Ярость перешла в слезы; Митридат долго рыдал в одиночестве, пока его не охватили равнодушие и покорность, прежде ему незнакомые. Приходилось признать, что не ему тягаться с римской армией. И честолюбивым мечтам его не сбыться, пока удача не улыбнется ему, заставив великих римлян заняться чем-нибудь более насущным, чем далекая Каппадокия, и не пошлет ему в качестве противников римлян второго сорта. А до тех пор с завоеванием Каппадокии, Вифинии и Македонии придется подождать… Митридат поднялся и вновь облачился в свой наряд.
Гордий и Неоптолем ждали его появления, сидя снаружи, и вскочили, заслышав его шаги.
– Поворачивайте армию, – бросил Митридат. – Мы возвращаемся в Понтию. Пусть римляне посадят Ариобарзана на трон Каппадокии! Я молод. У меня есть еще время. Я дождусь своего часа, чтобы выступить на запад.
– А как же я? – спросил Гордий. Царь задумчиво уставился на Гордия:
– Как быть с тобой? Я думаю, самое время мне избавиться от тебя, – проговорил он и громко позвал: – Стража! Ко мне!
Вбежала стража.
– Схватите его и казните! – приказал Митридат, кивнув в сторону взвывшего тестя, после чего повернулся к побледневшему Неоптолему. – Чего ты ждешь? Поворачивай войско! Сейчас же!
– Прекрасно! – сказал Сулла-старший сыну. – Митридат убирается восвояси.
Они стояли на площадке наблюдательной башни над центральными воротами и глядели на лагерь Митридата.
Хотя Сулла-младший и был несколько разочарован, однако гордость за отца все же оказалась сильнее.
– Это наилучший поворот событий, правда, отец?
– На данном этапе – да.
– Мы не могли бы разбить их армию, правда?
– Могли бы, без сомнения! – искренне ответил Сулла-старший. – Разве я взял бы сына в поход, если бы не был уверен в его успехе? Митридат отводит свои войска по одной причине: он понял, что проиграл бы. Может быть, он и варвар, но у него достаточно проницательности, чтобы видеть наше превосходство. Конечно, нам на руку, что он не знаток военного искусства. Единственно, что эти восточные правители знают из истории войн – как воевал Александр Великий, чьи военные достижения давно устарели.
– Какой он, этот царь Понтии? – с любопытством спросил Сулла-младший.
– Какой? – Сулла-старший помедлил. – Трудно ответить… Очень неуверен в себе – и поэтому поддается манипуляциям. Как любой тиран не прислушивается ни к чьему мнению, доверяет только себе. Провинциальный царек, не учившийся, как Югурта, сызмальства у римлян, и не столь хитроумный, как Ганнибал. Пока он не встретил на своем пути Гая Мария и меня, я полагаю, он верил в свое могущество. Теперь вера эта пошатнулась. Но Митридат так просто от своего не отступится. Он опасен и наверняка усвоит урок. Я уверен, он будет искать способ одолеть нас нашими же методами. Он очень горд и очень тщеславен. Он не успокоится, пока не отомстит за свою обиду Риму. Но сделает это лишь тогда, когда будет уверен в своей победе. Сегодня он не уверен. Мудрое решение с его стороны – убраться восвояси! Я бы разбил его и его армию наголову.
Сулла-младший широко открытыми, восторженными глазами смотрел на отца:
– Такую огромную армию?
– Численность армии еще ничего не значит, сын, – ответил Сулла-старший и стал спускаться с дозорной вышки. – Я мог одолеть его по меньшей мере дюжиной разных способов. Он мыслит количественными категориями. Ему и в голову не приходит, как сделать так, чтобы армия его действовала согласованно, словно единый организм. Если бы он решил сражаться и отдал приказ наступать, все его солдаты разом бросились бы в одном направлении. И их так легко было бы смять! Что же касается их способности взять штурмом наш лагерь, то это невозможно! И все же Митридат опасен. Знаешь, почему я это говорю, юный Сулла?
– Нет, – признался его сын, в сильном волнении.
– Именно потому, что он решил повернуть домой. Он будет обдумывать все, пока не придет к правильному решению. Я даю ему пять лет, мой мальчик. Пять лет на обдумывание. А потом, я полагаю, у Рима возникнут большие проблемы с Митридатом.
Морсим встретил их у подножия башни, и в его взгляде, как и во взгляде юного Суллы, читались одновременно и радость, и разочарование.
– Что мы будем делать теперь, Луций Корнелий? – спросил он.
– Именно то, что я сказал Митридату. Через восемь дней мы выступим на Мазаку и там коронуем Ариобарзана. Несколько лет он сможет спокойно царствовать. Не думаю, что Митридат скоро вернется в Каппадокию. И все же с ним я еще не покончил. В Тарс мы не возвращаемся.
– Ты пойдешь походом на Понтию? – удивился Морсим.
– Нет! – рассмеялся Сулла. – Я иду походом на Тиграна.
