На всякий случай я уставилась в потолок. Потосковав немного в молчании, парни, не сговариваясь, направились к двери.
— Ну, бывай, — кивнул беззубый. — Увидимся. Племянница, говоришь?
Как только хлопнула входная дверь, я, выскочив в прихожую, заперла ее на и оба замка.
— Дверь лучше держать открытой, — философски заметила Серафима. — Вышибут. Хлопотно, и соседям беспокойство.
— Это что же такое? — ахнула я, как только смогла отдышаться. — Это уму непостижимо…
— Кончай тарахтеть, — усмехнулась тетушка, поднимаясь с дивана. — Пойдем, хоть чаю выпьем.
— Какой, к черту, чай! Этот негодяй тебя ударил. Немедленно, слышишь, немедленно звони в милицию! Нет, лучше я позвоню…
— Ты, племяшка, у меня вовсе дурочка, — загрустила тетка. — Не пойму только в кого.
— Ты что же, хочешь, чтобы этим подонкам их гнусная выходка с рук сошла?
— Брось. Витька — не самое плохое, что есть в подлунном мире. А по фейсу я схлопотала по твоей милости. Мужики при виде небесных черт впали в буйство. Надеялись, что ты на месте не усидишь и глупость сделаешь: звук какой издашь или того хуже, на выручку кинешься. Вот тут бы они потешились… Слава Богу, хватило ума сообразить, чего хочет от тебя твоя старая мудрая тетка.
— Ты хочешь сказать… — начала я.
— Я хочу сказать: с первым автобусом — домой. Италия отменяется, и здесь тебе не место.
— Господи, да что же это?
— Ты сейчас на курицу похожа, — с усмешкой заметила Серафима.
— Это чудовищно, — твердо сказала я. — Как в кино: Германия, тридцать девятый год, два эсэсовца на отдыхе, и я — несчастная еврейка.
Серафима хохотнула, ставя на плиту чайник:
— Конечно, не Германия, не СС, и ты не еврейка, а православная христианка беспримесно русская на обозримые поколения… Но суть ты ухватила.
— Я звоню в милицию. Тетка махнула рукой:
— Много пользы!
— От милиции много пользы?
— В моем случае — никакой, — очень серьезно сказала Серафима и даже вздохнула. Тут я испугалась по-настоящему.
— Серафима, ты должна немедленно уехать. Конечно, я не планировала до конца дней жить с тобой под одной крышей, но у меня вполне приличная квартира, и мы в ней как-нибудь разместимся. График работы у нас не совпадает, так что мы даже не сумеем как следует надоедать друг другу…
— Возможно, так оно и будет, — загрустила Серафима еще больше.
— А кто эти типы? — спросила я, разливая чай.
— Так, мелочь…
— Ничего себе, мелочь.
— Пугают. Что б я прочувствовала.
— А кто их послал? Директор в отпуске прохлаждается, так кому какое дело до пропавших денег?
— Юрке Каткову дело. Директор ведь так, для виду. Хозяин Каток, это его ребята были.
— Боже мой, куда ты изловчилась вляпаться? И на что тебе сдалось это казино? Шла бы в детский сад или вон в зоопарк.
— Так ведь денег хотелось. Люди гибнут за металл. Ты наверное, голодная, сейчас пельменей отварю…
— Какие пельмени? У меня кусок в горле застрянет.
— Очень ты у меня впечатлительная. Творческая натура, тонкая душа…
— Прекрати, ничего забавного я в этой ситуации не вижу.
— Я тоже, — охотно согласилась Серафима.
— Постой-ка, — всполошилась я. — У тебя же был знакомый, Володя, он как будто трудился в каком-то отделе… не помню, как правильно, но точно помню, что по борьбе с бандитизмом.
— Не был, а есть. Ну и что?
— Как что? Звони ему, он должен помочь.
— Чем, интересно? Денег в долг дать? Так у него их сроду не было. Он же юродивый, сиречь честный. Оттого и оклад мизерный, приработков не наблюдается, жена зануда и две девки-акселератки на папу дуются, тряпки новые хотят. От Вовки толку, как от козла молока. Он жутко скучный и обременительный для природы тип.
— Он представитель правопорядка, — назидательно заметила я, — и он должен знать, как поступить в подобном случае.
— Собирать бабки и отдавать, пока “счетчик” не включен. Это я тебе и без Вовки скажу.
— Мне нужен номер его телефона, — очень грозно сказала я. — И без глупостей. Если нет способа доказать свою правоту и противостоять бандитам, пусть он мне сам об этом скажет.
— Охота тебе над человеком измываться? — сокрушенно покачала головой Серафима, но, взглянув на меня, телефон дала.
Застать Владимира Петровича в кабинете оказалось делом нелегким, но с четвертой попытки это удалось. Я услышала очень приятный, с усталой интонацией мужской голос, что меня в данных обстоятельствах не порадовало.
— Здравствуйте, Владимир Петрович, — бодро начала я. — Вас беспокоит племянница Серафимы Павловны.
