Женьку тяготили какие-либо обязательства, она находилась в постоянном движении, и простые семейные радости ей были так же нужны, по моему мнению, как прошлогодний снег. Хотя, может, я не права.
– Давай выдадим тебя замуж, – брякнула я. Женька так на меня посмотрела, что я едва не прикусила язык. – Вот за Петечку, к примеру.
Петечка был Ромкиным замом, молодой мужчина, неженатый и, по-моему, симпатичный. Мой муж предпринимал героические усилия, чтобы их с Женькой знакомство переросло в нечто большее, надеясь, что, если моя подруга выйдет замуж, его собственная жизнь станет намного спокойнее. Подружка о его замыслах знала, но выходить замуж не спешила, тем более за Петечку.
– Петечка, – скривилась Женька. – Вот уж счастье. Придурок, как все менты. Твоего Ромку будем считать исключением.
– Спасибо, – разозлилась я. – И Петька все-таки не совсем мент.
– Хорошо, не совсем. Значит, и придурок не совсем. Но замуж я за него все равно не хочу. И вообще, дело не в этом, а в том, что человек пропал и…
– Хорошо, – кивнула я. – Будем искать твою Кошкину. Если выяснится, что переполох мы подняли напрасно, пусть не возмущается, сама виновата, раз это письмо написала. – Вспомнив о письме, я еще раз пожалела, что просматривала почту при Женьке, жила бы себе спокойно…
– Кстати, о Петечке, – встрепенулась Женька. – Надо бы к нему заглянуть. Ему легче легкого установить, кто звонил Кошкиной.
Я закатила глаза:
– Если Ромка узнает, что мы опять ввязались в расследование, бросит свою учебу и прилетит сюда.
– Вот этого не надо, – потрясла головой подруга. – У меня изжога от его нравоучений. И как ты только терпишь этого типа? Ладно, не обижайся, это я завидую. Ромке вовсе не обязательно обо всем знать, попрошу Петьку держать язык за зубами, он неравнодушен к моим чарам, так что будет помалкивать.
В этот момент нам принесли заказ, и я порадовалась: поесть Женька любит, значит, на некоторое время оставит меня в покое, но не тут-то было.
– Так что ты об этом думаешь? – с набитым ртом вновь спросила она.
– Тебе лучше помолчать, чтоб не подавиться.
– Молчу и внимательно слушаю, – хихикнула Женька. – Ну, давай. Ты же мастер запутанной интриги.
«От черта молитвой, а от подружки ничем» – эту поговорку я твердо усвоила с детства и сопротивление прекратила.
– Что мы имеем, – вяло начала я. – Письмо, которое, вполне возможно, написал человек не вполне здоровый.
– Допустим, все-таки письмо она писала в трезвом уме и твердой памяти. Тогда что?
Я пожала плечами.
– Начнем с родового проклятья. Глупость, конечно, но находятся чудаки, которые верят в подобную чушь. Подруга утверждает, что глюки у Кошкиной появились после смерти отца. Чем занимался папаша, мы не знаем. Но человек он был, по мнению дочери, малопочтенный.
– Ага. А вот чем он занимался, не худо бы узнать. Дальше. Дочь едет его хоронить, рассчитывая на наследство…
– Предположительно рассчитывая.
– Поправку принимаю. Но ничего не получает. Вроде бы. Однако ей разрешают взять старые фотографии, хранящиеся в чулане. Возможно, вместе с фотографиями ей в руки попадает некая вещь.
– Ага. Карта сокровищ, к примеру, которая хранилась у непутевого пенсионера.
– Кем был непутевый пенсионер, до того как оным стал, нам неведомо, так что очень может быть, что и карта, – хихикнула Женька.
– Хорошо. Назовем это «ценной вещью», хотя сам факт, что Кошкина что-то там нашла, вызывает у меня сомнение. Тебе не кажется странным, что «ценная вещь» хранилась себе спокойно в чулане и интерес к ней возник только после смерти владельца?
– Не кажется. А если владелец не желал, чтобы кто-то знал, что вещь эта у него?
– Допустим, – вынуждена была согласиться я.
– Я тебе больше скажу, – улыбнулась Женька. – Возможно, Кошкина за ней и поехала. А что? Говоря о наследстве, она вовсе не дом имела в виду, а нечто, о чем мы пока можем лишь догадываться.
Я оценила мысль подруги и утвердительно кивнула.
– Сразу после похорон Кошкина куда-то исчезает на три дня. А после возвращения ее якобы начинают преследовать: следят и что-то ищут в ее комнате. Предположим, о наследстве знал или, скорее, догадывался кто-то еще. За Кошкиной стали наблюдать, и ее вояж неизвестно куда убедил этого человека, что «наследство» у нее. И он решил им завладеть. Эта вещь небольшая по объему, которую легко спрятать в комнате. Иначе зачем рыться в ее вещах? О господи, что она там нашла? Бриллиант, замаскированный под картофелину? Я бы на ее месте отнесла вещицу в банк.
– Может, она так и сделала, но тот, кто искал, надеялся, что она с ней не расстанется.
– Тогда это не бриллиант, – съязвила я.
