Я унаследовала его от моей матери, потому что у моего отца его не было. Похоже, что у тебя и у сэра Бенджамина его нет, иначе бы вы не поссорились. А почему вы поссорились?
- Это слишком долгая история, чтобы ее сейчас рассказывать, - поспешно заявила Эстелла.
- У тебя будет уйма времени на рассказ, пока мы дойдем до деревни через парк, - сказала Мария. - Малютка Мама, ты должна мне рассказать. Любящие матери и дочери не имеют секретов друг от друга.
Малютка Эстелла не отвечала. Она подала Марии шляпку с перышком, накинула на плечи свою серую шаль и проскользнула через маленькую дверь, подходящую по размеру Лунным Девам и карликам, и в сопровождении Виггинса они спустились вниз.
В зале их уже ждали Рольв и Тишайка, и - что самое удивительное - Захария.
- Захария пойдет с нами? - с изумлении спросила Мария. - Я думала, он никогда ни с кем не ходит.
- Это великий момент в истории Лунной Долины, - объяснила Эстелла. - И потому все звери, особо интересующиеся этим делом, собрались вокруг тебя. Барвинок ждет снаружи. Я оседлала его для тебя. Робин в церкви с остальными детьми.
Они вышли и спустились по ступеням. Барвинок терпеливо стоял у камня, с которого удобно была садиться на лошадь.
- Ты поедешь на Барвинке, а я на Рольве, - сказала Мария. - Не важно, что ты не в костюме для верховой езды. Он пойдет очень тихо.
- Я это знаю, - мягко сказала Эстелла, умело вскакивая на пони. - Мой дорогой Барвинок.
Барвинок негромко и радостно заржал, а потом с любовью посмотрел на Марию, чтобы та не почувствовала ревности.
- Похоже, у Мерривезеров животные живут много лет, - сказала Мария, садясь на Рольва и ухватившись за его шерсть на загривке.
- Они знают, что они нужны, - ответила Эстелла.
- Да, у них есть чутье, - задумчиво произнесла Мария. Она все лучше и лучше понимала - водительство и защита зверей совершенно необходимы полностью лишенным чутья Мерривезерам.
Было так рано, что луна еще висела в небе над кедром, как лампа, и даже слабо виднелись звезды. Но на востоке, за Райским Холмом, небо уже было розовым, а на западе, над морем, гряда жемчужно-серых облаков светилась чистым золотом. Времени было предостаточно, и две Лунные Девы медленно скакали под деревьями по поросшей мхом дороге. Ударяясь о мох, копыта Барвинка не издавали ни звука, а Рольв всегда скакал совершенно бесшумно. Тишайка, Захария и Виггинс бежали позади, переговариваясь друг с другом, но так тихо, что их беседа была почти не слышна. Это был момент особой тишины, самый подходящий для рассказа.
- Ну, давай, Малютка Мама, - сказала Мария.
- Как и ты, я не родилась в Лунной Усадьбе, - начала Эстелла. - Я родилась в Корнуолле, где море ревет у огромных скалистых утесов и растут самые прекрасные герани в мире. Я прожила там десять лет, а потом умерли мои родители, и я приехала в Лунную Усадьбу со своей гувернанткой Эльспет на попечение жены моего дяди леди Легации Мерривезер, матери сэра Бенджамина. Она очень рано овдовела, но она была способной женщиной, хорошо воспитала своего сына и так умело вела хозяйство, что Лунная Долина процветала под ее управлением. Она была резкая и суровая, и я ее не любила, хотя я уверена, что она делала, что могла, для маленькой нищей сироты, которой я была, когда приехала в Лунную Долину, не имея в мире ничего, кроме той одежды, которая была на мне, и десяти цветочных горшков с отростками герани, той самой знаменитой розовой герани, гордости Корнуолла.
- Так вот почему в твоем доме столько герани, - пробормотала Мария.
- Да, - ответила Эстелла, - те, что в моем доме, и те, что в доме у Старого Пастора, это потомки тех десяти первых отростков. Если я принесла в Лунную Долину несчастье, то я принесла и герань.
- Продолжай, - мягко сказала Мария.
- Мой отец, отец сэра Бенджамина и твой дедушка были братьями, - сказала Эстелла. - Их было только трое, и у каждого было по одному ребенку, сэр Бенджамин, я сама и твой отец, так что теперь Мерривезеры очень маленькая семья, только сэр Бенджамин, я и ты.
- Ничего, - решительно заявила Мария, - недостаток количества мы восполним качеством. Трех более милых людей в мире не найти. И как такие милые люди, как ты и сэр Бенджамин могли поссориться, ума не приложу… Расскажи мне о ссоре, Малютка Мама… Из-за чего вы поссорились?
- Из-за гераней, - совсем тихо ответила Эстелла.
- Из-за гераней! - выдохнула Мария. - Но как можно ссориться так долго и ужасно из-за гераней?
- Оглядываясь назад, я тоже не понимаю, - сказала Эстелла, - но тогда герани казались важнее всего на свете. Так происходят все ссоры, особенно у Мерривезеров. Они начинаются из сущего пустяка, такого, как розовые герани, а потом этот пустяк все растет и растет, пока не займет весь мир.
