— Значит, мне следует вас просить, генерал, чтобы вы вернули мне злосчастное письмо, и зачесть его господам из Конгресса? Должен же я дать ответ в Версаль, какой-никакой.— Не вижу необходимости зачитывать адресованное мне послание этим… крикливым господам, тем более что они вряд ли в нем что-нибудь поймут…Предоставив собеседнику возможность по достоинству оценить паузу, которую он выдержал, прежде чем охарактеризовать членов Конгресса, Вашингтон отъехал якобы для того, чтобы проверить систему ограждения загона, а потом неспешной рысью вернулся к спутнику.— Я только что спросил вас, — продолжил он с хитрой улыбкой, — на кого вы надеялись, посылая сюда жалобы французской стороны. А теперь другой вопрос. Что такое, по-вашему, американский Конгресс?— Но… разве это не очевидно? Собрание полноправных представителей тринадцати штатов, входящих в настоящее время в состав Северо-Американских Соединенных Штатов, которое призвано управлять этим рожденным победой молодым государством.Генерал Вашингтон вдруг разразился громовым хохотом — обыкновенно он держал себя сдержанно и с достоинством, — отчего Турнемин потерял дар речи: он никак не мог понять, что же такого несуразного могло содержать его в общем-то классическое определение. Впрочем, генерал столь же внезапно перестал хохотать, словно кран перекрыли. И заговорил абсолютно серьезно:— Простите меня, мой мальчик! Я никоим образом не желал вас обидеть. — Выражение неуверенности на лице Жиля заставило Вашингтона извиняться. — Меня очень позабавило выражение «собрание полноправных представителей». С чего вы, черт побери, взяли, что Конгресс обладает какими-то полномочиями?— Но разве его члены не выражают надежды и чаяния народа?— Нет. По крайней мере, члены нашего Конгресса, и вы, сами того не подозревая, нашли этому точное объяснение. Вот вы сказали: чаяния народа. Но в том-то и дело, что тринадцать штатов, принимавших участие в войне за освобождение, не составляют единой нации. Скажу больше: они начали быстро отдаляться один от другого…— Неужели?— К несчастью, это так. Наши штаты сегодня так же мало связаны друг с другом, как некогда Спарта с Афинами или Аргос с Фивами. О! Разумеется, кое-что их все же объединяет: закон об образовании Конфедерации. Но что он дает? Каждый штат имеет в Конгрессе право решающего голоса, достаточно любому из них выступить против законопроекта, имеющего общегосударственное значение, и важный закон принят не будет. У председателя Конгресса генерала Сен-Клера власти никакой, никакой законной возможности оказать давление, у государства попросту нет главы. Впрочем, судебного органа, который мог бы заставить выполнять принятые Конгрессом решения, тоже не существует. Федеральные власти дискредитировали себя как внутри страны, так и за ее пределами. Вот, пожалуйста, в прошлом году в штате Массачусетс ветеран Банкер-Хилла, некий Сэмюэл Шейз поднял восстание, едва не переросшее в гражданскую войну. Если уж вы и вправду хотите разобраться в наших делах, знайте: в стране такая анархия и такой хаос, что уже всерьез поговаривают о разделе Америки на несколько Конфедераций или даже на тринадцать независимых республик. Вот к чему мы пришли за четыре года после заключения мира.Выиграть войну — еще не все. Коль не умеешь распорядиться своей победой, считай, потерял время впустую и все жертвы были напрасны…Ударь прямо под копыта лошади Турнемина молния, он и тогда не был бы поражен сильнее, чем теперь, когда выслушал гневную, бурную и неожиданную речь Вашингтона — а он всегда считал его, и с полным основанием, одним из самых светлых и беспристрастных умов современности. Во Франции никто и думать не думал, что ситуация здесь так быстро и резко ухудшилась.— Но это просто ужасно! — вздохнул он. — Если я вас правильно понял. Конгресс и не может выплачивать какие бы то ни было долги?— Не может. Правда, он начал печатать деньги, которые мы называем континентальными долларами, но ими разве что стены на кухне обклеивать.— Однако такой огромный край не может быть бедным…— Конечно… он сказочно богат. Урон от войны небольшой, а трофеев великое множество. Сами владения английской короны и те земли за горами Эллегейнис, которые Великобритания оставляла за собой. К тому же теперь не приходится платить за аренду владельцам-англичанам или в казну королевства. Немало добра просто-напросто побросали в океан… Да вот только и промышленность и торговля все равно хиреют на глазах, коммерсант, скажем, из Нью-Йорка по-прежнему шарахается, как от чумы, от фермера с Юга: тому не понять, как он считает, его личных сложностей… а только они его и волнуют по-настоящему.Некоторое время хозяин и гость ехали молча.