Работа мне нравилась. Моим шефом была моя подруга, коллектив прекрасный, и вообще жизнь радовала. Одно плохо: где-то на границе сознания маячил и беспокоил смутный образ мужа, хотя сам Сергей целый месяц не давал о себе знать. Через месяц, как-то задержавшись на работе дольше обычного, я припустилась за троллейбусом, отчаянно размахивая руками, чтобы меня заметили. Тут раздался автомобильный сигнал, и, обернувшись, я увидела машину мужа. Сергей вышел и молча распахнул передо мной дверь, пришлось сесть.
— Тебя домой? — спросил он хмуро.
— Ага, — кашлянула я. К тому моменту я уже переселилась в бабушкину квартиру. Оказалось, Сергей знал об этом.
— Ты что, меня совсем не любишь? — спросил он несколько не к месту.
Я его не любила. Совсем. Сказать правду — равносильно признать свою вину. В самом деле, зачем замуж шла, голову человеку морочила? Скажите на милость, какая женщина признает себя виноватой? Поэтому я решила придерживаться прежней версии: измена мужа и невозможность ее простить.
— У нас с тобой разные взгляды на совместную жизнь, — вздохнула я. — Мне никогда не понять, как можно любить кого-то и обманывать его. Не понять, и все.
— Хорошо, понять ты не можешь, — вздохнул муж, — а простить?
Вышло это у него очень трогательно. В самом деле казалось, что мое прощение для него очень важно, возможно, в тот момент он и сам в это верил. Мне было жаль его, так жаль, что плакать хотелось, но я подумала, что если дам волю своим чувствам, то завтра вновь начну готовить борщ и вышивать крестом, а главное, всю жизнь проживу с человеком, которого не люблю.
Это подействовало. Я собралась с силами и ответила:
— У меня не получится. Ты зарабатываешь деньги и живешь так, как считаешь правильным, и в самом деле не видишь во всем этом ничего плохого, а для меня это предательство. И тут уж, как говорится, ничего не поделаешь.
Мы как раз подъехали к моему дому, и это позволило мне спешно ретироваться.
Прошел еще месяц, и Сергей вновь возник в моей жизни. Позвонил, спросил разрешения заехать и явился через десять минут после этого. Я надеялась, что глупые мысли о совместной жизни он оставил и пришел поговорить о разводе. Не тут-то было. Надо сказать, выглядел он скверно, не то чтобы больным, а скорее каким-то потерянным и даже жалким, что уж вовсе никуда не годилось.
Я напоила его чаем и спросила о делах. Он проигнорировал вопрос, взглянул на меня с печалью и вздохнул:
— Ладно, ты доказала, что отлично можешь жить без меня. И без моих денег тоже. Я все понял. И осознал. Возвращайся, хватит дурака валять. У меня из рук все валится, тоска такая… Хочешь работать — работай, и вообще… все эти бабы… ты же понимаешь, просто такой стиль жизни, я даже не думал… я тебе клянусь, больше никогда… поедем домой…
Ух ты, господи, что же делать-то? Постную мину — это во-первых, во-вторых, надо придумать что-то жалостливое. Как назло, ничего подходящего на ум не шло.
— У нас не получится, — испуганно произнесла я. — Мы просто теряем время.
Тут Сергей уставился на меня сначала с печалью, потом с душевной болью, а потом со злостью и изрек:
— Ты меня никогда не любила. Никогда. И только рада от меня избавиться. Скажите, какая проницательность.
— Вот и пошли меня к черту, — разозлилась я. — На свете полно женщин, которые варят борщ лучше, и любят вышивать крестиком.
— Знаешь, кто ты? — перешел он на зловещий шепот. — Ты дрянь, лживая, хитрая дрянь.
— Ну и ладно, — кивнула я. — Раз тебе так удобней… Разведись со мной.
— У тебя кто-то есть? Я ведь все равно узнаю. Я ему башку оторву.
— Ради бога, только у меня никого нет. Давай разведемся.
И тут муж повел себя совсем не как джентльмен, сунул мне под нос кукиш и сообщил:
— Вот тебе, а не развод. Я тебя в психушку отправлю, я тебя… Не хочешь жить со мной, готовь себя в монахини.
— Будем надеяться, что тебе это когда-нибудь надоест и ты оставишь меня в покое. На худой конец, я могу уехать из этого города.
Он зажмурился, собираясь с силами, и вот тогда-то выпалил:
— Я тебя убью.
— За это в тюрьму сажают, — напомнила я. — Скажи на милость, что тебе там делать?
Он стремительно покинул мою квартиру, хлопнув дверью.

* * *

— Ерунда, — сказала мама, выслушав мой рассказ. — Твой отец раз двадцать грозил мне тем же. И что?
— Папа хотел тебя убить? — насторожилась я, это как-то не вязалось с обликом родителя, который мама успела создать за долгие годы. — За что?
— Ах, дорогая, все мужчины сумасшедшие и всегда найдут повод сморозить глупость. Не обращай внимания. Он успокоится и даст тебе развод. Куда ему деться?