- Продолжай, - сказала Мария.
- Когда я приехала в Лунную Усадьбу, я была несчастной маленькой девочкой. Я любила своих родителей, а они умерли, я любила наш корнуолльский дом, а его не стало. Только розовые герани напоминали мне о родителях и доме. У меня не хватает слов объяснить тебе, Мария, как я обожала эти розовые герани. Меня, как только я приехала, поселили в маленькой комнатке в башне, и я заполнила всю комнату геранями, а когда герани разрослись, я расставила горшки вдоль всей лестницы… И тут-то и начались проблемы… Леди Летиция очень не любила двух вещей - гераней и розового цвета - особенно ярко-розового. В парке усадьбы не было герани, а в доме не было ничего розового. Это она подбирала мебель для гостиной и вышивала обивку кресел, и ты помнишь, что розы там и красные, и желтые, но не розовые.
- Я знаю, - сказала Мария. - За что еще я люблю гостиную, так это за отсутствие розового, потому что я как леди Летиция. Эстелла, я тоже не люблю розовый цвет.
- Что? - воскликнула Эстелла. - Ты скачешь бок о бок со мной, Мария, и осмеливаешься заявлять, что не любишь розового?
Эстелла вышла из себя, глаза ее метали молнии, грозившие испепелить все вокруг. Казалось, ей было нанесено оскорбление, и Марии это показалось столь возмутительным, что ей тоже захотелось выйти из себя, засверкать глазами и открыть рот для того, чтобы отпустить какое-нибудь насмешливое замечание. Но прежде, чем она это сделала, послышалось низкое рычание Рольва и дружелюбное ржание Барвинка, и вместо того, чтобы произнести колкость, она просто рассмеялась.
- Не будем ссориться, - сказала она. - Ты любишь розовое, а я нет, согласимся, что в этом мы отличаемся.
Эстелла успокоилась и улыбнулась. - Как раз этого мы с леди Летицией и не смогли сделать. Мы все время ссорились. Она не позволяла, чтобы поток герани переливался через порог моей комнаты и разливался по всему дому, не разрешала мне носить в волосах розовую ленту. Я ужасно от этого страдала, потому что считала, что оскорбляя мои герани, оскорбляют моих родителей. Я была очень несчастна. Думаю, что я бы умерла от того, как я была несчастна, если бы не моя гувернантка, старая Эльспет, - которая была ворчливой старухой, но всегда брала мою сторону. И еще если бы не. доброта сэра Бенджамина. Когда мне было десять, он был великолепным молодым человеком двадцати пяти лет, и как я уже сказала, он был добр ко мне, и я его любила, хотя он разделял со своей матерью нелюбовь к розовым гераням. Но в отличие от нее, он не говорил о том, что ему не нравилось, он сдерживал себя и не упоминал об этом. Он всегда дарил мне что-нибудь, чтобы смягчить суровость своей матери. Он в молодые годы был умелым плотником, и это он сделал для меня всю ту мебель, которая сейчас стоит в твоей комнате. И он научил меня играть в шахматы. Мы всегда вместе играли в шахматы. Я не могу тебе сказать, как я любила его. И он тоже любил меня… Хотя свою мать он любил больше.
- Ты наверно страшно ревновала его к матери, - сказала Мария.
- Да. Я была ужасной девочкой в то время, Мария, ревнивой, гордой и страстной. Но и в гневе я оставалась холодной, в отличие от горячей леди Летиции, и это ее ужасно раздражало. Однако сэр Бенджамин любил меня, и когда я выросла, попросил меня выйти за него замуж, и я согласилась.
- А леди Летиция не возражала? - спросила Мария.
- Конечно, возражала. Но она все же была просто женщиной. Сэру Бенджамину в ту пору было под тридцать, и она понимала, что он имеет право жениться на мне, если захочет. Так что ей ничего не оставалось делать. Но она очень меня не любила, и была так несчастна из-за нашей помолвки, что, я думаю, именно это ее и ослабило. Зимой она простудилась, и не успели мы оглянуться, как она умерла. У сэра Бенджамина было разбито сердце, так он обожал мать. Я старалась утешить его, как могла, и он, казалось, любил меня еще больше, чем раньше, мы условились пожениться весной, и он, я и старая Эльспет готовили дом к свадьбе так, чтобы все сияло и сверкало. Я трудилась над своей вышивкой, Я сшила сэру Бенджамину великолепный жилет, бледно-голубой с желтой и малиновой вышивкой, потому что это были солнечные цвета, которые он любил, и принялась за другой к нашей свадьбе. Себе я готовила приданое и подвенечное платье… А потом, Мария, одним весенним вечером, прямо перед свадьбой, я сделала страшную глупость.
- Я догадываюсь, что это было, - сказала Мария, - в то время башня была переполнена розовыми геранями, и они стояли везде, куда ты могла втиснуть новый горшок, и однажды, когда сэр Бенджамин уехал кататься, ты стащила их вниз и наполнила ими дом.
