https://wodolei.ru/catalog/stalnye_vanny/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


В то же мгновение воображение уступило место рассудку, и я поняла, что это не мифическое место, не Камелот, не Ксанаду, не Атлантида, поднимающаяся из моря ночи, а известный каждому французскому школьнику замок Шамбор.
От Блуа мы возвращались назад по собственным следам. Но почему?
Я наблюдала, как на фоне темного неба вырисовываются еще более темные крыши: смешение куполов, дымовых труб, бельведеров, шпилей и башен. Стены, высящиеся в запущенном парке, сельские ландшафты, светящиеся как скульптура из слоновой кости. Блестели тысячи окон, отражавших, как в призме, лунный свет. Все сияло и сверкало, все четыре с лишним сотни залов!
Замок Шамбор… Я не стану из-за нехватки времени подробно описывать здесь это место. Мне сказали, что мы на подходе к порту, и я отказалась от намерения закончить сейчас свои записи. Поэтому позвольте предложить вашему вниманию следующие сведения, почерпнутые из брошюры, купленной в Арле.
Строительство замка началось в 1519 году при Франциске I, о чем свидетельствуют довольно отчетливые буквы F и королевская (омерзительная! ) саламандра. Незадавшаяся судьба этой обделенной любовью и теплом постройки, похоже, была предопределена Франциском, который, если верить молве, выбрал это место в болотистом бассейне Солони лишь потому, что поблизости находился особняк графини де Тури, страстью к которой воспылал еще не пришедший к власти Франциск. После его смерти заботу о замке и его строительстве взяли на себя наследники Франциска, но, поскольку Версаль, Сен-Клу, Фонтенбло и Сен-Жермен находились ближе к столице, монархи были не слишком склонны перебираться в Шамбор, расположенный, возможно, в наименее привлекательной части королевства. В этом неуютном, напоминающем казарму королевском владении жили, сменяя друг друга, Генрих II, Гастон Орлеанский, брат Людовика XIII, и, что наиболее примечательно, Людовик XIV. Легко можно представить, какие украшения были сделаны и какие пристройки возведены по приказу последнего, наиболее из монархов склонного к декоративным излишествам. Затем последовали пребывающий в вечном изгнании польский король Станислав Лещинский, отчим Людовика XV, с королевой Екатериной Опалинской. В 1745 году, после его победы при Фонтенуа, замок был дарован маршалу де Саксу, а сейчас эта унылая громада пустует, потому что наследники маршала де Бертье судятся за Шамбор с герцогом де Бордо, чья мать, герцогиня де Берри, громогласно отстаивает права своего сына.
Берлин проехал через La Porte royale и остановился во внутреннем дворике замка. Вот наконец место, подумала я, чей масштаб соответствует нашему экипажу! Я быстро вышла из карсты, соображая, стоит ли отругать Мишеля за то, что остановился здесь по собственному произволу, не посоветовавшись со мной, своей хозяйкой … Но только на козлах восседал вовсе не Мишель.
Там сидел улыбающийся кюре, быстро обретая свое человеческое обличье.
— А кучер? — спросила я. — Что ты сделал с кучером?
— Уволил, — ответил священник, — пока ты спала. Целого и невредимого, разбогатевшего и слегка недоумевающего.
Я не смогла сдержать улыбку: наконец-то Мишель получит все, чего искал тогда в Анже. Он не пропадет с его умением легко приспосабливаться к новой обстановке — в этом я была уверена. Но тут раздался ужасный звук; я обернулась и увидела старинные, с железными петлями двери, которыми, похоже, редко пользовались, широко открытые во внутренний двор, и Мадлен, стоящую в них. Взмахнув рукой так, словно хотела охватить все вокруг, она сказала, улыбаясь с привычной грацией хозяйки великолепнейшего из замков:
— Мы решили, что замечательно проведем ночь здесь .
— Несомненно, замечательно, — отозвалась я. Отец Луи спустился с крыши берлина, а Мадлен неестественно быстро пересекла внутренний двор. Очертания их тел были вполне отчетливыми, и все же казалось, что свет луны проникает сквозь них, частично отражаясь, — они светились, как и огромный замок.
Вокруг нас высились башни замка и прилегающие к ним стены: каменные скульптуры, горгульи, взирающие на нас с каждой капители… многочисленные тени придавали глубину всему ансамблю, он начинал казаться живым. Я долго стояла во внутреннем дворике, озираясь вокруг, пытаясь вобрать в себя всю эту волшебную громаду.
Мадлен исчезла, но тут же вновь возникла в дверях главного входа, которые она каким-то образом бесшумно распахнула для нас изнутри.
— Не изволите ли войти? — спросила она.
И я (как прежде многие короли и королевы?) вступила в замок Шамбор.
