https://wodolei.ru/catalog/vanni/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

У меня был предлог, тем более что мне казалось: желать женщину, принадлежавшую брату, — это предательство… В ту ночь, когда мы были вместе, здесь, на этой постели… — Его глаза потемнели, он наклонился и поцеловал ее в лоб, как бы желая не потерять с нею при этом воспоминании контакт. — Это был самый необыкновенный, самый потрясающий опыт в моей жизни. Когда я обнаружил, что ты девственница и никогда не принадлежала ни Гордону, ни кому-нибудь другому, я был поражен и смущен, не знал, что и думать. Никогда не прощу себе того, как я обошелся с тобой. То, что я наговорил о тебе и о Гордоне, было всего лишь прикрытием моей собственной страсти, страсти с повинной.
— Но ведь ты не собирался сделать мне предложение, жениться на мне? — Возможно, он и желал близости с ней, но ей было больно, даже теперь, оттого, что он не любил ее.
— Нет, я хотел жениться, но не признавался в этом даже себе; остаток ночи я не мог уснуть, все вспоминал подробности того, что произошло между нами. Я подсознательно понимал, что ты не могла совершить того, в чем я тебя обвинял, и не хотел порывать наши отношения. Помолвка с тобой имела для меня большое значение, а женитьба… Почему бы и нет? Это я-то, который не верил в институт брака! Мне казалось, позвони я тебе утром, и все вернется на круги своя. Но было слишком поздно, к тому же моя гордость не позволила мне просить.
Он звонил и предлагал продолжать прежние отношения, вспоминала Ребекка, но довольно-таки небрежным тоном. Потом она вспомнила и еще кое-что странное.
— Ты сказал, что я была грустной, сидя в поезде, однако ты даже не вышел из машины на станции.
— Ты не обернулась, не то заметила бы, как я бежал вдоль платформы. Я видел, как ты села у окна со слезами на глазах, и проклинал себя за свою глупость.
Ей хотелось верить. Может быть, если бы он рассказал все это в свое время, она бы поверила, но годы научили ее осторожности.
— Но ведь не поздно было объясниться откровенно еще на крестинах, — в ее голосе прозвучал вопрос.
— Я собирался это сделать, но ты была так холодна, так сдержанна, что я не решился.
— Ну, вот это уже не правдоподобно. — Она улыбнулась, глядя в его серьезное лицо. — С таким-то ростом — и струсить!
— Ребекка, один твой леденящий взгляд, и я дрожу, как заяц. Ты еще не заметила этого?
Она внимательно посмотрела на него и не обнаружила насмешки; напротив, вид у него был мрачный.
— Кроме того, Мэри меня рассердила, предположив, что я тебя соблазнил. Меня взбесила мысль, что ты обсуждала с ней нашу любовь. Я потерял всякую выдержку.
Она вспомнила их перепалку в кабинете. Не только он потерял выдержку, она тоже высказалась достаточно резко.
— Я пытался сказать тебе прошлой ночью… Нет, позапрошлой, — поправил он себя. — Ты была права на крестинах, когда бросила мне в Лицо обвинение, что я пытаюсь переложить свою вину на тебя, но мне потребовалось немало времени, чтобы понять это. — На мгновение воцарилось молчание — Бенедикт, казалось, подбирает слова для дальнейших объяснений; его золотистые глаза были устремлены в пространство. — Мы никогда не жили одной семьей с матерью и братом, и я, разумеется, не чувствовал своей вины, когда воспользовался двухлетним отпуском в нашей фамильной фирме. Моя мать жила дружно с отчимом, который к тому же был в свое время правой рукой моего отца и вел дела так же хорошо, как отец, если не лучше. Да и Гордона предназначали для бизнеса, плюс еще мой кузен, Жан-Поль; мое присутствие не было уж так необходимо. Но теперь, заглядывая в прошлое, я вижу, что когда я вернулся через четыре года и узнал о смерти отчима и Гордона, то почувствовал себя виноватым. Действительно, я не был возле матери, когда она во мне нуждалась. Поэтому с такой готовностью и поверил ее версии о смерти Гордона. Я чувствовал, что должен поддержать ее, ведь так редко бывал рядом с ней.