— Лика? — Голос зазвучал бодрее. — Приехала в гости? Рад… — Тут до него, как видно, дошло, что звонить мне ему вроде бы без надобности, и он насторожился:
— А что случилось? Как дела у тетушки?
— Скверные дела у тетушки. Володя, ты можешь приехать? Лучше прямо сейчас.
После трехсекундной паузы он сказал:
— Хорошо. — И повесил трубку.
Я вернулась в кухню. Серафимы там уже не было, она перебралась на диван и с прежним энтузиазмом разглядывала потолок.
— Он приедет, — сообщила я, на что Серафима только криво усмехнулась.
Однако появился Владимир Петрович только через час, извинился, прошел в комнату и сел в кресло рядом с Серафимой.
— Вижу: жива, здорова, значит, все не так скверно, — вместо “здравствуйте” сказал он. — Хотя здоровье и прочее — категории временные.
— Утешитель, — фыркнула Серафима.
— Помнится, я тебя полгода назад предупреждал! Предупреждал?
— Ну…
— Гну. Сколько они хотят?
— Восемьдесят семь миллионов. Владимир Петрович присвистнул.
— Да-а, такие деньги в три дня не соберешь…
Я взирала на него в крайнем негодовании. С момента нашей последней встречи он заметно постарел, потускнел и осунулся. И не имел ничего общего с бравым защитником правопорядка. На Владимире Петровиче был неновый серый костюм, подозреваю, единственный. Манжеты рубашки заметно обтрепаны, волосы давно требовали стрижки. А в целом он выглядел классическим неудачником: ранняя седина, утомленное лицо равнодушный взгляд.
— Если я правильно понимаю, Владимир Петрович, — не выдержала я, — вы советуете тетушке отдать деньги?
— Советую, — кивнул он бесстрастно.
— Выдумаете, она их украла?
— Не думаю.
— Тогда, простите, я ничего не понимаю.
— Лика, нельзя ли мне чашку кофе, лучше с бутербродом. Я не успел пообедать, — усаживаясь поудобнее в кресле, попросил Владимир Петрович.
— Свари ему пельменей, — сказала Серафима.
С моей точки зрения, он и чая без заварки не заслуживал, но я подчинилась. А вернувшись с пельменями, заявила:
— Я по-прежнему не в состоянии понять ход ваших мыслей.
— Если я правильно информирован, боюсь, ничего другого, как заплатить, не остается.
Видно, на целый час Владимир Петрович опоздал не зря и кое в чем успел разобраться. Слегка утомленным голосом, расслабленно сидя в Серафимином кресле, он прочитал пятнадцатиминутную лекцию, из которой я вынесла убеждение, что нам не поможет сам Господь Бог. Сдаваться не хотелось, и я гневно спросила:
— Выходит, всякие подонки могут врываться….
Владимир Петрович поднял ложку, прерывая поток моего красноречия, и прочитал еще одну лекцию, короткую, но впечатляющую. Я загрустила, а он закончил так:
— А по поводу посещений… если мы будем иметь официальное заявление… ты будешь его писать? — Серафима энергично замотала головой. — Знакомо. Так вот, в этом случае мы примем меры. Однако в течение длительного времени оберегать тетушку денно и нощно мы возможности не имеем. Конечно, я могу выступить в роли личного телохранителя, но и я должен работать, а также спать. Потому толку будет немного. Следовательно, нам необходимо подумать, где достать до вторника восемьдесят семь миллионов.
— Ушам своим не верю, — всплеснула я руками.
— Я твоей тетушке раз сто говорил, что в этом гадюшнике ей не место. Говорил я тебе?
— Ой, помолчи, — махнула рукой Серафима. — Не хватает мне только морали выслушивать.
Я посмотрела на нее, потом на Владимира Петровича и вздохнула:
— Что ж, давайте думать… Часть денег я могу занять у Павла Николаевича. Думаю, он не откажет.
— Это твой плешивый бизнесмен? — нахмурилась тетка Серафима.
— Что за выражения? Он очень приличный человек.
— А чего ты за него замуж не выходишь?
— Замуж? — вытаращила я глаза от удивления. — За Павла Николаевича? — Такая мысль никогда не приходила мне в голову.
— Конечно. Хороший человек и два года таскается за тобой как хвост.
— Да что за глупость такая? Я совершенно не хочу замуж.
— Так я тебе и поверю, замуж все хотят. Молчи лучше. Денег она займет… Чтоб я собственную племянницу, кровинушку, отдала на поругание какому-то хмырю за паршивые восемьдесят семь миллионов?
— Серафима! — гневно крикнула я.
— То-то. Серафима… Чем отдавать будешь?.. Не тревожь меня.
— Но где-то мы их должны взять. И тут тетушка заявила:
— Не в деньгах дело… ~ Что? — открыла я рот, а Владимир Петрович нахмурился.
— Даже если я отдам деньги, на этом Дело не кончится. Юрик меня все равно достанет, не битьем, так катаньем.
— И чем ты ему насолила? — спросил Владимир Петрович.