Огромная дверь захлопнулась позади меня, после чего еще долго слышался отзвук удара холодного дерева о еще более холодный камень. Свет луны исчез, через мгновение загорелось пламя масляной лампы в руках Мадлен. Я не имею представления, как она зажгла огонь, спичкой или как-нибудь иначе, но меня это не слишком удивило: тот, кто состоит в основном из воды и воздуха, наверно, может раздобыть и толику огня, если захочет.
При свете лампы я последовала за Мадлен. Сквозь узкие окна то там, то здесь проникал лунный свет, и я мельком видела гобелены, смогла разглядеть высокие незаведенные часы, громоздящиеся в темном углу. Я знала, что отец Луи находился где-то поблизости, но если он и мог принять четкие очертания, то только не при свете нашей лампы. Вскоре мы с Мадлен достигли подножия знаменитой двойной лестницы замка: переплетенные лестничные ходы позволяли двоим (любовницам? соперникам?) входить и выходить, не повстречав друг друга. Тремя или четырьмя ступеньками выше стоял, прислонясь к массивным перилам, отец Луи, контуры его фигуры были бледными, но различимыми. Луара была слишком далеко, и духам пришлось удовольствоваться заполненным водой рвом, опоясывающим замок, поэтому они всю ночь казались полупрозрачными.
Принимая во внимание ограниченные возможности моей смертной природы, духи поднялись по лестнице традиционным способом — ступенька за ступенькой. При мне они всегда старались проходить через двери, а не сквозь стены, зажигать лампы, хотя темнота не составляла для них неудобства, садиться на стулья, хотя могли легко парить в воздухе, поскольку ничего не весили, если не считать воды. Никто не проронил ни слова, и это молчание лишь усиливало впечатление значительности всего, что я видела. При строительстве Шамбора не было сделано никаких уступок банальности человеческой участи. Напротив, обилие украшений, масштаб увиденного мной свидетельствовали о присутствии богов; мой восторг от замка мог быть выражен словом «божественный».
Мы поднялись наверх. Испытывая на каждой лестничной площадке желание покинуть своих бестелесных проводников и исследовать замок самостоятельно, я все же следовала за ними, не переставая удивляться, зачем мы минуем один этаж за другим, поднимаясь по лестнице все выше и выше. Ответ на свой вопрос я получила, когда мы наконец добрались до ажурного фонаря, венчающего замок. Здесь я увидела высеченную на камне большую геральдическую лилию, нетронутое совершенство которой вызвало в памяти все те обезображенные статуи, что попадались нам на пути, статуи, лишенные революционерами конечностей и голов. Но этот прекрасный каменный цветок, эмблема Бурбонов, заставил меня понять, что и весь Шамбор — памятник традиции, системе, некогда величественной, которая могла, могла бы такой и остаться.
Еще несколько ступенек вверх, еще несколько поворотов — и мы достигли самой крыши, зубчатая линия которой окружала нас, как волнующееся море из камня, кровельной плитки и стекла. Передо мной открылся обзор, которому мешала лишь темнота. Впрочем, луна щедро освещала два ландшафта: простор парка и лесистую местность, через которую мы проезжали, а также море скульптур на крыше.
Прохладный ночной воздух был пропитан едким запахом горелой древесины. Плесень и лишайник, которые образовались в углах, ползли оттуда вверх по стенам, внутренним поверхностям арок, выскальзывали наружу через широкие подоконники. Я, по-видимому, обронила что-то насчет ночной прохлады, потому что спустя несколько мгновений почувствовала на своих плечах горностаевую пелерину, оставленную в карете.
— Спасибо, — бросила я в ночь, не зная, кто из моих друзей успел так быстро оказать мне эту услугу.
Мы оставались на крыше до тех пор, пока не настало время устраиваться на ночлег. Было решено (не мной), что мы займем Chambre de Parade в Appartement du Roi .
— Тебе это подходит? — спросил священник. Призрак девушки промолчал, но за Мадлен мы и последовали.
Поражающие своей красотой бюсты, гобелены, позолоченные зеркала, прекрасная мебель филигранной работы, частично закрытая белыми чехлами. Кровать, на которой когда-то спали Король-Солнце, король Польши; интересно, сколько любовниц было у каждого? Но мы без лишних слов расположились втроем на удобном толстом ковре перед камином, разожженным одним из призраков. Дрова мгновенно вспыхнули и долго горели: огонь полыхал в камине из красного мрамора до самого утра, мы за ним почти не следили. Этот очаг вызвал в памяти обеденный стол в Равендале. Здесь, как и там, я сидела и слушала, доверяла и училась.
Помню, я спросила:
— А дым от огня видимый?
— Возможно , — ответила Мадлен.
— Надеюсь, что так, — добавил священник, который рассчитывал, что разожженный нами огонь породит местную легенду: те, кто живет в пределах видимости замка, вероятно, заговорят о дыме, идущем из камина, которым давно никто не пользуется, и поднимающемся пурпурными завитками к луне.