Однако супруг не только не успокоился, он начал военные действия. В понедельник я пришла на работу, и тут же Элька, подруга и шеф по совместительству, вызвала меня к себе.
— Мона, — сказала она. Не помню, чтобы хоть одна душа потрудилась называть меня полным именем, Элька так даже не пыталась, — я думаю, тебе есть смысл отправиться в отпуск.
— Какой отпуск? — не поняла я. — Я работаю всего два месяца.
— И уже отлично себя зарекомендовала, — кивнула она. — Поэтому мне удалось уговорить руководство не увольнять тебя, а на время отправить в отпуск.
— На какое время? — пребывая в прострации, проявила я любопытство.
— На неопределенное.
— Да с какой стати?
— Мона, твой муж предпринял ряд шагов…
— При чем здесь мой муж?
— В нем-то как раз все дело. Он хочет, чтобы тебя уволили.
— Какое отношение мой муж имеет к нашей компании?
— К компании никакое. Но в городе он… вижу, ты мало интересовалась делами мужа. Я права?
— Ну… — пожала я плечами. — У него фирма, и он богатый человек…
— Негусто, — вынесла вердикт Элька и просветила меня. Лучше бы ей этого не делать. В добавление ко всем моим несчастьям выяснилось, что муж у меня тип с криминальным прошлым. Жулик, одним словом. Правда, фирма у него настоящая, но это ничего не меняет.
— Господи, — простонала я, а Элька принялась сочувствовать:
— Ты правда не знала? Ну надо же. А я еще гадала, чего это ты за него замуж поперлась.
— Слушай, он обещал меня убить, — забеспокоилась я. Все бандиты, которых я видела в кино, были скоры на расправу.
— Брешет. Из-за любви давно не убивают, только из-за денег. Ты ведь у него денег не требуешь?
— Не требую.
— Тогда живи спокойно.
Ей хорошо говорить, а что мне делать без работы? Сидеть в четырех стенах, теперь еще и без денег? Вот уж счастье. К мужу вернуться и то веселей. «Надо полагать, он этого и добивается», — озарило меня, и я решила быть стойкой.
С Элькой мы договорились, что некоторое время я поработаю на дому, таким образом и волки будут сыты, и овцы целы. Это мы так думали, но у муженька на этот счет было свое мнение.
На следующий день я вышла из дома и смогла убедиться, что у моих «Жигулей» (деньги на машину я одолжила у мамы) спущены все четыре колеса, кто-то не поленился их продырявить. Неужто сам Сергей? Я уже видела мысленным взором, как он в дорогом костюме и белоснежной рубашке орудует гвоздем. Впрочем, теперь-то выяснилось, что самому орудовать необязательно.
Я огорчилась, потом позвонила в автосервис, и проблема с колесами была решена, но это оказалось лишь началом. Поздно вечером мне позвонили по телефону, и грубый мужской голос заявил:
— Вернись к мужу, или головы лишишься. Муженек точно ее где-то потерял, кто ж так жену домой возвращает?
— Идиот, — ответила я и бросила трубку, но занервничала.
Ночью позвонили еще трижды, и каждый раз угрозы становились все красочнее. Я подумала и позвонила сама, мужу я имею в виду, но, должно быть, выбрала неудачное время.
— Это только начало, — лаконично сообщил он, не желая прислушаться к голосу разума. Я подумала, что надо переехать к маме, но проблему это не решит, лишь подвергнет мамину нервную систему серьезному испытанию,
В девять утра я пила кофе на кухне, когда в дверь позвонили. На всякий случай я уставилась в «глазок» и увидела веснушчатую девицу в джинсовой куртке и косынке. Она таращила глаза и нервно кусала губы. Встречаться ранее нам не доводилось, но от девиц ничего опасного не ожидалось, и я открыла дверь.
— Вы Симона? — спросила она, вытаращив глаза еще больше. — Симона Вячеславовна Алексина?
— Да.
— Я пройду, — заявила девица, вошла, закрыла дверь и привалилась к ней спиной, прижимая к груди тетрадь в красной обложке. Девушку слегка потрясывало, и вообще она выглядела немного нездоровой, я имею в виду душевное здоровье. Я пожалела, что открыла дверь.
— Вы, собственно, по какому вопросу? — забеспокоилась я, и тут она выдала:
— Ваш муж собирается вас убить, я это слышала собственными ушами. — Она стащила косынку, должно быть, для того, чтобы продемонстрировать, что уши у нее точно есть. Они и были, большие, оттопыренные и тоже веснушчатые.
— Я тоже слышала, — пожала я плечами. — Но ведь это чепуха. Не может же он в самом деле меня убить?
— Еще как может, — комкая косынку, не унималась девица. — Ведь он совершенный зверь.
Хоть я мужа и не любила, а теперь даже опасалась, но с определением «зверь» была все-таки не согласна. На самом деле он довольно милый и покладистый парень, по крайней мере, до недавнего времени он уступал мне охотно и даже с удовольствием.
