– Итак, Николь, расскажите, как вы провели тот день, когда было совершено нападение на миссис Тесье.
– Роберт сказал Кэсс, что их отношениям пришел конец, и рассказал ей о нас.
– А как вы узнали об этом?
– Мне сказала сама Кэсс.
– Когда?
– В три часа дня тридцать первого октября.
– То есть в Хэллоуин? В день, совпадавший с днем ее рождения?
– Да.
– А дата – как насчет даты?
– Я совершенно в ней уверена.
– И во времени?
– Да. Я смотрела на часы, ожидая возвращения Роберта. Он приехал к Кассандре около часу дня, и, когда зазвонил телефон, я решила, что это он.
– А где были вы?
– В своем доме в Бель-Эйр.
– На каком расстоянии ваш дом находится от дома миссис Тесье в Брентвуде?
– Точно не знаю. Знаю только, что недалеко, в нескольких милях.
– Ладно. Давайте вернемся к телефонному звонку в три часа дня тридцать первого октября. Вам звонил Роберт?
– Нет, Кассандра.
– И что она сказала?
– Ваша честь, у нас нет никаких доказательств этого звонка, кроме слов свидетельницы, – перебила защитника Мэлори Мейсон. – Кассандра не помнит об этой так называемой беседе, поэтому нам не следует принимать ее к сведению.
– Она говорит, что не помнит, – вмешалась Николь. – Кто-нибудь из вас видел «Эхо тьмы», где Кэсс играла женщину, потерявшую память?
– Ваша честь!
– Я знаю, как отделить факты от пустых разговоров, миссис Мейсон, и мне хотелось бы выслушать, что скажет миссис Хэвиленд. – Судья Барнс обернулась к Ллойду: – Продолжайте.
– Благодарю, ваша честь. Пожалуйста, расскажите нам, Николь, что же сказала миссис Тесье.
– Она была очень расстроена. Она угрожала. Она сказала, чтобы я держалась подальше от Роберта, что их связывают крепкие отношения и он никогда не оставит ее. По ее словам, они только что занимались любовью.
– Значит, Роберт был с ней, когда она звонила вам?
– Нет. Он был со мной. Он вошел как раз в тот момент, когда мы с Кэсс разговаривали. Я была в ярости – ведь я думала, что это правда. Но когда я увидела, как он расстроен, и заметила кровь на его рубашке…
– Кровь?
– Кэсс так расцарапала его, что по всей груди были видны следы от ее длинных ногтей.
– Вы их действительно видели?
– Конечно.
– Миссис Тесье не сказала вам, что Роберт напал на нее?
– Нет, она не говорила об этом. Она описывала только в довольно подробных деталях их страстное сексуальное сношение.
– Ваша беседа с миссис Тесье окончилась, когда вошел мистер Форест?
– Почти. Я передала трубку Роберту, и он еще немного поговорил с ней. Вообще-то Роберт не жестокий человек. Через несколько часов он остыл и решил сопровождать Кассандру на Радужный бал. Но он и не думал мириться с ней, – просто хотел сделать их расставание не таким печальным.
– Это было благотворительное мероприятие?
– Да.
– Итак, вы сказали, что Роберт Форест позвонил миссис Тесье и предложил сопровождать ее на бал?
– Да. Но когда Роберт, не найдя Кассандры, увидел только ее машину, он решил, что она уехала с кем-то другим.
– И тоже уехал?
– Да.
– Почему мистер Форест собирался поехать именно на этот бал? Он что, тоже принимает участие в устройстве судьбы детей?
– О да. Больше всего Роберта возмущает насилие над детьми, творимое родителями дома.
– Ваша честь, – обратилась к судье Мэлори Мейсон, – если мистер Форест желает, пусть займет свидетельское место и расскажет нам, как он беспокоится о побитых и обездоленных женщинах. Мы были бы счастливы услышать также его ответы на вопросы, которые, возможно, мы захотим ему задать после того, как он будет приведен к присяге. Это мы рассматриваем как любезность с его стороны.