– Не отвлекайся. У нас есть еще звонок: Кошкину спрашивали о каких-то чертежах или бумагах… черт, надо срочно узнать, кем был папаша. А вдруг он какой-то кагэбэшник, у которого хранился компромат на неких лиц, и они…
– Если кагэбэшник, то это не ко мне, – усмехнулась я. – Терпеть не могу боевики со злодеями-чекистами.
– Хрен с ними. Я их тоже не люблю. Путь будет бриллиант в картофелине.
– Нет, – немного подумав, сказала я. – Это должны быть какие-то бумаги. Провалялись в чулане вместе со старыми фотографиями, и на них долгие годы никто не обращал внимания. Но бумаги ценные. Иначе весь этот сыр-бор устраивать ни к чему.
– Само собой, – кивнула Женька.
– Человек, который пытался их найти, не мог действовать открыто, то есть он не явился к Кошкиной с автоматом или обрезком металлической трубы и не потребовал отдать их. Значит, это не бандиты.
– Что очень хорошо для нас.
– И не кагэбэшники, что дважды хорошо. Тогда скорее это родственник.
– Или старый приятель отца. Или приятель приятеля, – веселилась Женька. – То есть тот, кто подозревал, что бумаги в принципе могут существовать, но не был в этом уверен. Не то давно бы навестил чулан старикана. А вот вояж Кошкиной после похорон в некое место позволил ему надеяться, что бумаги есть и они у нее. А ты говоришь: банально, – подзадорила меня Женька. – Смотри, сколько всего напридумывали.
– Вот именно, – скривилась я. – Напридумывали. Теперь самое главное. Кошкина внезапно исчезает. Этому может быть две причины: либо она отправилась в очередной вояж, либо кому-то надоело без толку копаться в ее вещах и он стал действовать более решительно.
– То есть похитил женщину с намерением провести допрос с пристрастием? – весело предположила Женька. Тут мы уставились друг на друга, и улыбки сползли с наших физиономий.
– Черт, – прошептала я. – Из дома она ушла в субботу, а в понедельник в ее квартире появился некий молодой человек. Соседки решили, что это дружок Юльки, но сама Юлька с этим категорически не согласна.
– И Кошкина до сих пор не вернулась. Выходит, что отпускать ее после допроса никто не собирался. Анфиса, не хочу каркать, но боюсь, что мы опоздали.
– Будем надеяться, что это наши фантазии и Кошкина кайфует у друзей на даче, – поспешно сказала я, но, если честно, очень в этом сомневалась. В груди вдруг стало холодно, и веселиться желания больше не возникало. Если в наших догадках есть доля правды, то женщина уже мертва. Женька взглянула на часы:
– С утра в милицию пойдем?
Я вздохнула:
– Будет ли толк? Хорошо, если выслушают. Надо подключать Кошкина, пусть заявление напишет.
Мужа подключать не пришлось. Утром мы отправились в отделение милиции Первомайского района, где проживала Кошкина, и, едва войдя в здание, услышали гневный голос Ольги:
– Лодыри окаянные, человек пропал, а им и горя мало.
Пройдя по коридору, мы обнаружили Ольгу у окошка, за которым укрылся дежурный, еще два «лодыря» по соседству с ним с интересом разглядывали стены, делая вид, что происходящее их не касается. Увидев нас, Ольга, которая уже начала выдыхаться, приободрилась и с новыми силами принялась взывать к гражданской совести. Если честно, их стойкое нежелание приобщиться к чужому горю было мне понятно. Я вчера тоже не хотела. Опять же, история в ее, так сказать, первозданном виде душевного трепета не вызывала и даже выглядела дурацкой, но за ночь я так уверилась в наших с Женькой фантазиях, что теперь не сомневалась: с Кошкиной случилась беда, потому присоединила свой голос к Ольгиному. Женька извлекла журналистское удостоверение и умудрилась переорать нас обеих. Милиционеры каменели лицом, пока один из них вдруг не спросил меня:
– Вас Анфисой зовут?
– Да, – растерялась я, подумав: «Неужто благодарный читатель?» Ольга с Женькой тоже присмирели, ожидая, что последует за этим.
– А муж ваш полковник Громов?
– Так точно, – ответила за меня Женька.
– Володя, прими у них заявление, – устало обратился он к товарищу. Только я хотела возмутиться: это что же выходит, если муж полковник, то заявление примут, а если нет, то… как он огорошил нас вторично: – Все равно не отстанут. От них уже в городе все менты стонут. Сыщицы-любительницы.
Женька набрала в грудь воздуха, желая возразить, но тут Володя протянул руку и обреченно сказал:
– Давайте заявление.
И весь Женькин пыл внезапно угас под его взглядом мученика.
– И что теперь? – чуть ли не шепотом спросила Ольга, когда мы вышли из отделения.
– Дело заведут, – буркнула Женька. – Они лучшие умельцы по заведению дел.
– А Машка?
– Будем надеяться, что с ней все в порядке.
