– жалобно сказал он и широко развел руками с растопыренными пальцами.– Ничего не сделал, говоришь? Ах ты, сукин сын! Ты убил мою мать! Убирайся! – Она уже визжала. – Убирайся прочь, оставь меня в покое, убирайся, убирайся!!!Он еще несколько мгновений смотрел на нее, потом опустил руки и молча вышел в открытую калитку, и прошел мимо Мойры, которая стояла на тротуаре, дрожа от ярости. Их глаза встретились – всего лишь на миг. Он тотчас отвел взгляд – такая ненависть кипела в ее глазах, – и быстро пошел в сторону авеню. * * * В субботу, в начале четвертого, Клинг позвонил в медэкспертизу узнать, почему до сих пор не пришли результаты вскрытия. Говорил с ним тот самый медик, который приезжал осматривать место происшествия накануне. Звали его Джошуа Райт, и первое, что он сказал:– Вот жарища, а?Клинг поморщился, пристроил поудобнее блокнот и приготовился записывать. Карелла сидел за своим столом, рядом со шкафом с папками, и говорил по телефону с аптекой «Эмброуз». До того он звонил по телефону Бонни Андерсон, уборщицы Ньюменов, найденному в записной книжке, и узнал от ее брата, что Бонни действительно с двенадцатого июля находится в Джорджии. Теперь он проверял вторую зацепку. Окна кабинета были распахнуты настежь, но сквозь решетки не просачивалось ни единого ветерка. В углу работал вентилятор, перемешивая раскаленный воздух. Оба детектива сидели без пиджаков, с расстегнутыми воротниками, оттянутыми галстуками и закатанными рукавами. Расположившийся напротив Хэл Уиллис, которому нравилось считать себя щеголем, пришел на дежурство в желтовато-коричневом летнем костюме и коричневом с золотом шелковом галстуке, аккуратно подвязанном под воротничок. Он разговаривал с владельцем ювелирного магазина в Стеме, который ограбили третий раз за месяц.В эту субботу дежурили шесть детективов, но троих из них не было на месте. Арти Браун поехал в центр, в здание уголовного суда, чтобы получить ордер на обыск дома человека, подозреваемого в торговле краденым. Мейер Мейер и Коттон Хейз поехали на Эйнсли-авеню, чтобы еще раз допросить ночного портье отеля, где четыре дня назад в ванне одного из номеров была обнаружена молодая проститутка с перерезанным горлом. В их округе с января по июль включительно было совершено семьдесят пять убийств, что на шестьдесят процентов больше, чем в прошлом. Из семидесяти пяти дел сорок было уже закрыто, еще одиннадцать близились к завершению, а оставшиеся две дюжины были абсолютно безнадежны. Если так пойдет и дальше, окажется, что детективы 87-го участка в этом году раскрыли только восемьдесят процентов совершенных убийств. А это означает, что к декабрю двадцать из ста убийц будут по-прежнему безнаказанно разгуливать на свободе. А если число убийств еще и увеличится... ну, об этом никому в 87-м участке думать не хотелось.– В данном случае определить время post mortem достаточно трудно, – сказал Райт и тут же перевел медицинский термин, предполагая, что Клинг столь же невежествен, как и большинство детективов, с которыми приходится иметь дело: – То есть время, прошедшее с момента смерти.– Ага, – сказал Клинг. – Но давайте начнем с причины смерти.– Отравление барбитуратом, – сказал Райт. – Застой крови в сосудах мозга и кишечника, отек легких, жидкая кровь в полостях сердца. В содержимом желудка обнаружены остатки барбитурата, который удалось идентифицировать как секонал.– Секонал, – повторил Клинг, записывая.– Это быстродействующий барбитурат, который очень быстро всасывается.– Насколько быстро?– В течение нескольких минут после приема внутрь. Медицинская доза – двести миллиграмм.– А смертельная?– От пяти до десяти грамм.– Не можете ли вы определить, какую дозу принял покойный? – спросил Клинг, желая показать, что он тоже разбирается в медицинской терминологии.– Не представляется возможным. Но никак не меньше пяти грамм. Это будет двадцать пять капсул.– А как насчет того, когда именно он принял эти капсулы?– Вот это-то я и имел в виду, – сказал Райт. – Когда говорил насчет времени post mortem. Как я уже говорил, секонал всасывается в течение нескольких минут. Передозировка должна была повлечь за собой быстрое наступление коматозного состояния и смерть. Он сильно пил?– А почему вы спрашиваете?– Наши анализы на наличие алкоголя дали положительные результаты. Алкоголя было достаточно, чтобы вызвать опьянение. Поскольку количество алкоголя уменьшается в процессе разложения трупа, можно смело утверждать, что в момент смерти покойный был более пьян, чем можно судить по проценту алкоголя, обнаруженному на момент вскрытия.– Его жена сообщила, что он был алкоголиком, – сказал Клинг.