– На Тиграна? В Армению?
– Именно.
– Но зачем, Луций Корнелий?
Две пары изумленных глаз были устремлены на Суллу. Ни сын, ни советник не могли понять этого решения.
– Просто я никогда не бывал на берегах Евфрата, – легкомысленно ответил Сулла-старший.
Такого ответа ни один из его собеседников не ожидал. Морсим ушел, озадаченно скребя голову, а Сулла-младший, хорошо знавший отца, хитро заулыбался.
Конечно, у Суллы были свои далеко идущие планы. Волнений в Каппадокии в ближайшие несколько лет ожидать не приходилось. Митридат будет отсиживаться и собирать силы в Понтии – хотя его и не мешает еще припугнуть. К тому же Сулла так и не выиграл никакого сражения и видов на обогащение в Каппадокии тоже не имел. Если в Эзебии Мазаке когда-то и имелись какие-либо богатства, они давно перекочевали к Митридату. В этом Сулла не сомневался.
Ему было строго приказано изгнать Митридата и Тиграна из Каппадокии, посадить на трон Ариобарзана и не вести военных действий за пределами Киликии. Как претор он обязан был подчиняться приказам метрополии. Однако… никаких поползновений со стороны Тиграна не было заметно. Он не присоединился в этом походе к Митридату. Это означало, по мнению Суллы, что Тигран, непокоренный, укрылся от римлян за стенами своих гор и знать ничего не желал о Риме.
Однако разве не прямая обязанность наместника – донести до Армении волю римского народа? Не было никакой уверенности в том, что послания Рима доходят до Тиграна без искажений, учитывая, что передавались они через Митридата. И кто его знает? Вдруг где-нибудь на пути в Армению Суллу ожидает богатая награда? Такая награда была ему крайне нужна. Каждый мешок золота, достававшийся лично наместнику, обычно сопровождался таким же мешком для римской казны. Поэтому наместникам многое прощалось. Обвинения в растрате, взяточничестве и казнокрадстве выносились чрезвычайно редко, как, например, в случае с отцом Мания Аквилия, когда тот продал государственное имущество и положил деньги в собственный кошелек.
После восьмидневного ожидания Сулла приказал вести войско на Мазаку, сохранив построенный им на равнине укрепленный лагерь. Тот мог пригодиться впоследствии. Вряд ли Митридату пришло бы в голову его разрушить.
Вступив в город, они направились прямиком во дворец, чтобы вновь усадить на законный трон Ариобарзана. Царица Лаодика и юный Сулла сияли. Народ ликовал и выходил приветствовать своего царя.
– Было бы мудро с твоей стороны немедленно приступить к формированию и обучению армии, – сказал напоследок Ариобарзану Сулла. – Рим не всегда может вмешиваться в дела Каппадокии.
Ариобарзан обещал тотчас последовать его совету, но у Суллы имелись некоторые сомнения. С одной стороны, казна Каппадокии была пуста, а с другой – каппадокийцы не были воинственны от природы. Из любого римского крестьянина получался при выучке превосходный солдат. Из каппадокийского пастуха – никогда. Однако большего Сулла сделать не мог.
Лазутчики доносили Сулле, что Митридат пересек реку Халис и направляется к Зеле. Ни один из лазутчиков, конечно, не мог бы сказать, сообщил ли Митридат что-нибудь Тиграну. Правда о поражении Митридата вполне возможно, всплывет только при личном свидании Тиграна с Суллой.
Из Мазаки Сулла повел свою армию через холмы Каппадокии к Евфрату, чтобы форсировать реку под Томисой. Стояла поздняя весна, и проходы в горах, кроме тех, что возле Арарата, были открыты. Однако, если подождать еще, путь к Арарату также откроется. О своих планах Сулла не сообщил ни сыну, ни Морсиму, так как пока сам имел о них весьма смутное представление.
Между Мазакой и Даландой простирались Передне-Таврские горы, оказавшиеся более легкими для перехода, чем ожидал Сулла. Хотя пики их были высоки и заснежены, перевал был удобным. Они проходили живописными ущельями, по дну которых бежали быстрые горные реки, а нанесенную ими плодородную почву обрабатывали крестьяне, чтобы получить урожай за короткий в горах сезон. Местное население редко подвергалось набегам завоевателей и веками жило, не зная войн и не отрываясь от своей земли. Сулла пополнял провиант своей армии у трудолюбивых крестьян и приказывал не топтать поля и посевы. Это была чудесная сонная страна, но лазутчики Суллы не дремали и доносили ему, что по ту сторону Евфрата Тигран не ждет его прихода.
В Мелитене не было ни одного города, однако провинция была богата плодородными землями долины Евфрата, окруженной горами. Население, более многочисленное, чем в горах, не привыкло видеть армии на марше: даже Александр Великий в своих походах не посещал Мелитену. Тигран для вторжения в Каппадокию предпочел более короткий путь – севернее, через верховья Евфрата.
