил:— Катер шел слишком быстро и прямо на нас. Конечно, на нем было название, мы просто не успели разглядеть. — Он словно бы поставил точку, дескать, тема исчерпана и больше не представляет интереса. Я кивнул в знак согласия, хотя остался абсолютно убежден, что на черном корпусе, кроме черной краски, никаких знаков не было. Неужели в этой части Северного моря такое раздолье контрабандистам, подумал я, но вслух сказал:— Жаль. Ты мог бы потребовать компенсацию за лодку.— Она застрахована, — ответил Арне. — Пусть это тебя не тревожит.— Позор, что катер не остановился. — Кари не могла успокоиться. — Они должны были почувствовать удар. Даже большой тяжелый катер, как Арне описывал его, не может раздавить лодку и не заметить.Сбил и удрал, мелькнула беззлобная мысль. Так бывает на дорогах, а почему не может случиться на воде?— Арне боялся, что вы не умеете плавать.— В бассейне, от бортика до бортика, — усмехнулся я. — На такие длинные дистанции раньше я и не пытался.— Вам повезло, — серьезно заметила она.— Арне тоже. — Я задумчиво разглядывал его: ведь он лет на десять старше меня, ему же пришлось тяжелее.— Ох, нет, Арне прекрасный пловец. Он спортсмен, и во многих видах. Он сильный, выносливый. — Кари иронически улыбалась, но гордость жены явно чувствовалась. — Он постоянно выигрывает лыжные кроссы через всю страну.В нише холла я заметил несколько пар лыж, теннисные ракетки, рыболовные снасти, горнолыжные ботинки и с полдюжины теплых курток вроде той красной, что утонула. Полная экипировка для человека, любящего движение.— Вы ели? — вдруг спросила Кари. — Я имею в виду, после плавания. Подумали, что надо поесть? Я покачал головой.— Я беспокоился об Арне.— У Арне тоже не было аппетита. — Она, улыбаясь, встала и посмотрела на часы. Без десяти десять. — Сейчас я принесу что-нибудь вам обоим.Арне откровенно любовался ею, пока она не скрылась в кухне.— Что ты думаешь о ней, охо-хох? Какая красивая! Обычно мне не нравятся мужчины, которые приглашают повосхищаться своими женами, будто это их собственность, вроде машины или дома. Но я многое прощал Арне в, тот вечер.— Да, — подтвердил я гораздо искреннее, чем во многих подобных случаях. И Арне понимающе подмигнул.— Еще вина, — предложил он, резко встал и наполнил наши бокалы.— У тебя и дом красивый, — заметил я. Он удивленно окинул взглядом гостиную.— Это Кари. Она... Это ее работа. Она дизайнер по интерьерам. Квартиры. Офисы. Отели. Ну и все такого рода.Их гостиная была отделана натуральным деревом на белых гладких стенах. Большие лампы с пергаментными абажурами окрашивали в теплый золотистый цвет обивку мебели, стилизованную под рогожу, и разбросанные, будто небрежно, яркие подушки. Смешение продуманности и случайности каждой детали обстановки создавало уют и впечатление наполненности жизни. Чересчур аккуратные квартиры всегда подавляли меня, в доме у Кристиансенов все было так, как мне нравилось.Арне принес мне наполненный бокал и сам устроился напротив, поближе к пылающему камину. Вязаная шапка больше не скрывала волосы, и я заметил, что он поседел и стал выглядеть очень представительно.— Завтра, — сказал я, — если возможно, мне хотелось бы встретиться с председателем комитета.Арне недоумевающе взглянул на меня, будто забыл о настоящей цели моего визита.— А-а-а. — Он немного поморгал. — Завтра суббота. В воскресенье Большие национальные скачки. Он будет на скачках в воскресенье.Слова Арне означали, что нельзя портить человеку день из-за какого-то проворовавшегося жокея. Я пожал плечами и согласился перенести встречу на воскресенье.— Тогда, может быть, завтра мне съездить к Гуннару Холту?По какой-то причине мое предложение отнюдь не вызвало у Арне радости, он долго не отвечал, что-то бормоча. По отдельным словам я догадался, что он хотел завтра на весь день отправиться на рыбалку и боялся, что я попрошу его поехать со мной.— Гуннар Холт говорит по-английски? — спросил я.