- Именно это я и сделала, - сказала Эстелла. - Особенно много цветов я поставила в гостиной, потому что в тот вечер к ужину должен был прийти Старый Пастор, и я хотела, чтобы гостиная выглядела понарядней. Я одела платье из моего приданого - розовое. Я украсила стол розовыми цветами. Потом, позже, чем обычно, сэр Бенджамин вернулся с прогулки и увидел, что я сделала.
- И что он сказал? - поинтересовалась Мария.
- Он ничего не сказал, потому что здесь был Старый Пастор. Он играл роль любезного хозяина весь вечер, но я видела, что он страшно разгневан. Я думаю, что Старый Пастор это тоже заметил, потому что для того, чтобы как-то разрядить атмосферу, он попросил меня поиграть им после ужина, и я спела песню, написанную кем-то из Мерривезеров много веков тому назад. Сэр Бенджамин очень любил эту песню, потому что ее героиня напоминала ему обо мне.
- Да, - прошептала сама себе Мария, - я знаю эту песню.
- Но в этот вечер она ему не понравилась, и когда Старый Пастор ушел домой, он высказал все, что думал обо мне. Ты знаешь, у него мерривезеровский характер, несмотря на то, что он такой солнечный и замечательный, а когда он был молод, он вел себя как рыкающий лев. Он гневался и гремел в тот вечер, так что казалось, что его ярость снесет крышу дома. Он сказал, что я оскорбила память его святой матери и что лучше бы мне последовать за ней. Он наговорил много другого, что разозлило меня, так что я тоже сказала ему много обидных слов. Среди прочего я сказала, что его мать вовсе не была святой, что она была злой женщиной, если она могла так сурово обращаться с маленькой девочкой за ее любовь к розовому. И что святые не ненавидят герани. Святые любят все цветы, сотворенные Богом, особенно ярко-розовые герани Корнуолла, потому что Бог сотворил их красивей всех прочих цветов… И тогда сэр Бенджамин похвала. И все горшки с геранью, до которых смог дотянуться, и повыбрасывал их через окно в розарий.
- А ты что сделала? - спросила Мария.
- Я поднялась в башню, сняла шелковое платье и надела дорожную одежду. Я написала маленькую записку старой Эльспет, своей гувернантке, говоря в ней, что уезжаю, но что со мной все в порядке, чтобы она не беспокоилась, и подсунула ее под дверь ее спальни. И когда в доме стало совершенно темно и все затихло, я взяла огромный мешок, выскользнула из дома и собрала все осколки разбитых горшков с остатками герани, которые смогла найти в темноте, наполнила ими мешок, прошла через парк, туннель и большие ворота и вышла на дорогу, ведущую прочь из долины. Я шла всю ночь и на заре очутилась в мире, которого совершенно не знала, и он показался мне чужой страной, и я почувствовала себя одинокой и покинутой. Но я не проявила слабости и не повернула назад. Я дошла по дороге до города, постучала в первую приглянувшуюся мне дверь, и спросила не нужна ли им служанка. Они сказали, что нужна. Сын хозяев, молодой адвокат, влюбился в меня с первого взгляда, и я вышла за него замуж так быстро, как только было возможно, потому что он был добр и понравился мне, а в своей гордыне и гневе, я решила поставить преграду, которая не позволит сэру Бенджамину вернуть меня силой.
- А он попытался вернуть тебя назад? - спросила Мария.
- Да. И он, и Старый Пастор, и Эльспет не успокоились, пока не обнаружили моего пристанища, и сэр Бенджамин послал Старого Пастора сказать, что он прощает меня и забирает меня назад. Но сам он не приехал… Наверно, он был слишком задет и горд, и зол… И он не прислал мне извинений за то, что побросал в окно мои герани. И я еще больше разозлилась и послала со Старым Пастором записку, чтобы мне прислали мою одежду, и сказала, что выхожу замуж за моего адвоката, так скоро, как только можно, и буду жить в городе, и никогда не вернусь в долину.
- Но ты вернулась, - сказала Мария.
- Да, я вернулась. Я слишком ее любила для того, чтобы оставаться вдали, и я была деревенской девочкой и ненавидела город. Когда Эльспет стала привратницей, я навещала ее, а когда она умерла, и мой муж тоже умер, я собрала все свои пожитки, включая розовые герани, и тайно поселилась здесь, как я тебе рассказывала… Как первая Лунная Принцесса.
- Да! - выдохнула Мария. - Она тоже здесь жила?
- Думаю, что да, - ответила Эстелла. - До того, как мы с Робином поселились в домике у ворот, никто не пользовался маленькой комнаткой-пещерой, где сейчас живет Робин. Она была завалена землей, камнями и всяким мусором, который нападал в дыру, где сейчас окно. Робин и я вычистили весь мусор и нашли маленькую дверцу в холме с молоточком в виде лошадиной подковы, а еще мы нашли прямо подо всем мусором серебряное зеркало со скачущей лошадью, которое теперь висит в моей комнате. Кому еще это могло принадлежать, если не ей? Мне кажется, что она жила тут всю жизнь после того, как покинула усадьбу, а ее маленькая белая лошадка паслась на склонах Райского Холма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29