Роль кредитора нравилась Жилю все меньше. Однако он по-прежнему жалел тех великодушных французов, которые из чисто идейных соображений бросили свои средства в горнило американской политики, а ею, как выяснилось, заправляет Конгресс, являющий собой собрание одержимых эгоистов всех мастей. И еще он никак не мог уразуметь, почему же удалились от дел великие мужи, с такой настойчивостью добивавшиеся свободы для своей страны? Чем занимались, глядя на эту мышиную возню, те же Франклины, Джоны Адамсы… и Вашингтоны?— Что же вы будете теперь делать? — спросил он резко.Вашингтон достал часы, взглянул на них и улыбнулся.— Обедать, друг мой. Уже пора, не стоит заставлять госпожу Вашингтон ждать нас. Тем более что наверняка подъехали новые гости. Капитан Вердслей уже, верно, добрался до «Маунт Вернона».Генерал говорил так спокойно, так миролюбиво улыбался, что в душе Турнемина шевельнулось сомнение. А не разыгрывал ли великий человек перед ним только что комедию — артист он в таком случае отменный, — не желая, чтобы Жиль обращался со своим ходатайством в Конгресс? И Турнемин решил внимательней прислушаться ко всему, о чем станут говорить за обедом… Может быть, новые гости помогут ему увидеть генерала таким, каким тот был, когда Жиль сражался под его командованием. Нет, тот Вашингтон не мог бы спокойно заниматься разведением мулов, глядя с огорчением, как рушится мечта всей его жизни, но не желая и пальцем шевельнуть, чтобы этому воспрепятствовать.Но еще до обеда произошли события, ясно показавшие Турнемину, что близятся великие перемены, и судьба Соединенных Штатов, как и его собственная, еще окончательно не определилась.Подъезжая неторопливой рысью к «Маунт Вернону», они с генералом заметили, что под сводами колоннады прогуливаются двое. Похоже, приезд гостей сильно взволновал Вашингтона.Он пришпорил коня, галопом доскакал до крыльца, спрыгнул с седла с легкостью, которой мог бы позавидовать не один юный лейтенант, и чуть не бегом бросился к одному из приезжих — высокому, крупному, даже тучноватому, в большом седом парике и с твердым, несколько презрительным выражением лица, в котором чувствовалось что-то агрессивное.Жиль, невольно последовавший примеру генерала, подскакал к дому в тот момент, когда Вашингтон воскликнул:— Это вы? Приехали? Какими судьбами? Вас вызвали?— Нет. Никто не знает, что я покинул Лондон.А проделал я столь долгое путешествие с единственной целью получить от вас решительное согласие, поскольку время не терпит. Но с вечерним отливом я должен отплыть обратно.Холодный изучающий взгляд незнакомца остановился на Турнемине, и, разговаривая с Вашингтоном, он все смотрел на Жиля, враждебно и подозрительно.— Давайте пройдем к вам в кабинет! — произнес он раздраженно. — Как я уже сказал, у меня мало времени, и мне надо поговорить с вами с глазу на глаз.— Разумеется. Только сначала позвольте представить вам одного из моих ближайших помощников во времена битв шевалье Турнемина, мы прозвали его «Кречетом».— Вечно у вас французы! — Собеседник Вашингтона попытался улыбнуться, но вышла гримаса, больше похожая на собачий оскал. — Лучше бы мы были одни.Жиль побагровел.— Я приехал повидать генерала Вашингтона, сударь. А не вас! И, думаю, генерал не стал бы скрывать, если бы мой визит нарушал его планы. Разумеется, я уеду немедленно, как только…— Ни в коем случае! — отрезал Вашингтон и сурово взглянул на неприятного незнакомца. — Я рад вас видеть, друг мой, однако не забывайте, что вы у меня в гостях, и я волен принимать здесь кого угодно! А теперь давайте пройдем в кабинет… с позволения господина де Турнемина: он, надеюсь, побудет пока в гостиной в обществе госпожи Вашингтон. Проводите нашего общего друга, Тим, — крикнул он следопыту, как раз появившемуся на пороге кухни, куда тот относил охотничью добычу.— Кто это? — с досадой спросил Жиль, кивнув подбородком в сторону удалявшегося вслед за Вашингтоном человека в белом парике, за которым, в свою очередь, шел его спутник, очевидно секретарь.— Не знаешь? Это же Джон Адаме! — ответил Тим. — По-своему значительная фигура, он вместе с Томасом Джефферсоном входил в комиссию по подготовке Декларации Независимости. В прошлом адвокат, кстати, отличный оратор… боюсь только, он не любит французов.— Я уже понял. А чем он занимается в Лондоне?— Он там послом, место как раз по нему, потому что Джон Адаме и после войны сохранил большое почтение ко двору английского короля.Правда, теперь он, кажется, одинаково недолюбливает и англичан и французов…— А зачем он сюда приехал?— Не знаю, — ответил Тим и отвернулся, чтобы бросить палку подбежавшей собаке. Он даже отошел на несколько шагов, и Жиль понял, что его друг хочет избежать дальнейших расспросов.