И лишь перед самым стартом, когда на лицах прочих жокеев появилась привычная напряженная сосредоточенность, Пайпер наконец включился. Пульс ускорился почти вдвое, мозг лихорадочно заработал.
«Вот оно! — подумал Пайпер. — Еще полминуты — и я заработаю себе лишние десять тысяч долларов. А потом и еще».
Он опустил защитные очки, собрал повод, перехватил поудобнее хлыст. Справа от него стоял Пинсер-Мувмент, слева — Салад-Бэул, и, когда кабинки отворились, Пайпер устремился вперед вместе с ними, пере неся вес на холку лошади и привстав на стременах, склонившись головой почти к самой гриве Кринкл-Ката.
Проносясь в первый раз мимо трибун, Пайпер старался держаться в основной группе, сделавшись как можно более неприметным. Когда миновали поворот, он все еще тихо ехал в середине и не делал ничего особенного. Но когда лошади оказались в дальнем конце скаковой дорожки, Пайпер принялся отрабатывать свое маленькое состояние.
Никто, кроме самого Пайпера Боулса, не знал и никогда не узнает, что произошло на самом деле. Никто не мог заметить, как он резким рывком натянул левый повод и дал Кринкл-Кату правый шенкель. Бешено несущаяся лошадь повиновалась этим указаниям, рванулась влево и врезалась в лошадь, скачущую рядом.
Рядом по-прежнему скакал Салад-Бэул. От удара Салад-Бэул отлетел, врезался в лошадь, которая была слева от него, пошатнулся, потерял равновесие и упал. Две лошади, скачущие позади, тоже упали.
Но Пайпер Боулс назад не оглядывался. Из-за рывка и столкновения они отстали настолько, что Кринкл-Кат этого нипочем бы не наверстал даже в лучшие свои времена. Остаток дистанции Пайпер прошел в точном соответствии с инструкциями и пришел двенадцатым.
Из ста сорока тысяч зрителей, присутствовавших на Черчилл-Даунс, лишь небольшая горстка могла видеть то, что произошло на дальнем конце скаковой дорожки. Внутри скаковой дорожки возвышались какие-то постройки и толпился народ. Так что люди, стоявшие на нижних ступенях трибун, не могли видеть столкновения. Но из ложи прессы, расположенной на самом верху, видно было прекрасно. Репортеры тут же бросились к телефонам, сообщить новость в свои редакции. Ложа загудела, как растревоженный улей.
Фред Колье, стоявший на галерее, смотрел на фоторепортеров, которые спешили увековечить победителя, Пинсер-Мувмента, и кисло размышлял о том, что хорошо было бы сфотографировать и второго фаворита, Салад-Бэула, когда он падал. Фред посмотрел, как победителя украшают гирляндами темно-алых роз, полюбовался вручением призов, потом ушел в ложу — там по телевизору показывали повтор скачки. Падение Салад-Бэула показали спереди, сзади, сбоку, в замедленном повторе и рядом стоп-кадров.
— Гляди-ка, — сказал Клэй Петрович, указывая пальцем через плечо Фреда, — это все произошло из-за Кринкл-Ката. Вот, смотри, он толкнул Салад-Бэула… Видишь? Так что это Кринкл-Кат во всем виноват.
Фред Колье сел на свое место и тупо уставился на клавиатуру компьютера. Кринкл-Кат… Кринкл-Кат… Что-то такое он про него слышал. Фред раздумывал минут пять, но так и не вспомнил.
В ложу прессы поступили первые детали и высказывания. Упавшие жокеи потрясены случившимся, но никто не пострадал. Лошади тоже остались целы. Распорядители в растерянности. Проводят расследование и в который раз просматривают то, что было заснято следящей камерой. У Пайпера Боулса могут временно отобрать лицензию, но это маловероятно — во время Дерби на неаккуратную езду обычно закрывают глаза. Пайпер Боулс сказал только: «Кринкл-Кат внезапно рванулся в сторону. Я этого не ожидал и не смог предотвратить столкновения с Салад-Бэулом». Большинство ему поверило.