— Не выдумывайте, — осадила я ее и вдруг вспомнила Элькины рассказы. А что, если не милый и не покладистый, а искусный притворщик?
— Это вы мне говорите? — возмутилась девица. — Да я знаю этого мерзавца как облупленного. Я потратила на него лучшие годы своей жизни.
Я нахмурилась, приглядываясь к ней. На вид ей было лет двадцать, ну, может, чуть больше, потому заявление о потраченных годах показалось мне явным преувеличением.
— Чего вы от меня хотите? — совершенно растерялась я.
— Как чего? — удивилась девица. — Перед лицом опасности мы должны объединиться.
— Вас он тоже хочет убить? — догадалась я.
— Убил бы с удовольствием, уж можете мне поверить, просто я не такая дура, чтобы ему это позволить.
— Вас не была в альбоме, — подумав, сказала я,
— В альбоме? — не поняла девушка. Пришлось объяснить. — Вы поймали его с поличным? Здорово! — К тому моменту она как-то незаметно дошла до кухни и даже устроилась там в кресле возле окна. Вдруг вскочила и пересела на стул. — На всякий случай, — пояснила торопливо, — вдруг следит.
— Кто за вами следит? Мой муж?
— Объясняю еще раз: он решил вас убить. А у такого парня слово с делом не расходится, Все, кто с вами в контакте, подвергаются опасности. Я, к примеру. Приходить к вам было рискованно, но не могу же я стоять в стороне, раз в заповеди сказано: «Не убий». И если ты сам не убиваешь, а просто стоишь рядом и помалкиваешь, так это ничего не меняет. Я готова пострадать за правду. Как первые христиане. Вы в бога верите?
— Не знаю, — растерялась я. — Не думала об этом.
— Да вы с ума сошли, как это о боге не думать? Особенно, когда вас собираются убить. У вас теперь все надежды на господа, так что начинайте верить немедленно.
— Хорошо, начну, — согласилась я, стараясь ни в чем девице не перечить, потому что к тому моменту была убеждена: она и впрямь сумасшедшая.
— Вот я вам тетрадку принесла, — продолжила она, оторвала тетрадь от груди и положила на стол. — Здесь молитвы на все случаи жизни. От убийц и грабителей я красным фломастером пометила, видите?
Я заглянула в тетрадь, почерк у девицы оказался на редкость красивым и разборчивым, да и оформлена тетрадь была с любовью.
— Это я в монастыре от нечего делать, — вздохнула она, — телика нет, а книжки читать я не люблю, читаю только божественные, ну еще про сирот или каких-нибудь инвалидов. Одному человеку отрезало руку…
— Подождите, — заволновалась я. — Дело в том, что я собиралась уходить. Вы застали меня совершенно случайно. Если честно, у меня совсем нет времени и…
— Я могу подождать, — сказала девушка, — у меня полно времени. Идите по своим делам, я у вас пока похлопочу по хозяйству. Господь учит помогать ближним. Я хорошо готовлю, хотите жареной картошки?
— У меня нет картошки.
— Жаль. Очень есть хочется. Я сутки ничего не ела. Если бы в пост, то хоть в пользу, а так за что страдаю? Если вам не трудно, покормите меня ради Христа. — Тут она вскочила и торопливо поклонилась.
— Ну, хорошо, — пожала я плечами и стала готовить завтрак, а девица читать вслух молитвы.
— Перед принятием пищи обязательно надо молиться. И после. Здесь у меня зеленым фломастером подчеркнуто.
— Вас как зовут? — поинтересовалась я со вздохом, поняв, что быстро от нее не избавишься.
— Мария. Как Богородицу. Вот мамка-то угодила. — Она опять вскочила, поклонилась чуть ли не до пола и сказала нараспев:
— Мария Никитична Лукина.
— Очень приятно, — кашлянула я, помешивая кашу в кастрюльке. — А как давно вы знакомы с моим мужем? С бывшим, я хотела сказать.
— Да я его всю жизнь знаю, класса с третьего. А уж любила как… Он во двор выйдет, а у меня сердце в пятки. А когда на гитаре играл…
— Мой муж играет на гитаре? — не доверила я. По моему глубокому убеждению, медведь отдавил ему оба уха.
— А то… не часто, но иногда играл. Никому не нравилось, а я прямо сама не своя, встану в сторонке, глаза зажмурю и слушаю, слушаю. Конечно, он по моему малолетству внимания мне не уделял, зато я каждую свободную минуту посвящала ему.
— Вы в одном дворе жили? — озарило меня.
— Ага. Но недолго. Он-то вырос быстро, я еще в восьмом классе училась, а он сначала тачку купил, потом квартиру, и съехал. Правда, к родителям иногда заезжал, потом они умерли, и мне вовсе жизни не стало. Я школу бросила и пошла к нему в курьеры. Еще брать не хотел, мерзавец, но я сказала: батя пьет, а мамке не до меня, надо работать. Договорились, что по вечерам трудиться буду, а днем в школе. Все-таки не совсем его душа потеряна для бога, — заявила она.
1 2 3 4 5 6