Я сидела на ковре, скрестив ноги и укутав их в горностаевую пелерину. Что принесет с собой ночь? Если духи привезли меня в это живописное место, если они изо всех сил стараются сохранить свое человеческое обличье так далеко от большой воды…
И последовавшие события не разочаровали меня. Напугали, заставили испытать стыд, смутили и многому научили? Да. Но не разочаровали.
ГЛАВА 34Шамбор. Часть I

L'Appartement du Roi
Той ночью Мадлен начала свой рассказ такими словами:
— Это было в южном городе А***, название которого не имеет значения, в тысяча шестьсот пятьдесят первом году. Именно тогда я впервые стала свидетельницей ритуала изгнания дьявола. Цель моя была проста. Еще раз повторю: я хотела жить, чтобы иметь возможность умереть.
Я взглянула на отца Луи. Он сидел рядом с Мадлен, мы, все трое, расположились в королевских покоях. Призраки — спиной к камину, а я — лицом к ним, что всех нас устраивало: духи получали то, что им было нужно, от огня, а я могла видеть, как они говорили, — пламя просвечивало их насквозь .
— Да, — сказал священник. — Я тоже был там.
— Конечно, был , — сказала Мадлен. — Безусловно, ты был там.
— Но хотел бы тебе напомнить, дорогая, — начал священник, — что это было не первое изгнание дьявола, при котором ты присутствовала. — До этого ведь была Капо.
— Пожалуйста, не будем говорить об этой маленькой горбатой сучке!
— Может, мне тогда рассказать о сестре Сент-Коломб?
— Тебе вообще нет нужды говорить, топ pretre, потому что я сама расскажу о Барбаре Бюве , — пояснила она, — это и есть сестра Сент-Коломб.
— La possedee , — уточнил священник. — Одержимая.
— А! Продолжайте, пожалуйста.
— Сестра Сент-Коломб была … — начала Мадлен.
— Она была женщиной независимого духа, — закончил ее фразу отец Луи.
— Да , — согласилась Мадлен. — И эта монахиня, сестра Сент-Коломб, несколько лет была матерью-настоятельницей, несмотря на свою относительную молодость. Именно тогда случилось так, что она разгневала вышестоящих .
— Одним из них, — добавил священник, — был отец Бортон — исповедник монастыря, ненавидевший сестру Сент-Коломб.
— Да, он ее ненавидел той ненавистью, которую питает слабый мужчина к сильной женщине .
— Странно, что ты называешь ее сильной, — сказал священник. — Она, несомненно, не была достаточно сильна, чтобы сопротивляться тебе, воспрепятствовать твоему вторжению в ее тело.
— Ты овладела душой матери-настоятельницы? — быстро спросила я, не веря своим ушам.
— Всецело , — ответила Мадлен. — Но не сразу.
И тогда отец Луи сказал, как бы подводя итог и побуждая Мадлен продолжать свой рассказ:
— Таким образом, эти мужчина и женщина, священник и монахиня, оба, можно сказать, обладали определенной властью, дарованной смертным, и они ненавидели друг друга.
— Конечно, как мужчина он был более могуществен .
— Да, это так, — согласился священник. — Вернее, было так, — скривив губы, добавил он, чтобы напомнить своей подруге-суккубу, да и себе заодно, что все упомянутые персоны умерли двести лет назад, — нам не следует об этом забывать.
Мадлен, не желая терять нить повествования, сказала, что они прибыли в А*** поздно, по сути, лишь после того, как узнали о здешних «неприятностях».
Давно существовавшая напряженность в отношениях между отцом-исповедником и матерью-настоятельницей вылилась в конфликт, который, впрочем, по мнению Мадлен, не имел большого значения.
Монахиня открыто и публично отказалась выполнять распоряжение священника, за что столь же открыто и публично была подвергнута бичеванию, в дополнение к чему ей было велено поститься шесть дней.
После этого священник прожил всего лишь месяц.
— Расскажи сначала о сестрах, — подсказал отец Луи. — О кровных сестрах священника.
— Да, конечно , — сказала Мадлен. Обернувшись ко мне, она продолжила рассказ: — Три младшие сестры отца Бортона были монахинями и находились под покровительством сестры Сент-Коломб. Их звали, насколько я помню, сестра Мария, сестра Гумберта и сестра Одиль .
— Совершенно верно, — подтвердил священник. — Все эти девушки были благочестивы и уродливы… просто безобразны. Без всякого сомнения, три самые уродливые женщины, каких я только знал.
— Ты… — пробормотала я, — ты, инкуб, — в монастыре среди монахинь?..
— Именно так.
Я расхрабрилась настолько, что спросила:
— Так это мать-настоятельница убила отца-исповедника?
— Ты забегаешь вперед… Нет, она его не убивала. — И священник замолчал, как бы передавая слово Мадлен. Немного поколебавшись, она сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88


А-П

П-Я