Возвращались мы молча, я — потому что напряженно мыслила, Кузя — потому что уважал чужое желание подумать. Пройдя мимо ЖКО, я взглянула на часы: без двух минут три. Самое время наведаться к участковому. Кабинет его размещался как раз в ЖКО, только имел отдельный вход с торца. Туда мы с Кузей и направились. На скамейке возле крылечка с металлическим козырьком сидели Петрович и молодой мужчина в милицейской форме. В нем я без труда узнала Авдрюшку Коломейцева. С момента нашей последней встречи он стал выше и упитаннее, но в остальном мало изменился: оттопыренные уши, веснушки, курносый нос и румянец во всю щеку. Завидев меня, новый участковый поднялся, надел фуражку, которая до той поры лежала на скамейке, и попытался придать себе вид бравого вояки, втянув с этой целью живот и расправив плечи. И я и он знали, что долго так ему не продержаться, но Андрюха старался изо всех сил, а я за труды наградила его своей лучшей улыбкой. Петрович торопливо затушил сигарету, вскочил, чертыхнулся, вспомнив о больном колене, и сказал:
— Ну вот, знакомить вас не надо.
— Здравствуйте, Дарья Сергеевна, — кивнул Андрюха и даже взял под козырек, правда, тут же смягчил официальное приветствие застенчивой улыбкой.
Надо сказать, милиция в родном районе меня уважала. Дело в том, что несколько лет назад я прославилась на весь город, поймав маньяка. Этот самый маньяк терроризировал население в течение года. Когда нападению подверглась шестая по счету девушка, многие предлагали ввести в городе чрезвычайное положение. Население охватила настоящая паника, а милиция буквально сбилась с ног. Неизвестно, как долго бы это продолжалось, если бы в один из вечеров, возвращаясь со стадиона после обычной пробежки, я не повстречалась с маньяком в том самом парке, который теперь облюбовал Упырь. Я шла мимо фонтана, когда некто весьма зловеще зашептал, ухватив мою шею одной рукой и приставив к груди нож другой: «3дравствуй, красавица», — после чего я наглядно продемонстрировала, что художественная гимнастика — это не только прыжки с ленточкой, но еще и хорошая физическая подготовка. В результате маньяк был доставлен мною в районное отделение милиции связанный прыгалками. На них я и вела его, чтоб не сбежал по дороге. Впрочем, попыток сбежать он даже не предпринимал, загрустил, потом захихикал и стал симулировать сумасшествие, хотя я его сразу предупредила: стараешься, мол, зря, по мне хоть смейся, хоть плачь, но в милицию я тебя непременно определю! Маньяк, который, ко всеобщему изумлению, оказался заслуженным работником искусств и руководителем хора ветеранов при областном Дворце культуры, во всем покаялся, граждане вздохнули с облегчением, а я удостоилась похвалы и хрустального сосуда неопределенного назначения с дарственной надписью «Дарье Агафоновой от сотрудников УГРО Октябрьского района». Сосуд был выставлен мною на самом видном месте в гостиной. Доступ к нему был открыт (он стоял на специальной подставке), и оттого сосуд часто пылился, я ежедневно натирала его до блеска, чтобы награда выглядела достойно, и в конце концов буковки стерлись. Теперь, разглядывая его на свет, прочитать при некоторой сноровке можно было два слова «… Агафон…сотрудник…». Чтобы лишний раз себя не травмировать, я убрала сосуд в шкаф и больше никому его не показывала. Боль об утраченной надписи внезапно кольнула сердце, когда я пожимала руку новому участковому.
— Чего ж, в кабинет пойдем или, может, на свежем воздухе? — спросил Петрович и маятно вздохнул, в роли пенсионера он чувствовал себя неловко.
— Лучше здесь, — сказала я и устроилась на скамейке.
— Ваша собака? — улыбаясь, спросил Андрей, протянул к Кузе руку с намерением погладить его, но в последний момент передумал.
— Он не кусается, — успокоила я. — Пес общий, дворовый. А мы с ним друзья.
— Хорошая собачка, — осмелел участковый и погладил Кузю. — Как звать?
— Кузя.
Петрович извлек из кармана спортивных штанов кусок сахара, подул на него со всех сторон и сунул Кузе.
— На-ка сахарку. Вот ведь, псина, а сладкое любит, точно дите малое.
— Я тоже сладкое люблю, — сказал Андрей и смутился. Мы переглянулись с Петровичем и дружно вздохнули, а Андрей покраснел.
— Андрей Петрович, — с большим усердием покашляв пару минут, начал бывший участковый, участливо косясь на нынешнего. — Упырь вконец обнаглел. Вон и Дарья Сергеевна на него жалуется. Племянника ее избил, отнял фотографию. Надо с ним что-то делать.
— Ага… — нерешительно кивнул Андрей и, покраснев еще больше, спросил:
— А кто такой этот Упырь?
— Серега Клюквин, — подсказала я. — Весь район от него стонет.
— Проведу беседу.