Фред Колье подумал, что, пожалуй, стоит начать писать статью. Чем раньше начнешь, тем скорее можно будет выпить. А выпить хотелось ужасно. Прислушиваясь вполуха, чтобы не пропустить какой-нибудь свеженькой информации, он принялся бойко описывать с точки зрения очевидца инцидент, который он едва видел. Перечитывая написанное, Фред заметил, что статья начинается словами: «Диверсия с Кринкл-Катом изменила весь ход скачки».
«Диверсия»? Он вовсе не собирался этого писать! Хотя… Фред нахмурился. В голове вертелись другие слова, такие же бессмысленные. Он опустил руки на клавиатуру и напечатал:
«Это будет стоить дорого… десять тысяч сверху… старыми купюрами… половину вперед…»
Фред уставился на напечатанное. Наверное, он все это сочинил. Или ему приснилось. Да, либо одно, либо другое.
Сон. Ну да, конечно. Теперь он вспомнил. Ему снилось, что двое людей договаривались об исходе скачки, один из них был Мариус Толлман, а потом Толлман пропыхтел что-то насчет диверсии с Кринкл-Катом.
Фред Колье расслабился и улыбнулся нелепости этой идеи. Но уже в следующую секунду понял, что то был вовсе не сон. Он слышал, как Мариус Толлман и Пайпер Боулс замышляли диверсию с Кринкл-Катом, и забыл об этом, потому что был пьян. Ну ничего, неуверенно сказал себе Фред, теперь-то он вспомнил, так что все в порядке.
Нет, не все. Если случай с Кринкл-Катом был диверсией, то в чем тут дело? Может, если подождать немного, это тоже всплывет у него в памяти?
Волдырь Шульц истратил деньги Фреда Колье на два хот-дога, мятный джулеп и пять ставок на тотализаторе. Все пять проиграли. Но зато ему удалось спереть еще три бумажника и дамский кошелек — всего сто девяносто четыре бакса. Не слишком урожайный денек. Пожалуй, на будущий год сюда приезжать не стоит.
Мариус Толлман деловито обходил окошечки тотализатора. Распорядители вызвали к себе жокеев, замешанных в инциденте с Салад-Бэулом.
Солнце клонилось к закату. Толпа, разгоряченная, усталая и помятая, начала расползаться. Духовой оркестр удалился. Лоточники, торгующие сувенирами, начали складывать товар. Пинсер-Мувмента сфотографировали в тысячный раз, а из конюшни вывели участников последней, десятой, наименее интересной скачки дня.
Пайпер Боулс стоял у комнаты распорядителей, ожидая, пока его позовут внутрь. Но у Мариуса Толлмана были превосходные посыльные, и пакет, переданный им, благополучно вручили Пайперу. Пайпер Боулс кивнул и сунул пакет в карман. Представ перед распорядителями, он разыграл представление, достойное Голливуда.
Фред Колье стиснул голову руками, пытаясь вспомнить. Выпить бы — и голова сразу прояснится. Диверсия… Кринкл-Кат… Амбереццио…
Стоп! Фред вскинул голову. При чем тут этот Амбереццио? «Ну ладно, значит, Амбереццио».
— Клэй, — спросил он, развернувшись на стуле, — ты знаешь лошадь, которую зовут Амбереццио?
Клэй Петрович покачал головой:
— В первый раз слышу.
Фред спросил еще нескольких коллег, перекрикивая гам, царящий в ложе, не слышали ли они о лошади по кличке Амбереццио. Наконец кто-то ответил:
— Амбереццио — это не лошадь! Это начинающий жокей.
«Другого нельзя. Амбереццио весь из себя честный».
Фред Колье вскочил, опрокинув стул. По радио объявили, что через минуту будет дан старт последней скачки.