И вот глазам их открылась полноводная река с обрывистыми берегами. Сулла, взяв за руку сына, к которому привязывался все более и более, взволнованно следил глазами за ее течением, удивленный цветом зелено-голубых, с молочным оттенком, вод.
– Сможем ли мы организовать переправу? – спросил он Морсима.
Однако киликиец был в этом не опытнее, чем он сам, и с сомнением покачал головой:
– Может быть, только позже, когда растают снега, если они вообще когда-нибудь тают в этих горах. Местные жители говорят, что Евфрат не столько широк, сколько глубок. Возможно, это полноводнейшая река в мире.
– Разве через нее нет мостов? – раздраженно спросил Сулла.
– В этих местах, чтобы построить мост, требуется такое инженерное искусство, какое местным народам неведомо. Я знаю, что Александр Великий наводил мост через Евфрат, но ниже по течению и в другое время года.
Сулла пожал плечами:
– Что ж, у меня нет инженеров, но нет и времени. Мы должны достигнуть цели и вернуться, пока перевалы свободны от снега. Хотя, я полагаю, мы пойдем обратным путем через Северную Сирию и Аманские горы.
– Куда мы направляемся, отец? – спросил, улыбаясь, Сулла-младший. – Теперь мы достигли Евфрата, и ты увидел его…
– Но я еще не насмотрелся! Поэтому мы пойдем на юг вдоль берега, пока не найдем надежной переправы.
Возле Самосаты река все еще была чересчур быстра и широка. Местные жители предлагали переправу на своих плоскодонных лодках, но Сулла, осмотрев их, отказался.
– Мы пойдем дальше на юг, – сказал он. Следующая переправа была возле Зевгмы, у границы Сирии.
– Как там в Сирии после смерти Грипа, при Цизицене? – спросил Сулла у местного жителя, говорившего по-гречески.
– Не могу сказать, римский господин – отвечал тот. Когда армия уже была готова к выступлению, могучая река вдруг успокоилась. И Сулла решился:
– Будем переправляться на лодках, пока есть возможность.
На другом берегу он вздохнул с облегчением, хотя от него не ускользнуло, что его солдаты переправлялись как будто через загробный Стикс, боясь попасть в царство мертвых. Он собрал офицеров и проинструктировал их, как поддерживать дух солдат. Сулла-младший слушал внимательно.
– Мы пока не возвращаемся домой, – говорил Сулла. – Поэтому нужно поднять настроение солдат и вселить в них уверенность. Я сомневаюсь, что в пределах нескольких сот миль вокруг есть хоть одна армия, способная победить нашу, – если такая армия есть вообще. Скажите солдатам, что ими командует Луций Корнелий Сулла – великий полководец, не чета всяким Тигранам и Суренам Парфянским. Скажите, что мы первая римская армия, пересекшая Евфрат, и уже одно это служит гарантией нашего успеха.
Ввиду наступления лета и жары Сулла не хотел спускаться на равнины Сирии и Месопотамии: жара и монотонность похода деморализуют солдат быстрее, чем препятствия и неизвестность. Поэтому от Самосаты он повернул вновь на восток, направляясь к Амиде, городу на Тигре. На север лежала Армения, на юг – Парфянское царство, но сама эта пограничная территория ничьими войсками не охранялась. Армия Суллы продвигалась пламенеющими маковыми полями. Одной из главных забот оказалось пополнение провианта, так как, хотя земли там кое-где и возделывались, на продажу у местных жителей находилось немного.
По пути они проходили небольшие государства и княжества, укрывшиеся в долинах среди гор. Путь был легким, поскольку преодолевать горные хребты им не приходилось. В Амиде Суллу встретили двое из местных правителей, которые, прослышав о его мирном походе через их государства, полюбопытствовали взглянуть на римскую армию. Имена их Сулла счел непроизносимыми, но каждый из правителей, дабы украсить свое имя, добавлял к нему греческий эпитет, поэтому Сулла решил так и именовать одного Эпифаном, а другого – Филоромеем.
– Почтенный римлянин, ты – в Армении, – очень серьезно заявил Эпифан. – Всемогущий царь Тигран осведомлен о твоем прибытии.
– И он находится неподалеку, – так же серьезно продолжил Филоромей.
– Неподалеку? Где? – осведомился Сулла, скорее заинтригованный, нежели испуганный.
– Он планирует построить столицу южной Армении, и уже наметил место, – продолжал Эпифан. – Город будет называться Тигранокертом.
– И где он будет расположен?
– На востоке от Амиды, приблизительно в пятистах стадиях отсюда, – отвечал Эпифан.
Сулла быстро вычислил:
– Около шести миль.
– Вы ведь не собираетесь туда идти?
– А почему бы и нет? – возразил Сулла. – Я никого не убиваю, не разрушаю храмы, не мародерничаю. Я иду с миром – поговорить с царем Тиграном. Я попрошу вас об одолжении: пошлите весть царю Тиграну в Тигранокерт о том, что я иду к нему с миром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66