— Только что, — нахмурилась я, а Андрюха приоткрыл рот, да так и замер, а мне пришлось пояснить:
— Беседу я с ним только что проводила. По-моему, плевать ему на наши беседы.
— Плевать, — убежденно кивнул Петрович. — Сажать его надо. — Взглянул на меня, нахмурился и заметил не без злорадства:
— Еще три года назад…
— Ну, посадили бы его три года назад на пару лет, — отмахнулась я, — он бы уже вышел и так же нервы трепал. Дело-то не в этом.
— А в чем? — Петрович поскреб затылок и уставился на меня с таким видом, точно ожидал услышать откровение свыше.
— В том, что обстановка в районе в целом неблагоприятная.
— А… — Бывший участковый махнул рукой и скривился:
— Удивила.. Где она благоприятная, скажи на милость? Да если хочешь знать, наш район по воспитательной части и раскрываемости на первом месте. Краж у нас в два раза меньше, чем у соседей, ни одного изнасилования… тьфу-тьфу, с тех пор, как ты своего маньяка поймала…
— Общего, — уточнила я.
— Да пес с ним… твой или общий, главное — избавились, так что на район зря не наговаривай, а на вверенной мне территории… — Тут Петрович глянул на спортивные штаны, в которые был облачен, отчаянно махнул рукой и скис, а Андрей подал голос:
— А этот самый Клюквин…
— Этот самый Клюквин у меня дождется, — неожиданно разозлилась я и даже для чего-то вскочила со скамьи, Кузя забеспокоился и ненавязчиво тявкнул. — Мне на ваши показатели наплевать, когда у племянника два глаза, и оба подбиты. Он мне вверен родителями, как вам территория.
— Да, уважаемая Дарья Сергеевна, — покачал головой Петрович. — Смотри, как заговорила. Пока Упырь другим покоя не давал, ты все про воспитание твердила, а как пострадал родственник, так к милиции претензии, сажайте, мол… Давай посадим. Дело нехитрое, стоит только захотеть. На нем сейчас висит условный срок. Поймай на любой мелочи, да хоть на той же дворовой драке, и загремит…
Я опустилась на скамейку, косясь на бывшего участкового; конечно, он прав, оттого вдвойне обидно.
— Ну так что? — ядовито спросил он. — Сажаем?
Я посмотрела на него, на нового участкового, слабо мерцавшего глазами и только этим отличавшегося от каменного болвана, что украшал фонтан в нашем парке, и ответила:
— Я сама с ним разберусь.
— Беседовать будешь? — подсказал Петрович и ехидно добавил:
— Ты ему лекцию о культуре поведения, а он Сеньке твоему синяк.
— Никаких лекций, — отрезала я и кивнула Кузе.
— Дарья, — позвал Петрович вроде бы испуганно. — Ты чего надумала?
— Чего надумала, дело мое, а ты за показателями следи. — С этими словами я зашагала в сторону своего двора. Бывший участковый ковылял следом.
— Чего ты разозлилась? — бубнил он. — На мои слова обижаться нечего. Беда с этим Упырем, как о нем заговорим, так обязательно разругаемся. Сажать его надо, вот что хошь со мной делай, а его место в тюрьме.
Андрей Петрович с совершенно ошарашенным видом догнал нас и пробормотал испуганно:
— Мы ж поговорить хотели, о ситуации… наметить мероприятия… вы, как активисты…
— Да разве с ней говорить можно, коли вожжа под хвост попала, — рассвирепел бывший участковый. — Вон несется, точно угорелая, а у меня колено…
В этот момент я замерла как вкопанная, ибо в голову мне пришла одна идея. Пока я ее обдумывала, Петрович с Андреем смогли меня догнать. Бывший участковый запыхался, физиономия его алела более обыкновенного, а в целом выглядел он совершенно несчастным, впрочем, вид нынешнего оптимизма тоже не внушал.
— Ну, чего ты? — отдышавшись, спросил Петрович.
— Я вроде утюг забыла выключить, — пробормотала я.
— Так я и поверил. Говори, чего задумала? Покачав головой, я вздохнула:
— Упырь гаденыш, но не в тюрьму же его сажать. Отец в тюрьме сгинул, мать запойная, с пяти лет парень на улице, и, если серьезно, ничего особенно подлого он еще сделать не успел., .
— Ага. Давай подождем, пока он кого-нибудь зарежет…
— Петрович, собрание окончено, у меня дома утюг.
На рысях я устремилась к родному подъезду, слыша, как бывший участковый кричит вдогонку:
— Все ты врешь… утюг. Упыря сажать надо… Сажать, слышишь, что говорю?
— Сажать, сажать, заладил, — проворчала я. Мы вошли в квартиру, пес отправился в кухню, а я осторожно заглянула в маленькую комнату, убедилась, что Сенька все еще спит, после чего присоединилась к Кузе. Тот сидел возле холодильника и пожирал его взглядом. — Сосисок нет, — сообщила я. — Могу сделать тебе бутерброд с маслом.
Кузя, натура неприхотливая, согласился и на бутерброд. Мы малость перекусили в молчании (Кузя к своему питанию относился серьезно и во время приема пищи болтовни не терпел).