Прошло два дня, Кошкина так и не появилась. В то, что с ней все в порядке, верилось с большим трудом. Наше расследование пришлось временно прекратить, потому что нагрянул Ромка, а при нем даже упоминать о нашем расследовании не стоило. Он считал, что раскрывать преступления должны профессионалы, а мы только портим жизнь себе и людям. К тому моменту уже все мои мысли были о Кошкиной, и приезду мужа я не то чтобы не обрадовалась, просто вздохнула с облегчением, когда проводила его на вокзал.
Два дня Женька у меня не показывалась, и это тоже беспокоило. Потому я сразу же ей позвонила.
– Это ты? – спросила она без намека на теплоту и большое счастье. – Любимого проводила?
– Только что. Как дела?
– Чьи?
– Не вредничай. Есть новости?
– Менты вроде бы прониклись и робко начали поиски. Только ни фига они не найдут. А если найдут, то сама знаешь что. Один умник вчера заявил: вся надежда на грибников.
– Это в каком же смысле? – удивилась я.
– В том смысле, что, шляясь по лесу, они набредут на труп, если его закопать не потрудились.
– Давай будем оптимистами, – вздохнула я.
– Давай. Они его найдут. Сгодится?
– У тебя скверное настроение, – констатировала я.
– Неудивительно. Ладно, подъезжай на Чехова, я в кофейне, жду Петечку.
Я поспешила на улицу Чехова, чувствуя себя предательницей. Подруга права, нельзя думать только о личном счастье. «Женьке просто делать нечего», – шептал кто-то очень сердитый внутри меня, но я мысленно попросила его заткнуться.
Женьку я узнала не сразу: стрижка каре, цвет волос определить затрудняюсь, немного похоже на ржавчину. Подружка взглянула на меня и нахмурилась:
– Как тебе?
– Восхитительно.
– Мне тоже нравится, – кивнула она, а я понадеялась, что это правда.
Не успела я заказать себе кофе, как появился Петечка. Женька боялась, что он припрется в форме. Обошлось. Рост метр девяносто семь, пятьдесят четвертый размер, обувь шьет на заказ, коротко стриженный, подбородок лопатой, смотрит исподлобья. Немногочисленные посетители поглядывали в его сторону настороженно. Оно и понятно. Я к внешности своего мужа тоже долго привыкала, пока не поняла главное: если человек выглядит как мой Ромка или тот же Петечка, это вовсе не значит, что он тупой или злобный придурок, который ненароком пришибить может. Как правило, здоровяки добродушны и с мозгами у них все в порядке. А у Петечки улыбка потрясающая, он улыбнулся и стал почти красивым.
– Привет, – сказал он, приглядываясь к стулу, и все-таки сел на диван. – А я-то думал, что у нас любовное свидание.
– Перебьешься, – фыркнула Женька, а я недовольно покосилась в ее сторону. – Дело у нас, – заявила подружка.
– Это я уже понял.
– Важное. Надо получить распечатку телефонных звонков.
– Ты опять с этой Кошкиной? – удивился Петечка. – Так вроде ее менты ищут.
– Не зли меня. Известно, как они ищут… Короче, сделаешь?
– А куда мне деваться? У меня только один вопрос, – сказал он, поворачиваясь ко мне. – Ромка знает, что вы тут опять расследование замутили?
– Петечка, я подумала, что Роме сейчас ни к чему отвлекаться на разные пустяки и…
– Ага, – кивнул Петечка с таким видом, точно поймал меня на воровстве в супермаркете.
– «Ага», – передразнила его Женька. – И ты ему ничего говорить не смей.
– На это я пойти не могу, – отчаянно замотал головой Петюня. – Он мой друг, к тому же начальник. От начальства ничего утаивать нельзя. Грех большой.
– Прекрати кривляться, – посуровела Женька.
– Вот если бы ты…
– Я буду любить тебя всю твою оставшуюся жизнь, – не дожидаясь, когда он договорит, предложила подруга, а я, подумав, что этот срок будет очень недолгим, тоже нахмурилась и сказала:
– Вот только посмей Ромке сказать.
– Ох, горе горькое, – заныл он. – На что вы меня толкаете? Ладно, так и быть. Значит, распечатка разговоров Кошкиной? За какой срок?
– За два месяца, – поспешно сказала я.
– Что вы надеетесь узнать?
– Кто ей звонил, естественно.
– Это я понял, хотя кое-кто здесь меня и считает тугодумом. Но что вам это даст?
– Вот узнаем, кто ей звонил, и все станет ясно. Так, производственное совещание закончено. Иди работай, – кивнула она Пете.
– Здрасьте, а любовь? Ну, ладно, если не любовь, то хоть чаем напоите.
Женька несколько смягчилась, и чаю он выпил. Уходить не спешил, но Женька вскоре подняла меня из-за стола, не дав доесть пирожное.
– Куда ты несешься? – рассердилась я.
– У меня назначена встреча. Через двадцать минут мы должны быть на Воровского.
– Тогда об этом стоило подумать раньше, туда минимум полчаса езды.
– У тебя на спидометре двести с лишним километров, не понимаю, зачем при этом ползти со скоростью восемьдесят?
– С этим вопросом не ко мне. Ладно, попробуем доехать за двадцать минут, – сказала я, устраиваясь за рулем.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7