– Но Роберт был там, – настаивала Николь Хэвиленд. – Он произнес речь и…
– Стоп, – прервала излияния свидетельницы судья Барнс. – Мы поняли, что мистер Форест выступает против насилия в кругу семьи. И, осмелюсь заявить, мы согласны с ним, так как придерживаемся тех же взглядов. А теперь, мистер Ллойд, давайте продолжим и поговорим о событиях того дня.
Лицо Люциана Ллойда буквально светилось восторгом по поводу того, что его свидетельница ухитрилась сказать все, что ей надлежало.
– Итак, вы утверждаете, Николь, что мистер Форест прибыл в ваш дом, когда вы еще говорили по телефону с миссис Тесье?
– Да.
– И на его рубашке была кровь?
– Да.
– И вы видели царапины у него на груди?
– Да.
– А потом вы оставались с Робертом Форестом все время до шести часов, когда Чарлз, шофер лимузина, нанятого Робертом, прибыл в Малибу, чтобы отвезти его в Беверли-Хиллз?
– Так все и было.
– Еще один, последний вопрос. Почему вы решились свидетельствовать против вашей подруги? Конечно, это чрезвычайно важная информация, и вам следовало поделиться ею с властями еще несколько недель назад…
– Знаю, что следовало. Но Роберт не хотел из-за Кэсс. Это был вопрос чести. Он пытался защитить ее от унижений. Роберт всегда питал веру в наше правосудие и был уверен, что судебного процесса не будет. Как можно обвинить в преступлении невинного человека?
– Однако на каком-то этапе вера Роберта поколебалась?
– Не его, моя. Хотя Роберт не хотел, чтобы я выступала на слушаниях, но при сложившихся обстоятельствах я была просто обязана это сделать.
– В начале своего свидетельства вы, кажется, сочувствовали миссис Тесье. Теперь, похоже, вы ей уже не очень сочувствуете.
– Я была в смятении, поскольку речь шла о моей подруге, которую, как мне казалось, я хорошо знала. Но здесь я вижу совсем другую женщину, громоздящую одну чудовищную ложь на другую.
– Благодарю вас, мисс Хэвиленд, у меня больше нет вопросов.
Судья Барнс вопросительно подняла бровь, обратив взгляд к столу прокурора:
– Миссис Мейсон? Вы сегодня на удивление молчаливы.
– Я ошеломлена, ваша честь. Это тщательно подготовленное выступление стало для меня неожиданностью. Мистер Ллойд и миссис Хэвиленд, по-видимому, репетировали не один раз. Из этого следует, что защитник уже давно знал представленную нам сегодня версию, но почему-то он ни разу не упомянул о ней.
Люциан Ллойд изобразил крайнее удивление. Неужели кто-то мог заподозрить его в мелком жульничестве?
– Ваша честь, миссис Хэвиленд, право же, было очень трудно уговорить выступить в качестве свидетеля.
Мэлори уже собиралась ответить, но судья Барнс опередила ее:
– Я хочу знать, собираетесь ли вы, миссис Мейсон, подвергнуть миссис Хэвиленд перекрестному допросу?
– Могу я попросить минуту на раздумье, ваша честь?
– Конечно.
Пока Мэлори Мейсон совещалась со своими помощниками за прокурорским столом, юристы-аналитики по всей стране гадали о том, что будет дальше. Возможно, прокурор снимет свои обвинения – по крайней мере на настоящий момент, – с тем чтобы на более поздней стадии процесса предъявить их снова.
Так оно и произошло. Когда Мэлори Мейсон заговорила, для большинства зрителей, прильнувших к телевизорам у себя дома, ее заявление прозвучало банально и вызвало разочарование.
– Ваша честь, – сказала Мэлори, – в настоящий момент народ штата снимает свои обвинения. Мы предъявим их позже.