Боль в его глазах тронула сердце Ребекки. Она могла понять его рассуждения, хотя и была их жертвой.
— При других обстоятельствах я никогда бы тебя не обвинила в нелюбви к семье: ты ведь так долго отсутствовал. — Она пыталась утешить его. — Я не имела права, но я была в бешенстве, себя не помнила, — заключила она, в то время как рука ее ласково скользнула по его груди. От его признаний душа ее постепенно оттаивала.
— Подожди, — произнес он хриплым голосом, — я хочу вначале все выяснить.
Она покраснела и, как нашкодившая девчонка, отдернула руку. Что же это такое, она совсем над собой не вольна, близость Бенедикта, прикосновение его бедер к ее ногам лишает ее рассудка.
— Ребекка, ради Бога, лежи спокойно! Или ты нарочно меня мучишь?
Их взгляды встретились, и она увидела в золотистой глубине его глаз томительное желание.
— Я говорил… — его рот скривился, — я пытался сказать тебе, что ты была права, я чувствовал за собой вину, страшную вину. С самого первого свидания я ощущал, что ты не можешь быть ответственной за смерть Гордона. Ты вела себя честно, была откровенна в своих чувствах, но я… Я ведь намного старше, и меня пугало то, с какой силой меня тянет к тебе. Я никогда прежде не был по-настоящему влюблен и по недомыслию считал, что надо подавить в себе это чувство, но я так желал тебя… О Господи, как я тебя желал.
Ребекка все еще не доверяла его признаниям, но постепенно склонялась к мысли, что не безразлична ему.
— Ты должна меня понять, Ребекка, у меня было чувство, что я волочусь за любовницей брата. Что из того, что Гордон умер, ведь он тебя любил. Всякий раз, когда я обнимал тебя, целовал, я испытывал страсть вместе с виной. — Лицо его исказилось. — Я был зол на себя и срывал злобу на тебе.
— Не было причины, — сказала она тихо.
— Я знаю это сейчас, но тогда я чувствовал, что предаю брата. Когда я наконец, по здравом размышлении, понял, что мне не в чем себя винить, было уже поздно, ты для меня оказалась потеряна.
Да, в бреду он на самом деле говорил, что она права, и даже упомянул о «страсти с повинной». Но можно ли ему верить? Ребекка, опустив руки ему на плечи, впилась в него глазами. Двухдневная щетина придавала его красивому лицу пиратский вид, но беззащитное выражение обведенных темными кругами глаз тронуло ее сердце.
— Можешь ли ты простить меня и поверить мне снова, как ты верила, когда мы только встретились? — спросил он.
Она обняла его за шею, волна нежности пробежала по всему ее телу, сметя последние остатки боли и гордости — препятствия, которые она сама воздвигла.
— Я могу тебя простить.
Его глаза лучезарно просияли.
— А можешь ли ты простить меня? — тихо спросила она. — Ведь я сознательно лишила тебя сына. Когда он родился, я была зла оттого, что одинока. Я уговаривала себя, что ты мне ненавистен, я никогда не называла тебя его отцом. Я не имела права так поступать, ни по отношению к Даниэлю, ни по отношению к тебе. Последние четыре года я чувствовала себя виновной…
— Это не имеет значения, Ребекка, — перебил он ее и поцеловал в нос. — Когда я узнал про Даниэля, то пришел в бешенство, но в то же время почувствовал себя счастливым.
Она вздохнула, ощущая на лице его горячее дыхание.