— О-о, да.— Я поеду к нему сам.Он одарил меня сияющей улыбкой и тут же вскочил, чтобы помочь Кари, которая появилась с нагруженным подносом. Она принесла кофе и сандвичи с креветками, сыром и ананасом. Мы их съели до последней крошки.— Вы должны прийти к нам еще, — сказала Кари, — я приготовлю настоящий обед.Арне горячо поддержал ее приглашение и открыл еще одну бутылку вина.— Великий маленький повар, — с чувством собственника заранее оценил он кулинарное искусство жены.Великий маленький повар откинул назад густые светлые волосы, и они рассыпались по длинной элегантной шее. У нее был благородный овал лица и на щеке три маленькие коричневые родинки, будто небрежно брошенные веснушки.— Приходите в любое время, — еще раз пригласила она. * * * Я вернулся на такси в отель и только через час с трудом заснул. Утром проснулся в семь, чувствуя себя как боксерская груша. Принимая ванну, я заметил в зеркале на левом плече темно-малиновый кровоподтек размером с тарелку — воспоминание о столкновении с катером. Вдобавок от вчерашнего чрезмерного напряжения ныла каждая мышца. Дэйвид Кливленд явно не годился в чемпионы по плаванию.Ванна, завтрак и костюм не улучшили настроения, не добавил бодрости и звонок Гуннару Холту.— Приезжайте, если хотите, — проворчал он. — Но мне нечего вам сказать. Вы напрасно потратите время.Как и все следователи, которые тратят уйму времени, слушая людей, которым нечего сказать, я, разумеется, поехал. У него была конюшня, примыкавшая к скаковой дорожке, и агрессивные манеры.— Вопросы, вопросы, — сердито бормотал он, — а говорить-то не о чем.Я расплатился с водителем такси.— Не надо было отпускать такси, — заметил он, — вы же скоро поедете назад.— Я могу вернуться поездом, — улыбнулся я.— Вы не похожи на официального представителя Жокейского клуба. — Он с ухмылкой разглядывал меня.— Буду очень признателен, если вы покажете мне своих лошадей, — сказал я. — Арне Кристиансен говорил, что у вас хорошие скакуны, и они в этом году выиграют много призов.Естественно, он сразу расслабился и жестом показал на большое строение, расположенное на противоположной стороне утопающего в грязи двора, куда мы и направились. Он в высоких резиновых сапогах, я в начищенных ботинках. Всем своим видом он показывал, что мне не стоило приезжать без соответствующей экипировки. Гуннар Холт, маленький крепыш средних лет, был типичным тренером, который прекрасно ладил с лошадьми и, как я догадывался, гораздо хуже с их владельцами. На английском он говорил с ирландским акцентом.Конюшня состояла из двух рядов стойл, повернутых «лицом» к широкому проходу посередине. Больше чем из половины дверей выглядывали лошадиные морды, и три или четыре конюха несли ведра с водой и корзины с сеном.— Лошади только что вернулись с тренировки, — объяснил Гуннар Холт. — Мы тренируем их на песчаном покрытии скаковых дорожек. — Он открыл дверь первого в левом ряду стойла. — Этот парень завтра будет участвовать в Больших национальных. Видите его плечи? Великолепный экземпляр.— Боб Шерман победил на нем в тот день, когда исчез, — заметил я.Гуннар Холт без слов сердито взглянул на меня и вошел в стойло. Он осмотрел ноги лошади, в ней была не столько порода, сколько сила и характер. Крепкий орешек. Гуннар вернулся ко мне, вроде бы удовлетворенный осмотром.— Откуда вы знаете? — спросил он.Вряд ли я кому-нибудь поврежу, если отвечу.— Арне Кристиансен дал мне список последних скачек Боба Шермана в Норвегии. Он считает, что на этой вашей лошади Боб мог бы выиграть Большие национальные скачки, и, если бы у Шермана была хоть капля здравого смысла, он бы приехал на эти скачки и украл бы их денежный фонд, то есть самый большой из всех.— Да, это правда. — Холт разрешил себе чуть усмехнуться.Мы продолжали обход конюшни, восхищаясь каждым ее обитателем. Там было лошадей двадцать, три четверти из них участвовали в гладких скачках, а не в стипль-чезе. И хотя все они прекрасно выглядели, ни одна не победила бы в Англии на более-менее приличных соревнованиях. Но по их виду и порядку в конюшне я сделал вывод, что Холт знает свое дело.