— Что ж, — сказала я, когда по окончании трапезы убирала со стола, а Кузя довольно облизывался, — Петрович прав: на поверку оказалось, что я… Ладно, чего я тебе объясняю, ты и так все знаешь. На Упыря мои слова не действуют, придется брать на вооружение запрещенный прием. Это мне не по душе, но кровные узы, и все такое… Ты меня слушаешь? — нахмурилась я, заметив, что Кузя вновь уставился на холодильник. — Между прочим, тебе худеть надо… — Эта мысль псу не понравилась, он оторвал взгляд от холодильника и преданно уставился мне в глаза. — Придется нам малость поработать. Для начала понаблюдать за Упырем и попробовать прижать его к стенке.
И мы пошли наблюдать за Упырем, то есть отправились все в тот же парк и битых два часа просидели в кустах по соседству с беседкой. Упырь с дружками, судя по всему, собирался встретить в парке свое пятидесятилетие, по крайней мере за два часа он никуда не отлучался и даже с лавки поднялся лишь однажды, чтобы справить нужду тут же возле скамейки, прямо себе под ноги. Просидев два часа, понаблюдав и послушав, о чем говорит Упырь с дружками, я пришла к выводу, что жизнь у него до того тоскливая, что тут не только посереешь и заостришься ушами, но и вовсе с катушек съедешь. Я представила, что он вот так день за днем сидит в этой беседке, пьет пиво, матерится, пытается исполнить песню, в которой знает два куплета, да и те перевирает, а потом идет домой, где в грязной комнате с давно не мытыми окнами без занавесок нет даже телевизора, и Упыря мне стало жалко. Но я тут же вспомнила о пострадавшем племяннике и строго-настрого запретила себе отвлекаться на вопросы Упыриного воспитания. Моя задача исключительно проста: прижать этого несовершеннолетнего хулигана к стенке и заставить вернуть фотографию Сенъкиной девушки, а над педагогикой можно поломать голову и позднее. Было уже семь часов вечера, Сенька наверняка проснулся и хочет есть, а у меня ужин не готов… Ладно, он вполне способен поджарить яйца и сделать салат из помидоров… Упырь сидит как приклеенный, в конце концов, и ему пора проголодаться. Точно услышав мои мысли, Серега Клюквин вдруг поднялся и сказал, лениво потягиваясь:
— Пойду пожрать куда-нибудь…
— Сегодня в «Торнадо» ночная дискотека. Заглянем? — спросил парнишка с гитарой. Крупный подросток со свежим шрамом на подбородке сплюнул и сообщил:
— Там теперь охрана…
— Подумаешь.
— Говорю, там охрана. Два амбала, кулаки как гири. Вован вчера сунулся, так они его враз завернули…
— Откуда охрана? — проявил интерес Упырь.
— Почем я знаю?
— Значит, накрылась дискотека, — вздохнул гитарист.
— Это мы еще посмотрим, — процедил Упырь и зашагал в сторону аллеи.
— Где встречаемся? — крикнул вдогонку мордастый.
— Где обычно, — ответил Упырь, не оборачиваясь. Мы с Кузей выбрались из кустов и пристроились за ним на значительном расстоянии.
Впрочем, предосторожность оказалась совершенно излишней. Упырь ни разу не оглянулся. Очень скоро стало ясно, что направляется он в универсам, расположенный в трех кварталах от парка. Само собой, мы с Кузей, все еще держась на почтительном расстоянии от объекта, направились туда же. Возле самых дверей я притормозила, прикидывая, стоит ли входить в магазин или лучше дождаться Упыря здесь. В конце концов мы вошли и уперлись взглядом в красочно оформленное предупреждение на стене: «Вход в магазин с животными строго воспрещен». Кузя загрустил, а я пожала плечами.
— Сиди здесь, — сказал а я. — Упыря ни в коем случае не выпускай. Если мы сегодня дело завалим, он станет осторожнее и поймать его с поличным будет нелегко.
Кузя занял позицию возле двери, а я прошла в торговый зал, ненавязчиво оглядываясь. Упыря нигде не было видно. Делая вид, что очень интересуюсь соком, я не спеша продвигалась вдоль лотков, продолжая поглядывать по сторонам, и наконец заметила Упыря — он был в отделе мясной продукции. Так же, как и я, он огляделся и с виртуозностью фокусника, подхватив ветчину в упаковке, сунул ее в карман широких штанов.
— Очень хорошо, — удовлетворенно кивнула я и торопливо отошла в сторону, чтобы Клюквин, не дай бог, меня не заметил.
Я не спеша двигалась в сторону касс, время от времени наклоняясь, чтобы проверить, двигаются ли в том же направлении ноги, обутые в дырявые кроссовки с вызывающей надписью «Nike». Поначалу все шло нормально, они двигались как положено и вдруг исчезли. Я озадаченно замерла в нелепой позе, но поспешила выпрямиться, не хватало только, чтобы меня кто-нибудь застукал в таком виде.
1 2 3 4 5