– Слуги об этом только и болтают. Прямо из-под ног у своего братца, можно сказать, выдернула! Ранкилео выехал из своей усадьбы, из Осинового Края, рано поутру. Затаился поблизости от харчевни, чтобы вашу милость перехватить и к себе увезти. А Дигне, понятное дело, за братцем следила. Едва он проехал мост, как она сразу выскочила со всеми слугами – даже своих дворовых девок пригнала, даже няньку и стряпуху, словом, всех! – и они по бревнышку мост растащили.
– А где эти бревна?
– У нее в сарае лежат, за конюшней. Я их видел. Точно, снизу мхом поросли, сырые. До чего ловко все придумала! А сама напустила на себя добродетельное лицо и вокруг вашей милости так и вьется.
– Да уж, вьется, – согласился Талиессин. – Интересно, харчевня – она тоже неспроста сгорела?
– Уверен, – кивнул Сиган.
– Ранкилео?
– Больше некому.
– Они друг друга стоят, – сказал Талиессин. – Недаром родственники. И задам же я им перцу!
Сиган хмыкнул.
Талиессин приподнялся на локте.
– Вас с Ротимеем хорошо накормили?
Ротимеем звали второго слугу Талиессина.
– Пожаловаться не на что. И комната светлая, удобная. Ротимей утверждает, будто я храплю.
– Молод еще Ротимей что-то утверждать, – сказал Талиессин, и они с Сиганом рассмеялись.
Глава семнадцатая
ЭМЕРИ И ЕГО КУЧЕР
Все благие намерения Эмери отправиться на поиски рогового оркестра в одиночку разбились в прах. Поначалу-то все шло как нельзя более благополучно. Придворный композитор велел слугам заложить карету, собрал с собой все самое необходимое – то есть смену белья, нотные тетради и маленькие переносные клавикорды в две октавы, изготовленные специально по его заказу, – и беспрепятственно выбрался из столицы. Эмери не слишком хорошо умел править лошадьми, но в общем и целом на ровной дороге справлялся с задачей недурно.
В первые несколько часов он постоянно пугливо озирался: нет ли за ним погони. Но, кажется, супруга регента вняла доводам рассудка и если и отбыла из столицы, то сделала это тайно и без компании.
Затем его начало преследовать назойливое ощущение – казалось, кто-то следит за ним из пустоты. Несколько раз Эмери улавливал краем глаза движение на обочине дороги. Что-то прозрачное скользило на фоне леса, не отставая от кареты.
И в конце концов Эмери сдался. Натянул поводья, остановился. Поднявшись, крикнул:
– Уида!
Смеясь, эльфийка выступила вперед, отделившись от леса, с которым сливалась почти неотличимо.
– Да, это я.
– Я же объяснял тебе, почему ты должна была ехать одна, – начал было Эмери.
Уида весело закивала.
– Я так и поступила. В столице еще не заметили моего отсутствия. Я оставила кое-какие распоряжения и написала, что вернусь через пару дней. А потом бросилась догонять тебя. Разве ты не рад?
Эмери многое мог бы ответить ей, но промолчал. Поразмыслив, он признал, что в ее обществе нетрудно отыскать и положительные стороны. Уида забралась на козлы, изгнав Эмери в карету, свистнула, и лошади понеслись по дороге…
Дальнейшее путешествие – в обществе Уиды – проходило беспокойно, однако имелись и некоторые преимущества, и самым главным было даже не то искусство, с которым супруга регента управлялась с лошадьми. Превыше всего ставя собственные капризы, Уида вместе с тем умела уважать и чужие. Поручив Эмери найти роговой оркестр для исполнения еще не до конца написанной симфонии «Охота на оленя», Уида взялась деятельно помогать ему.
Они объехали десяток земельных владений – впрочем, неуклонно придерживаясь направления в сторону Балдыкиной Горки и, следовательно, в сторону Талиессина, – и везде задавали один и тот же вопрос. В одном поместье им сильно повезло: владелец, некий Гавр, оказался совершенно помешан на музыке.
Уида скучала целый вечер, пока два ценителя взахлеб обменивались впечатлениями. Оказалось, Гавр знает многое из написанного Эмери. Эмери, в свою очередь, согласился сыграть для него десяток новых пьес и подарил собственноручно переписанную тетрадь с музыкальной драмой «Проклятие сумерек», которую исполняли в год рождения королевы на праздник возобновления союза земли Королевства и крови Эльсион Лакар.