— Потому, что у тебя сын…
— Да, конечно… Но также и потому, что теперь я смогу уговорить тебя стать моей женой…
— Но если б не Даниэль, я бы, наверное, никогда тебя не увидела, — сказала она уныло, зная, что так оно и есть.
Бенедикт обнял ее за талию; он переместился таким образом, что она оказалась в плену его объятий, свободной рукой он отбросил кудри с ее лба. Его взгляд проникал в глубину ее глаз — нет, в ее душу.
— Почему ты так думаешь? Когда я увидел тебя во Франции на прошлой неделе, я решил, что боги улыбнулись мне. Я следил за тобой, когда ты была с детьми на берегу, и ты выглядела точно такой, какой представлялась мне все эти годы. Я сказал себе тогда: теперь она простит меня за все мои подлые выходки и даст мне еще один шанс… Два дня с детьми дали мне надежду, но ты была настороже. Я не виню тебя за это, к тому же ты охотно приняла мою дружбу, и потом, когда мы вместе обедали, я понял, что мое письмо до тебя не дошло, но все-таки ты выслушала меня. Мне казалось, что ты поверила мне, я был безгранично рад. У меня появилась уверенность, что я смогу вновь завоевать тебя. Я бы все равно на тебе женился, с Даниэлем или без него, не сомневайся, — горячо проговорил он и добавил, мрачно улыбнувшись:
— Разве ты забыла, как я набросился на тебя, словно сексуальный псих, в ту ночь на берегу?
— Нет, не забыла. — Она никогда этого не забудет; секунды отделяли ее от близости с ним; она вспомнила это с содроганием. А теперь его грудь прикасалась к ее груди, и она вновь чувствовала, как он возбужден.
— Я составил план, собирался встретиться с тобой на следующий день, взять адрес и посетить тебя в Лондоне. Я полагал, что если буду за тобой ухаживать как следует, то смогу заставить тебя забыть всех других, начиная с Джоша, которому ты покупала коньяк.
Ребекка заметила, как он напрягся и смотрит на нее вопросительно.
— Джош и Джоан — супружеская пара, я их знаю со студенческих лет. Они живут в Корбридже на Севере Англии, и мы с Даниэлем почти все школьные каникулы проводили с ними. У них есть дочка, Эми, и, когда я отправилась в поездку, они взялись приглядывать за Даниэлем. Вот почему я и купила им коньяк. — Ей следовало бы рассказать все это раньше, но не позволяла гордость.
— О Боже, моей дурости нет конца! — Бенедикт даже застонал. — Во время банкета я пришел в бешенство, когда Даниэль упомянул Джоша. Я притащил тебя сюда и фактически изнасиловал, я с ума сходил от ревности, — сказал он хриплым голосом. — Могу ли я надеяться, что ты простишь меня? Когда Долорес проболталась мне, что у тебя ребенок, я заставил тебя выйти замуж, решив, что упустить такую возможность было бы непростительно.
— Ты считал, что я получила твое письмо и сознательно не ответила, чтобы унизить тебя? Мне было больно при мысли, какого же ты обо мне мнения. — Она и теперь терзалась, когда думала об этом.
Его губы скривила усмешка.
— Я был чертовски зол; два дня слонялся у твоей квартиры и с ума сходил от ревности. Меня преследовали кошмарные видения — как ты проводишь выходные дни с Джошем или еще с каким-нибудь любовником. Наконец я застал тебя дома; я готов был тебя прикончить за то, что мне пришлось пережить. Но, лишь только увидел Даниэля и мы уложили его спать, тут уж мне стало очевидно, что мы должны быть вместе.
— Однако до дела не дошло, — сухо подсказала она. — Ты меня отверг. — Ей вспомнилось, как она тогда оскорбилась.
— Я был дураком. Хотел доказать сам себе, что твое физическое влечение ко мне столь же сильно, как и мое. Я лелеял глупую идею, что если ты будешь обманута в своих желаниях, то захочешь стать моей женой. А вышло так, что ты спала как убитая, а я всю ночь не спал и ворочался на узком и жестком диване.