Серафима с тоской посмотрела на люстру и молвила:
— Младший Катков в друзья набивался. Ну, я под горячую руку и огрела его бутылкой из-под пива. Разозлился, крысеныш, тут и начались мои неприятности.
— Ты ударила Жорку Каткова пивной бутылкой? — удивился Владимир Петрович. — И лежишь на диване в таком цветущем виде? Не могу поверить…
— Я сама с трудом верю, все в зеркало поглядываю. Восемьдесят семь миллионов — это только начало…
— Уж это точно, — покачал головой Владимир Петрович. А я попыталась внести ясность:
— Кто такой этот Жора, и что все это значит?
— Братья Катковы в наших местах люди известные. Бандиты, одним словом. Старший, Юрка, многое в городе к рукам прибрал, в том числе и казино, где Серафима трудится, а младший Каток — психопат и убийца.
— Как вы интересно рассказываете, — съязвила я. — Отчего ж он не в тюрьме и не в больнице, а к тетушке пристает.
— Оттого, что все в подлунном мире не так просто. Опечалила ты меня, Серафима, — сказал Владимир Петрович.
Пожалуй, и в самом деле придется идти к тебе в телохранители.
— Ты чего на диване лежишь, дурища? — не выдержала я. — Собирай вещи и бежим отсюда без оглядки.
— Не могу. Это противоречит моему характеру, — серьезно сказала Серафима. — Оглядываясь назад, я вижу осуждающие лики предков. Бабка на Соловках сгинула, а крест с шеи не сняла.
— Так то крест, и бабка была староверкой, а ты ни в черта, ни в Бога не веруешь, а вот если будешь на диване лежать, то с предками встретишься раньше времени.
— Я не лежу на диване, — обиделась Серафима. — Я думаю.
— О чем, интересно?
— О спасении живота своего. И тут ты по справедливости мне помочь должен, — повернулась она к Владимиру Петровичу. — Скажи-ка, есть в городе человек, способный посадить братанов Катковых на задницу?
— В данном конкретном случае? Наверное, есть.
— То, что мне надо!
— Серафима, — нахмурился он. — Я тебе уже говорил и опять скажу: женщина, если она не совсем дура, должна Держаться от бандитов подальше, лучше всего и вовсе не знать об их существовании. Я ясно выразился? Кстати, пословицу вспомнил: из огня да в полымя. Знаешь такую?
— Ты мне друг? — спросила Серафима, опустив глаза долу. — Должен ты мне помочь? Сыщи человека, а там я уж как-нибудь сама…
— Представляю…
— Есть такой человек?
— Ну, есть… и что? Вместо одного бандюги будешь должна двум.
— Я все по-умному оформлю, на свой женский манер. Да мужику за счастье услужить женщине. Давай колись: кто, где найти?
— Циркач. Из молодых. Злой, голодный. Каток ему как кость в горле.
— Молодой? Годков ему сколько?
— Лет двадцать пять.
— Черт, — выругалась Серафима. — Я для него несколько старовата. В том смысле, чтобы являться венцом творения Божьего… — Тут взгляд ее наткнулся на меня. Серафима задумалась, а Владимир Петрович насторожился.
— Ты что сейчас говорила? Не дам родную племянницу на поругание плешивому бизнесмену? А бандиту подсовываешь? — сказал он.
— Очень даже далека от этого. Нам требуется романтический образ, гений чистой красоты, при виде которого мужик продаст нательный крест и бессмертную душу.
— Белая горячка, — развеселился Владимир Петрович.
— Ты меня имеешь в виду как “гения” и “образ”? — спросила я.
— Конечно.
— Серафима, — сказала я. — Это волюнтаризм. Я этих стриженых до смерти боюсь и совершенно не знаю, как себя с ними вести.
— Постыдилась бы говорить такое, ты ж актриса.
— Смею заметить, — вмешался Владимир Петрович, — что мы не в театре. Там в худшем случае освищут, а здесь и головы лишат.
— Вот именно, — радуясь поддержке, кивнула я.
— Эх, а еще Марию Стюарт изображать хочешь. С заячьей-то душой королеву-мученицу не сыграешь.
— Это шантаж, — разозлилась я.
— Мне можно, я тетка. Ну? Давайте попробуем доказать, что мы чего-то стоим.
— Я совершенно не представляю… — жалобно начала я.
— Принципиальное согласие, — перебила меня тетка.
— Серафима, это глупо, безответственно и опасно.
— Ну?
— Считай, я в деле, — выдохнула я, опускаясь в кресло. — Дурочки, — покачал головой Владимир Петрович, направляясь к двери. — Подумайте насчет денег, и я прикину, чем могу помочь.
— Вовка, — позвала Серафима, — знаешь, что тебе надо? Встряхнуться. Ты ж был отчаянным мужиком.
— Был, да сплыл.
— Ничто не проходит бесследно…
— Эту цитату можно трактовать двояко.
— Хорошая афера пойдет тебе на пользу.
— Я не имею права быть аферистом.
— А ты на работе отпуск возьми.
1 2 3 4