— Одолжи сотню, будь другом! — сказал Фред Клэю. Клэй, знавший о пропавшем бумажнике, дружески улыбнулся и не спеша полез за деньгами.
— Поскорей, бога ради! — воскликнул Фред.
— Ладно, ладно.
Клэй протянул ему сотню долларов и вернулся к работе.
Фред Колье схватил свою программку скачек и принялся пробиваться через расходящуюся толпу к окошечку тотализатора, расположенному на том же этаже, что и ложа. По дороге он листал страницы. Десятая скачка. Возвращение домой, после скачки все лошади продаются, восемь участников… Фред пробежал глазами список участников и нашел то, что искал.
Филип Амбереццио. Едет на лошади, о которой Фред Колье никогда не слышал.
— Сто на номер шесть! — быстро сказал он. Ему выдали билетик, и окошечко закрылось. Сотрясаемый легкой дрожью, Фред снова пробился через толпу и вышел на галерею. Он был единственным репортером, смотревшим эту скачку.
Он восхищался тем, как жокеи все это устроили. Дело было организовано художественно. Если не знать — нипочем не догадаешься. Прочие жокеи окружили Амбереццио, подталкивали вперед, а в нужный момент разошлись и дали ему проход. Амбереццио пришел впереди на полкорпуса, причем остальные так размахивали хлыстами, словно хотели загнать своих лошадей до полусмерти.
Фред Колье рассмеялся. Бедный малыш, верно, вообразил себя великим всадником: выиграть скачку на каком-то несчастном аутсайдере, обойдя всех крутых парней!
Он вернулся в ложу прессы и обнаружил, что всеобщее внимание приковано к Гарбурну Кресси. Кресси привел с собой владельца и жокея Пинсер-Мувмента. Фред Колье добросовестно записал в свой блокнот некоторые высказывания — в достаточном количестве для того, чтобы закрыть эту тему. Но думал он о другом — о большой сенсации. Это дар небес!
Конечно, эту тему надо будет разрабатывать осторожно. Потребуется все его искусство, чтобы в статье не прозвучало прямых обвинений, но тем не менее всем стало ясно, что требуется провести расследование. Его инстинкты отчасти пробудились. Фред даже ощутил былое возбуждение. Он напишет статью в тишине своего номера в мотеле. Здесь, на ипподроме, работать невозможно — каждый журналюга так и норовит через плечо заглянуть!
Внизу, в жокейской раздевалке, Пайпер Боулс потихоньку распределил билетики тотализатора, переданные ему Мариусом Толлманом: на три тысячи долларов — каждому из жокеев, «проигравших» десятую скачку, и на десять тысяч — себе. После этого каждый жокей попросил жену или подружку забрать выигрыш.
Кое-кто из этих дам мог бы оказаться легкой добычей для Волдыря Шульца, но тот уже уехал домой.
Ставки Мариуса Толлмана несколько сократили выигрыш на Амбереццио, но тем не менее прибыль составила двенадцать к одному. Мариус, пыхтя и отдуваясь, переходил от окошка к окошку, собирая по частям свой выигрыш. В кармашках под мышками деньги уже не помещались, пришлось прятать их в более доступных местах. Бедный Волдырь упустил свой шанс!
Фред Колье забрал выигранную пачку денег и вернул Клэю Петровичу его сотню.
— Если ты знал, какая лошадь придет первой, мог бы и мне шепнуть! — обиженно проворчал Петрович, думая о том, что старина Фред непременно впишет все свои поездки на его машине в статью расходов.
— Не знал, только догадывался.
Фред не мог сказать Клэю, на чем основывались его догадки, — Клэй работал на конкурирующую газету.
— Я тебя угощу выпивкой по дороге домой.
— Да уж, надеюсь!