Ребекка хихикнула:
— Откуда ты знаешь, что я спала как убитая?
— Потому что в четыре утра я решил перейти к тебе, но увидел, что ты сладко спишь, раскинувшись на своей кровати.
Встретившись с ним взглядом, Ребекка широко улыбнулась.
— А жаль, что ты не пришел, — пробормотала она и обняла его за шею. У них оставалось еще много непроясненных вопросов, но она уже больше в нем не сомневалась. Счастье наполняло ее; а сколько времени они потеряли даром! Но ничего, все равно впереди вся жизнь…
Бенедикт наклонился и, поцеловав ее в щеку, прошептал на ухо:
— Я люблю тебя, Ребекка; поверь хотя бы только в это, и я клянусь, что всю оставшуюся жизнь потрачу на то, чтобы завоевать твою любовь, если ты дашь мне такую возможность.
Его губы легко щекотали ее лицо, а слова доходили до самого сердца. Пальцы Ребекки ворошили его темные волосы.
— Тебе придется очень долго воевать. — Она поверила ему, не могла не поверить — просто потому, что любила его.
Бенедикт вскинул голову, его взгляд с болезненной настороженностью впился ей в лицо.
— Ты хочешь сказать…
— Я хочу сказать, что уже люблю тебя… настолько, что большей любви тебе не завоевать… — Она глубоко вздохнула; теперь она раскрылась перед ним вся до конца. Ее губы потянулись к его губам, она еле справлялась со своими чувствами.
Бенедикт страстно поцеловал ее. В этом поцелуе было все: нежность, любовь, прощение и надежда.
Приподняв голову, она посмотрела на него.
— Ты ведь болен, Бенедикт, тебе вредно такое сейчас. — Да разве он ее послушает… — Будь же благоразумен… — Это было последнее, что она смогла сказать.
Бенедикт целовал ей шею, слегка покусывал грудь…
— Ребекка, возьми меня, — потребовал он, — докажи мне, что я нужен тебе… Пожалуйста…
Он передал инициативу в ее руки, она должна была доказать ему, что сама хочет его близости. И она доказала.
— Я люблю тебя, — наконец проговорил он хриплым, опустошенным от безмерного наслаждения голосом. Она улыбнулась и, тоже вся опустошенная, свернулась клубочком в его объятиях…
Звонок телефона вызвал недовольный возглас Бенедикта. Он протянул руку и взял трубку.
— Да? Бенедикт Максвелл, слушаю. Ребекка слушала тоже, прижавшись к нему. Звонил дядя, справлялся о его здоровье.
— Я хочу поговорить с Даниэлем, — прошептала Ребекка.
— Подожди своей очереди, — усмехнулся Бенедикт.
Она слушала улыбаясь, пока он говорил с сыном. В его голосе звучали любовь и гордость. Она стала поглаживать его живот и нарочно опустила руку ниже, так что он не выдержал и, передавая ей трубку, проворчал:
— Получай свою очередь.
Разговор с сыном был коротким, потому что Бенедикт проделал с ней то же самое, что и она с ним.
Уверившись в том, что Даниэлю хорошо, она передала трубку Бенедикту, так как дядя хотел поговорить с ним еще. На этот раз она отодвинулась от мужа, напомнив себе, что он все-таки болен.
Он взглянул на нее с удивлением, но продолжал разговор.
Они обсуждали дела. Вдруг Ребекка застыла, услышав имя Фионы Гривз. Находясь в объятиях Бенедикта, она совсем забыла об этой женщине.
— Да-да, хорошо. — Бенедикт положил трубку и, повернувшись к ней, проговорил:
— Итак, на чем мы остановились?
— На Фионе Гривз, — ответила Ребекка, придерживая его на расстоянии вытянутой руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21


А-П

П-Я