Уида зевала, ковыряла пальцами пирог и в конце концов заснула прямо за столом. Пробудилась она от того, что Эмери трясет ее за плечо:
– Проснись, Уида! Он проговорился и во всем сознался, хотя поначалу и не хотел: у него есть роговой оркестр.
Эльфийка тотчас распахнула глаза. Сна как не бывало.
– Большой?
– Достаточный. Мне надо послушать, как он звучит.
Оркестр Гавра состоял из тринадцати музыкантов. Все они были его крепостными. Каждый носил имя той ноты, которую выдувал из своего рога. В оркестре имелись рога очень длинные, тяжелые, их ставили на подставку, потому что такое удержать в руках было невозможно. Подобные рога издавали глубокие низкие звуки. Управлялись с ними крупные мужчины богатырского сложения, с могучими легкими.
Другие рога, поменьше, звучали более высоко. Задача оркестра состояла в том, чтобы ноты следовали одна за другой без перерыва, как если бы музыку исполнял один человек, а не тринадцать.
Эмери прослушал несколько пьес и в целом остался доволен. Хотя, по его мнению, оркестр нуждался в серьезных репетициях.
– Знаю, знаю. – Гавр потирал руки от удовольствия. – Но когда нам репетировать? У меня не настолько богатое имение, чтобы отрывать моих крестьян от полевых работ! Музыкой они занимаются в свободное время. То есть – нечасто, как вы понимаете. Но даже и при таких условиях результаты, по-моему, превосходны.
– Да, – чуть рассеянно произнес Эмери. – Они нужны мне все. Правда, не хватает нескольких нот.
Эмери метнулся к своим переносным клавикордам и проиграл десяток тактов недавно сочиненного фрагмента.
– Слышите? – обернулся он к Гавру. – Вот здесь и здесь. У вас эти ноты отсутствуют.
Гавр почувствовал себя оскорбленным.
– Как я уже говорил, – с достоинством произнес он, – я не слишком богат… Что могу себе позволить, то могу. Лично я считаю свой оркестр одним из лучших в Королевстве. Впрочем, можете поискать в другом месте.
– Зачем же в другом, если мы уже нашли? – удивился Эмери. Он не понимал причину недовольства своего собеседника. Они ведь говорят о музыке! О том, как достичь совершенства в исполнении музыки! Какие могут быть здесь личные обиды?
– А мне показалось, что вы не удовлетворены найденным, – упрямо произнес Гавр.
И тут вмешалась Уида:
– Любезный господин Гавр, мне нужен ваш оркестр, и я его забираю.
Гавр поперхнулся.
– Как? – вырвалось у него. – Я ведь только что объяснял, что они – крестьяне, им нужно работать на поле, иначе…
– Иначе – что? – прищурилась Уида.
– Да спасут меня небеса, милостивая госпожа, но если землю не обрабатывать, не будет урожая!
Как всякий лошадник, Уида с полнейшим пренебрежением относилась к проблемам землепашества. Она только рукой махнула.
– Урожай все равно будет… Не у вас, так у соседа.
И, заметив, какое лицо сделалось у бедного Гавра, рассмеялась:
– Я заранее куплю у вас урожай, хотите? – спросила она. – Заплачу за убытки. Вперед. И за найм ваших крепостных тоже. Желаете составить договор? Мой супруг регент приедет к вам, как только сможет, и вы подпишете с ним все надлежащие бумаги.
– Но как я могу быть уверен… – пробормотал, ошалев, Гавр.
Эмери напустился на него:
– Вы ставите под сомнение обещание супруги регента?
Гавр поднял глаза на придворного композитора и еле слышно ответил:
– Да.
– Я обещаю вам лично проследить за тем, чтобы она не забыла. Это вас устроит?
– Да, – с облегчением вздохнул Гавр. – Я верю, что вы не подведете. Вы – музыкант.
– Вот и сладилось, – весело объявила Уида. – Когда понадобится, за вашими людьми приедут из столицы.
– Пойду скажу им, – решил Гавр.
– Я сама.
Опередив мужчин, Уида вышла в просторный зал, где ждали музыканты. Все тринадцать человек. Уида остановилась в тени дверного проема и, никем не замеченная, осмотрела их еще раз. Огрубевшие руки, очень простая и не вполне чистая одежда. Полное отсутствие одухотворенности на лицах. Просто хозяин велел им дудеть в эти длинные трубы, вот они и дудят. А попробовали бы не дудеть! И наверняка ни один из них не слышит музыки по-настоящему.