Глава 22
Сан-Франциско Четверг, двадцать девятое ноября
– Чертовски скверная история.
Ухмылка детектива Ларри Биллингса не соответствовала его словам. Он был доволен, более того, приятно возбужден, поскольку ему первому удалось поделиться своими новостями с Хоуп. Детектив Биллингс всегда был в курсе последних новостей.
– Чертовски скверно, – повторил он.
– Не знаю, о чем вы говорите. – Хоуп старалась сдержать бешеное биение сердца.
– Зато я знаю. А вам хотелось бы узнать? Уверен, что да. Давайте-ка посмотрим, что произошло в мире, пока вы тут уничтожали порядочного, законопослушного копа. Просто в это время мистер Люциан Ллойд сделал отбивную котлету из вашей родственницы. Нам следовало бы нанять мистера Ллойда для Крейга. – Детектив Биллингс посмотрел мимо Хоуп на Джона Мадрида. – Мы и наймем, когда подадим апелляцию по поводу этого нелепого и ни на чем не основанного обвинения. Конечно, этот Люциан дорого берет. Не важно. Теперь, когда весь мир увидел, какую ложь сплела ваша свидетельница, пожертвования в пользу Крейга посыплются как из рога изобилия.
– Я уверена, что Кассандру не в чем разоблачать.
Детектив не спешил согласиться с таким мнением. Невзирая на то что этой малахольной актрисе с трудом удалось выкарабкаться, да и теперь она была еще не вполне здорова, он явно не сочувствовал ей.
– Кстати, Хоуп, вам следует расширить ваш словарь и начать со слова «рожавшая». Вашей Кассандре это уже не пригодится – она разбита в пух и прах, но может помочь следующей жертве, которую вы решите бросить в крестовый поход на мужчин.
Значит, у Кэсс был ребенок. Ребенок Чейза.
Похоже, Биллингс читал ее мысли.
– Да, неизвестно куда исчезнувший ребенок – предположительно Тесье. Так-то.
Хоуп вскинула голову; золотистые пряди своевольно раскинулись по ее плечам.
– Искренне признательна вам, детектив Биллингс, за поддержку.
Но полные сарказма слова принадлежали отнюдь не Хоуп, которая только в этот момент заметила неслышно вошедшую в комнату для свидетелей обвинения Мерил Этвуд. Окружной прокурор, безусловно, была не в лучшем расположении духа.
– Мисс Тесье, если не возражаете, мне надо посовещаться с вами до того, как закончится перерыв.
– Конечно, Мерил, нам надо поговорить.
Детектив отправился к Джону Мадриду, а Хоуп и Мерил заняли свободную комнату с другой стороны холла.
Как только дверь за ними закрылась, Хоуп повернулась к Мерил:
– Неужели все действительно так ужасно?
– Да. Эта Мэлори проиграла дело. Мэлори, которая, черт бы ее побрал, до сих пор не удосужилась позвонить. Других это, похоже, трогает больше – мне позвонили многие, в том числе Николас Вулф.
У Хоуп закружилась голова, когда до ее сознания дошло, что звонил Ник. А почему бы и нет? Если они не могли танцевать вместе, это вовсе не значило, что Ник не должен сказать несколько слов утешения другу в такой скверной ситуации, в которой все они оказались.
– Не знаю, как я переживу сегодняшний перекрестный допрос. – Мерил поежилась. – Не потому, что ты не сможешь его вести, а потому, что тебе, возможно, захочется позвонить брату или Кассандре.
– Кэсс и Чейзу надо поговорить друг с другом, а не беседовать со мной, – ответила Хоуп хладнокровно. – Кроме того, Мерил, ты не сможешь вести перекрестный допрос Джона Мадрида.
– Его сын – насильник.
– Но Джон-то не насильник. Он хороший человек и в течение долгих лет был твоим другом. Со мной все в порядке, Мерил, не волнуйся.
И будь уверена, я все сделаю как надо.
Ребенок.