– Это соответствует тому, что мы обнаружили. И не забывайте, что алкоголь является депрессантом, и его влияние на центральную нервную систему совпадает с токсическим действием секонала и усиливает его.– Так когда же он умер?– Видите ли, принимая во внимание жару, которая стояла в помещении... Вы вообще представляете себе, как определяется время post mortem?– Не очень, – признался Клинг. Он перестал писать и обратился в слух.– Одним из основных факторов является понижение температуры тела. Но в данных обстоятельствах, когда в комнате было сто два градуса, температура тела скорее повысилась, чем понизилась, несмотря на то, что процесс rigor mortis завершился полностью. Вы знаете, что такое rigor mortis?– Н-ну, да... – неуверенно ответил Клинг.– Посмертное окоченение мышц, – пояснил Райт.– Да, конечно.– Короче, говоря по-простому, у живого человека клеточная цитоплазма щелочная, а после смерти она становится кислотной. Как правило, это происходит в течение шести часов с момента смерти. За это время мышцы: лицевые, челюстные, шейные, рук и ног, и корпуса – именно в этом порядке – окоченевают. Потом кислотная среда снова заменяется щелочной. Обратный процесс происходит в промежутке от двенадцати до сорока восьми часов с момента смерти, в результате чего rigor исчезает. Но все снова упирается в температуру в квартире.– Что вы имеете в виду? – спросил Клинг.– От жары как rigor mortis, так и обратный процесс ускоряются.– То есть вы хотите сказать...– Я хочу сказать, что rigor нам тоже не поможет. Так же, как и процесс разложения. Мы выделили гнилостные бактерии вида Clostridium welchii, которые размножаются в теле вскоре после смерти, а также Escherichia coli и Proteus vulgaris... Эй, вы все это записываете?– Нет, – честно признался Клинг.– И хорошо, потому что вам все это не надо. Все эти бактерии могут быть обнаружены на ранних стадиях разложения. Но мы нашли также Micrococcus albus и Bacillus mesentericus, которые, как правило, появляются только через несколько дней после смерти. Другими словами, поскольку жара в помещении сильно ускорила разложение, определить время смерти на основании этого фактора также невозможно.– То есть вы хотите сказать, что установить, когда он умер, невозможно?– Я хочу сказать, что утверждать что-то наверняка было бы рискованно. Весьма сожалею. Это все из-за этой чертовой жары.– Но дело действительно в смертельной дозе секонала? – спросил Клинг.– Однозначно. Доза, превышающая пять грамм.– Около двадцати пяти капсул.– Или даже больше, – подтвердил Райт.– Ну, спасибо вам, – сказал Клинг. – Пришлите, пожалуйста, письменное заключение.– Ладно, – сказал Райт и повесил трубку. Клинг тоже повесил трубку и взглянул на свои записи. Обвел слово «секонал», взял блокнот и подошел к Карелле, который как раз заканчивал свой разговор.– Ну что? – спросил Карелла.– Секонал. Доза, превышающая пять грамм.– А сколько это будет в капсулах? – тотчас же спросил Карелла.– Двадцать пять штук.– Сходится.– В смысле?– Я только что говорил с мистером Ральфом Эмброузом, владельцем аптеки «Эмброуз» на Джексон-Серкл. Спросил, сколько капсул секонала было в пузырьке, который он продал миссис Ньюмен двадцать девятого июля. Он проверил по своим записям и сказал, что там была месячная норма – тридцать капсул.– Наверно, она запаслась на дорогу в Калифорнию, – предположил Клинг.– Тогда почему же она оставила пузырек дома?– Хороший вопрос. Надо будет у нее спросить.– Ага, – кивнул Карелла.– В пузырьке оставалась только одна, – сказал Клинг.– Только одна. Ну, предположим, она принимала по капсуле каждый вечер, с двадцать девятого июля по первое августа, когда она улетела в Калифорнию. Это будет три капсулы, верно? В июле ведь тридцать один день?– Верно, три капсулы, – сказал Клинг.– Плюс одна, оставшаяся в бутылочке – итого четыре.– Значит, он проглотил двадцать шесть.– На одну больше, чем было нужно, чтобы его убить.Оба помолчали.– Она говорила, что он казался угнетенным, когда с ней разговаривал, – сказал Клинг.– Да, но предсмертной записки он не оставил, – возразил Карелла.– Не все же самоубийцы оставляют записки.– Не все. Что там медик сказал насчет времени смерти?– Они ничего не могут сказать, Стив. Жара работает против нас.– Интересно, зачем этот мужик отключил кондиционер? – спросил Карелла. – Это лето – самое жаркое за последние десять лет...– Человеку, который собирается покончить жизнь самоубийством, все равно, холодно в комнате или жарко, – заметил Клинг.– Ладно, предположим, он зашел в ванную, нашел пилюли жены, проглотил двадцать шесть штук, вернулся в гостиную и умер, так? Но разве стал бы он перед этим отключать кондиционер?– Н-ну... да, это маловероятно.– Тогда кто же отключил кондиционер? – осведомился Карелла.