Фред Колье немедленно пожалел о своем необдуманном предложении. Он ведь собирался не пить, пока не закончит статью. Впрочем, одна рюмочка… А выпить хотелось ужасно. Со среды он не брал в рот ни капли спиртного, и казалось, что с тех пор прошла целая вечность.
Они вышли вместе, в толпе последних зрителей. Сейчас, после скачек, ипподром выглядел истоптанным и унылым. Алые лепестки тюльпанов опали, оставив ряды стеблей с обнажившимися пестиками, яркие лужайки сделались серыми от пыли и замусоренными. Но Фред Колье думал только о пачке денег в кармане и о статье, которая уже была готова у него в голове. И то, и другое грело ему душу.
Нет, это надо обмыть. Купить порцию Клэю — в благодарность — и, наверное, еще по рюмочке отпраздновать удачу. В конце концов, нечасто человеку так везет!
Они задержались в баре. Первый двойной бурбон разбежался по жилам Фреда, точно лесной пожар по пересохшему сосняку. От второй порции ему сделалось значительно лучше.
— Ну, пора идти, — сказал он Клэю. — Мне еще материал подготовить надо.
— Ну, еще по рюмочке, — сказал Клэй. — Я угощаю!
— Да нет, лучше не надо.
Фред чувствовал себя ужасно добродетельным.
— Да ладно тебе! — возразил Клэй и заказал выпивку. Испытывая слабые — но очень слабые — угрызения совести, Фред пропустил по третьей. Да что там, разве он пишет не лучше любого спортивного корреспондента в Америке?
После третьей они разошлись. Фред Колье купил литровую бутылку бурбона — на потом, когда допишет. Поднявшись к себе, он отхлебнул — совсем чуть-чуть — и сел писать.
Но статья не писалась. Он уничтожил шесть вариантов начала и плеснул себе бурбона в стаканчик из-под зубных щеток.
Мариус Толлман, Кринкл-Кат, Пайпер Боулс, Амбереццио… Не так все просто.
Он выпил еще. Просто не мог удержаться.
Да, за такой материал спортивный редактор прибавит ему ставку! Или по крайней мере не станет больше ворчать по поводу расходов…
Он выпил еще.
Пайпер Боулс получил десять тысяч баксов за то, что налетел на Салад-Бэула. Ну как написать такое и не пойти под суд за клевету?
Он выпил еще.
Жокеи, участвовавшие в десятой скачке, сговорились и дали единственному честному среди них прийти первым. Как такое напишешь?
Он выпил еще.
Внимание распорядителей и прессы было приковано к падению Салад-Бэула. На десятую скачку никто и внимания не обратил. А десятая скачка оказалась договорной. Нет, распорядители ему за это сообщение спасибо не скажут…
Он выпил еще. И еще. И еще.
Крайний срок, когда Фреду следовало позвонить в редакцию и передать материал, был десять часов утра в воскресенье. Когда пробило десять, он лежал на кровати и храпел. Раздеться он снова забыл. На полу рядом с кроватью валялась пустая бутылка, а рассыпанные деньги — Фред пытался их сосчитать — лежали у него на животе.
ВЕСЕННЯЯ ЛИХОРАДКА
Журнал «Только для женщин!» неожиданно попросил меня написать рассказ («Пять тысяч слов, пожалуйста»).
Мне сказали, что содержание — на мое усмотрение, но хотелось бы чего-нибудь такого, что было бы близко сердцу их читательниц.
И вот я написал «Весеннюю лихорадку». Процесс сочинения этого рассказа доставил мне большое удовольствие.
Миссис Анджела Харт точно знала, в какой момент она влюбилась в своего жокея.
Это было на скачках в Челтенхеме. Анджела Харт, пухлая дама из тех, кого хочется назвать «матушкой», пятидесяти двух лет, увидела, как двадцатичетырехлетний жокей, одетый в ее цвета — ярко-розовый с белым, — входит в паддок, и подумала: «Какой он молодой, какой стройный, как хорошо сложен и… как отважен!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35