Это короткое и емкое слово вонзилось в сознание Чейза как нож; сердце его мучительно сжалось.
Теперь, когда слушание закончилось, небо над Лос-Анджелесом стало солнечным и ярким, будто некто свыше одобрял все, что произошло сегодня днем. Пальмы покачивались на ароматном ноябрьском ветерке, бегуны бежали трусцой, и белоснежные лебеди скользили по ярко-синей воде пруда, а певчие птицы щебетали в ветвях эвкалиптов у них над головой.
Только когда Чейз и Кассандра добрались до отеля «Бель-Эйр» и вошли в тишину своего уютного жилища, они поняли, что остались одни в полном цветов бунгало с двумя спальнями.
И что теперь?
В ответ на его молчаливый вопрос Кассандра попыталась стянуть с пальца тонкий обруч кольца из белого золота, украшенный розочками, – символ вечной любви.
– Оставь, – сказал Чейз, нарушая повисшее между ними молчание. – Я хочу, чтобы оно было у тебя на руке, Кассандра, когда ты станешь рассказывать мне правду о моем ребенке. Правду, Кассандра. Я хочу знать ее.
И Кассандра заговорила, обращаясь к шрамам на своем пальце, все еще не зажившем и не дававшем ей снять кольцо.
– Она…
Она.
Одно это слово вызвало такую боль в сердце Чейза, что ему показалось, будто нож был теперь в нем и его протолкнули глубже и повернули.
Значит, у него была дочь.
Голос Чейза дрогнул при мысли об этом крошечном существе.
– Она в Сиэтле, да?
Кассандра кивнула.
– Это она была тем, другим? Это она заставила тебя уехать от меня?
Когда ее покрытая шрамами и золотистым пушком голова кивнула снова, Чейз спросил нежно и тихо:
– Почему, Кэсси? Скажи: почему?
– Не знаю, – ответила Кассандра едва слышно. – Я не знаю.
Она затрепетала, зарываясь глубже в плюшевые подушки дивана, покрытого мягкими легкими тканями с изображениями тропических плодов и животных. Они так напоминали оперение, которое она когда-то любила носить, ее ведьмино обличье, боевой наряд израненной души, столь сложной, глубокой и одновременно смущенной, встревоженной, трепещущей.
– Мне казалось совершенно очевидным, что я должна уехать и что у меня нет выбора.
Волшебная сказка кончилась. Радугам предстояло истаять и умереть. Для Золушки наступила полночь, а вместе с ней и обещанная расплата. С минуту Кассандра сидела, хмурясь, смущенная и ошарашенная.
– Мне казалось, что все ясно.
– Из-за меня? – Из голоса Чейза Тесье исчезла мягкость. – Потому что однажды я сказал тебе, что не хочу детей?
Ты говорил это вовсе не однажды.
– Но ты ведь и не хотел их, верно?
Не хотел. До тех пор, пока не полюбил тебя.
– Так же, как и ты, – ответил Чейз спокойно. – Что ты с ней сделала, Кассандра? С девочкой, которую ты не хотела?
– Я хотела ее, Чейз.
С того самого момента, когда почувствовала в себе новую жизнь.
– Я хотела ее. Очень хотела.
– Значит, считала, что я не хочу, что я готов отвергнуть свое дитя.
Ты хоть чуть-чуть думала обо мне?
Ее затуманившиеся синие глаза обратились к нему. Они снова были лучистыми и ослепительно яркими.
– Нет, Чейз. Нет. Я никогда не считала тебя таким. Дело в том, что… – Воспоминание внезапно пронзило ее почти непереносимой болью, так что у нее захватило дух.
Он любит тебя. Он будет любить нас.
Откуда-то из глубины ее существа пришел этот голос, сильный и убедительный.
– Тогда в чем дело, Кассандра?
– В том, что я уже возвращалась к тебе, – тихо призналась она. – Мы возвращались.
Но не вернулись.
Эта мучительная мысль не отпускала, не оставляла его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34