– Медик говорил, он был пьян, – сказал Клинг. – Может, он даже не заметил, что кондиционер не работает.– Жара началась в пятницу утром, в тот день, когда его жена уехала в Калифорнию, – принялся рассуждать Карелла. – Она говорила с ним в следующий вторник. Ты хочешь сказать, что с пятницы до вторника он пьянствовал и сидел с закрытыми окнами и выключенным кондиционером?– Да нет, может, только в тот вечер. В тот вечер, когда он решил покончить жизнь самоубийством.– И перед этим отключил кондиционер, да? Не может быть, – сказал Карелла.– Не может быть... – повторил Клинг. – А может, он сломался или что-нибудь в этом духе? Может, он просто не заметил...– Вчера я включил его, как только техники управились со своими делами. Он прекрасно работал!– Ага... – сказал Клинг.– В такую жару кондиционер должен был работать, черт бы его побрал!Оба снова замолчали. В другом конце комнаты Уиллис принялся стучать на машинке. По улице, завывая сиреной, промчалась машина «Скорой помощи».– Наверно, надо опять поговорить с Энн Ньюмен, – сказал Карелла и поглядел на настенные часы. Была почти половина четвертого. Полчаса до конца их рабочего дня.– Поедем к ней сегодня или у тебя другие планы?– Нет, – ответил Клинг. – Никаких планов у меня нет.– Ты еще не разговаривал с Огастой?– Нет еще.– Ты же обещал...– Сегодня вечером, – сказал Клинг. – Когда вернусь домой.– Тогда, может, ты прямо сейчас домой поедешь? К этой Ньюмен я и один могу смотаться, без проблем.– Да нет, это подождет, – сказал Клинг. Глава 3 Сьюзен Ньюмен, мать погибшего, жила у самой Кондон-сквер. На площади Кондон-сквер стояла большая статуя генерала Ричарда Джозефа Кондона, которая должна была напоминать суетным горожанам, что во времена Гражданской войны здесь проживал столь блестящий, остроумный и отважный офицер. Теперь статуя была уделана голубиным пометом, но тем не менее лицо генерала по-прежнему сияло улыбкой во всем своем бронзовом великолепии, вызывая ответные улыбки прохожих, которым случалось поднять голову и посмотреть ему в лицо. К сожалению, в этом городе прохожие редко поднимали голову – они предпочитали смотреть себе под ноги, чтобы не вляпаться в подарочек от одного из представителей многочисленного собачьего поголовья.Карелла остановил машину в двух кварталах от того дома, адрес которого дала Энн. Детективы прошли мимо статуи, улыбнулись генералу, свернули за угол и нашли дом номер двенадцать по улице Шарлотт-Террас. Швейцар попросил их представиться, позвонил наверх и сообщил миссис Ньюмен, что внизу, в вестибюле, ждут господа Карелла и Клинг. Выслушал ответ и сказал детективам, что они могут пройти наверх. Им нужна квартира 3-Е.Миссис Ньюмен было сильно за шестьдесят. Она носила длинный свободный халат, который должен был скрывать ее полноту. Карелла прикинул, что роста в ней примерно пять футов три дюйма. Морщинистое, как печеное яблоко, лицо, аккуратно прибранные седые волосы. На щеках и предплечьях, выступавших из рукавов халата, были толстые жировые складки. Она сказала им по телефону, что ее невестка вернется из похоронного бюро к четырем. Они пришли в четверть пятого. Миссис Ньюмен извинилась и сказала, что Энн только что позвонила и сообщила, что задерживается. Глаза у нее опухли и покраснели – видно, она только что плакала.– Мы его завтра хороним, понимаете ли, – сказала она. – Энн занимается похоронами...Она достала из единственного кармана халата платок и вытерла глаза, на которых вновь выступили слезы.– Миссис Ньюмен, – сказал Карелла, – мы понимаем, как вам должно быть тяжело. Я должен извиниться за то, что мы беспокоим вас в такое время...– Ничего, ничего, – сказала миссис Ньюмен. – Я понимаю, это ваша работа.– Ничего, если мы зададим вам несколько вопросов?– Да-да, мы ведь говорили об этом по телефону.– Я ценю ваше великодушие, – сказал Карелла. – Миссис Ньюмен, ваша невестка сказала нам, что она уехала в Калифорнию первого августа. Это так?– Да.– Она говорила также, что разговаривала с вашим сыном во вторник вечером...– Об этом я ничего не знаю. Извините.– Я хотел бы знать, разговаривали ли вы с ним на этой неделе?– Нет.– Он вам звонил время от времени?– Да, раза два в месяц.– Миссис Ньюмен, когда вы разговаривали с ним в последний раз?– Точно не помню. Наверно, пару недель тому назад.– С ним все было в порядке?– Ну, он...– Да?– Видите ли, мой сын был алкоголиком...– Да, это нам известно.– И когда он звонил... понимаете, обычно он звонил мне, когда напивался.– Был ли он пьян, когда вы разговаривали с ним в последний раз?– Да.– И о чем вы с ним разговаривали?– Как обычно.– А именно?– О его отце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25