Впрочем, его любопытство было удовлетворено очень скоро — сразу после обеда, поданного по обыкновению в три часа. На этот раз за семейным столом уселось человек двенадцать, и все они отдали должное простой, но обильной пище: обед состоял по большей части из овощей и рыбы. На десерт подали, как обычно, орехи и сваренное Мартой Вашингтон клубничное варенье; тут генерал любезно поднял бокал мадеры за здоровье короля Франции, друга и союзника Америки, а потом произнес еще один тост:— Друзья мои, предлагаю выпить за новое рождение Соединенных Штатов. По зрелом размышлении я решил уступить настояниям присутствующего здесь Джона Адамса, покинуть деревенскую обитель и возглавить делегацию Виргинии в Федеральном Конвенте, который вскоре соберется в Филадельфии, чтобы всеми силами постараться отстоять единство страны. Так пусть Конвент выработает предложения, достойные великой свободной страны и найдет в своем народе опору, чтобы защитить счастье и достоинство Соединенных Штатов!Его благородная речь была встречена овацией, все встали и присоединились к тосту. Но низкий голос Джона Адамса перекрывал поднявшийся шум, как большой соборный колокол заглушает перезвон колоколов маленьких церквей:— И пусть на заседании Конвента Джордж Вашингтон станет первым президентом Соединенных Штатов Америки!На этот раз гости просто зашлись от восторга, и скромные возражения генерала потонули в радостном гуле. И Жиль без всякой задней мысли разделил со всеми эту радость. Что может быть лучше для франко-американских отношений, для погашения французских кредитов и даже для Жиля лично, поскольку он собирался остаться жить в Америке, чем восхождение Джорджа Вашингтона, умного и честного человека, солдата, политика, на высшую государственную должность?Он поделился своими мыслями с Мартой:— Желаю вам от всего сердца, госпожа Вашингтон, стать первой дамой этой страны. Трудно найти для моей супруги или любой другой женщины в Америке лучший пример для подражания.Марта мило улыбнулась в ответ.— Так вы женаты, шевалье? Где же, в таком случае, госпожа де Турнемин? Наверное, дожидается вас во Франции?— Нет, она в Нью-Йорке, я снял там дом. У нее слабое здоровье, а долгое плавание ему еще больше повредило.Джон Адаме неприязненно усмехнулся.— Уже и француженкам не сидится на месте и они несутся куда глаза глядят вслед за своими супругами?— Француженки, господин посол, привыкли следовать повсюду за мужьями, а потому отправляются туда, куда сочтет нужным супруг. Вам это, разумеется, не известно, но я прибыл сюда для постоянного жительства. Конгресс Соединенных Штатов по ходатайству генерала Вашингтона выделил мне во владение тысячу акров плодородных земель вдоль Роанока, и я намереваюсь отстроиться и поселиться там вместе с семьей.Посол приподнял бровь, с удивлением и иронией.— На Роаноке? В самом деле?.. Вы меня сильно удивили…— Почему же, интересно?— Потому что эти земли принадлежали до революции британской короне, а значит, не могут быть отданы во владение иностранцу. Вы, должно быть, ошиблись, сударь.Какой бы значительной фигурой ни являлся в Америке Джон Адаме, он определенно начинал действовать Жилю на нервы. Даже то, что он был приблизительно одних лет с Вашингтоном, не давало ему права обращаться с Турнемином как с легкомысленным юнцом, и Жиль уже собрался было поставить его на место, как в разговор вмешался сам хозяин «Маунт Вернона».— Если кто и ошибся, — сказал он мягко, — то не шевалье, а я…Ему было явно неловко под недоуменным взглядом молодого человека.— ..в прошлом году я искренне посчитал, что земли эти свободны. К сожалению, как я узнал позже, дело обстояло совсем по-другому, мне очень неудобно говорить вам об этом, но документы на собственность, переданные вам Томасом Джефферсоном, не имеют законной силы, поскольку земли на Роаноке уже были к тому времени заняты. Но вы не расстраивайтесь, мы найдем для вас другие… Слава Богу, места в Америке хватает.— А если в вас живет душа следопыта, — добавил со смехом Адаме, — вы сможете поселиться в не тронутом цивилизацией краю. Например, вам подарят тысячу акров на Северо-Западе.— Проще говоря, индейские земли, которые вам не принадлежат, — сухо проговорил Жиль. — Дарить чужое — чего проще. Кроме всего прочего, прошу вас не беспокоиться, сударь, я не жду подарков от Конгресса Соединенных Штатов. Я служил вашей стране по доброй воле, и ни я, и никто другой из моих соотечественников, проливавших за нее кровь, никогда не думали о материальном вознаграждении…— Никто в этом и не сомневается, — сердечно заметил Вашингтон:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54