В дальнем конце здания, отделенном от конюшни, жили конюхи. Холт решил показать мне и это помещение. Спальню, умывальную, кухню.— Боб много раз останавливался здесь, — сказал Холт.Я окинул взглядом большую комнату: полдюжины двухъярусных коек, дощатый пол без ковра, грубо сколоченный деревянный стол и такие же стулья. Большая коричневая кафельная плита и окна с двойными рамами, завешанные похожими на одеяла занавесками, обещали защитить от будущих морозов. Несколько календарей с фотографиями девушек и детей украшали стены. Ничего похожего на номер в «Гранд-отеле».— Боб останавливался здесь?— Он считал, что здесь вполне прилично, — пожал плечами Холт. — И он экономил, не тратя на отель. Ведь правильно? И в этом нет никаких нарушений.— Все правильно, — подтвердил я. Холт помолчал.— Иногда он останавливался у владельца.— У какого владельца?— Ну-у... у того, кому принадлежит Уайтфайер. У Пера Бьорна Сэндвика.— И много раз?— Какое это имеет значение, сколько раз? — рассердился Холт. — Ну, может, два раза. Да, точно, два раза. Но не в последний приезд, а раньше.— А вообще часто Боб приезжал?— Раз шесть. Или семь... Или восемь.— Этим летом?— В прошлом году он не приезжал, если вы это имеете в виду.— Ему нравилось работать здесь?— Конечно, нравилось. Всем британским жокеям, которых приглашают, нравится. Понимаете, здесь хорошо платят.— Что значит хорошо?— Ну, им оплачивают проезд, жилье и другие расходы. Призовые деньги. Кроме того, гонорар за участие в скачках.— Комитет платит за участие в скачках?— Не совсем так. Ну-у... комитет платит жокею, но собирает эти деньги у владельцев, с чьими лошадьми жокей работает.— Получается, что владелец оплачивает все: проезд, жилье, участие в скачках, процент от выигрыша и так далее. Правильно я понял?— Правильно.— А что делают, если, получая все это, жокей мухлюет в своем заезде?— Владелец больше никогда не пригласит его работать, — с убийственной серьезностью ответил Холт.Мы вышли из конюшни и снова пошлепали по грязи. Сегодня дождя не было, но казалось, он вот-вот начнется, и в воздухе висел туман.— Зайдемте в дом, — предложил Холт. — Выпейте кофе перед тем, как пойдете на станцию.— Великолепно, — согласился я.Дом, маленькое деревянное бунгало, украшали тюлевые занавески и горшки с геранью на каждом подоконнике. Плита уже топилась, сбоку стоял оранжевый эмалированный кофейник. Гуннар взял на полке, висевшей над столом, две глиняные кружки и пакетики с сахаром.— А Боба Шермана владельцы стали бы снова приглашать работать? — спросил я.Он наливал кофе, помешивая его белой пластмассовой ложкой.— Пер Бьорн Сэндвик пригласил бы. И Свен Ван-ген. Это владелец гнедой кобылы, что в дальнем конце конюшни. — Он помолчал. — Есть еще Рольф Торп. Боб проиграл скачки в тот день, когда приехал. А Рольф Торп считал, что лошадь могла бы победить.— А он бы пригласил?— Лошади не машины. — Пожал плечами Холт. — Понимаете, я не тренирую лошадей Рольфа Торпа. Поэтому откуда мне знать, пригласил бы он или нет.— А кто их тренирует?— Пол Сандби.— Рольф Торп будет завтра на скачках?— Естественно, — ответил Холт. — Он выставил фаворита на Большие национальные.— А вы? Вы пригласили бы Боба опять работать для вас?— Конечно, — без колебаний ответил он. — Боб хороший жокей. Он прислушивается к тому, что говорят ему о лошади. Он работает головой. Его бы столько раз не приглашали, если бы он был плохим жокеем.Дверь без стука приоткрылась, и один из конюхов всунул голову. Светловолосый парень лет двадцати пяти в вязаной шапке с помпоном.— Гунни, — сказал он, — не посмотрите кобылу, которая кровила, вроде она собирается рожать.Тренер пообещал, что через минуту придет, и голова с помпоном скрылась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26