Уида выступила из тени и предстала перед оркестрантами. Они не сразу обратили на нее внимание. Некоторые продолжали болтать между собой, двое или трое, прислонившись к стене, просто отдыхали, полузакрыв глаза.
– Эй, – негромко произнесла Уида.
Они сразу же встрепенулись, обратили к ней настороженные взгляды.
– Я – супруга регента, – сказала Уида и быстро остановила тех, кто выказал явное намерение упасть на колени. – Не королева, – пояснила она, – только супруга регента. Я нанимаю вас. Вы должны будете отправиться в столицу, как только за вами прибудет мой доверенный чиновник. Исполните симфонию на празднике Знака Королевской Руки – и можете возвращаться домой.
Они молча смотрели на нее. Эти покорные туповатые взгляды начали раздражать Уиду. Она прикрикнула:
– Ступайте и ждите, пока вас позовут! Вы едете в столицу, говорят вам!
И топнула ногой, после чего вышла из залы в гневе.
Оставшись наедине с Эмери, Уида тяжело вздохнула:
– По-моему, дело почти безнадежное. Вот проблема, с которой я прежде никогда не сталкивалась: могут ли холопы исполнять музыку.
– Музыка сама по себе освобождает, – задумчиво проговорил Эмери. – Другое дело, что ни один из этих оркестрантов не ощущает себя творцом. Вот что плохо.
– Ты намерен научить их быть творцами? – Уида прищурилась. – А как на это посмотрит их замечательный хозяйственный господин?
– Какое мне дело до того, что подумает Гавр! – рассердился Эмери. – Мы говорим о музыке.
– Мы говорим о его крепостных людях, – резонно возразила Уида. – О том, что ты намерен научить их быть свободными в музыке.
– Мне нужно, чтобы они исполнили на празднике мое сочинение, – твердо заявил Эмери. – И они исполнят его. И это исполнение будет совершенно.
– А потом?
– Что – потом? – удивился Эмери.
– Потом, когда они вернутся к Гавру, – пояснила Уида.
– Будут хорошо играть для Гавра, только и всего, – сказал Эмери.
– Твой премудрый дядя Адобекк, помнится, говаривал: «Нет ничего хуже, чем холоп, умеющий читать или обладающий каким-нибудь талантом. Эдакая полуразвитая душа. Где свет – она уже знает, но как добраться до него – ведать не ведает, и страдает молча, как животное, голодное и раненое».
Эмери нахмурился. Кажется, нечто в таком роде дядя Адобекк действительно говорил…
Адобекк! Вот уже почти пятнадцать лет, как он безвылазно сидит у себя в замке. В эту родовую твердыню Эмери наезжал раз в два-три года – проведать дядюшку, узнать пикантные подробности о чьем-либо прошлом, спросить совета.
Тень Адобекка продолжала незримо витать над его племянниками. Ренье совершал набеги на родовое гнездо значительно реже, чем его добродетельный брат, но и он – Эмери знал об этом достоверно – заглядывал к дядюшке.
И тот, к кому относилась процитированная Уидой тирада касательно «голодного животного» – холоп, получивший образование, – неизменно следовал за дядей Адобекком. Его телохранитель, его собеседник, хранитель Адобекковой мудрости и исполнитель Адобекковых капризов. Некто рыжий по имени Радихена.
Эмери предпочитал не встречаться с Радихеной, и дядя, зная об этом, приказывал тому не показываться на глаза, пока племянник гостит в замке. Но присутствие Радихены все равно ощущалось. Некто постоянно следовал за Адобекком, куда бы тот ни пошел. Некто всегда оставался начеку и наготове.
Со свойственной ей бестактностью Уида добавила:
– Ты, конечно, помнишь этого Радихену? Парня, который зарезал любовницу моего Талиессина? Интересно, каким он теперь стал.
– По-прежнему рыжий, – буркнул Эмери. – И таскается за Адобекком, как преданная до гроба тень.
– Любопытно.
– Нет, если учесть, что Адобекк спас ему жизнь.
– О, вырвать жертву из когтистых лап моего Талиессина – задача не из легких! И все же великий Адобекк с этим справился, – проговорила Уида, странно усмехаясь. – Я должна быть благодарна Радихене. Будь Эйле жива, я была бы сейчас совсем другой. Ходила бы в темных строгих одеждах, не покидая дворца. Нелюбимая, но законная жена. Объект всеобщей жалости и всеобщих насмешек. А мой муж тем временем развлекался бы с этой простушкой и был бы счастлив.
Она дернула углом рта.
– С тех пор, как Гайфье узнал, что он – не мой сын, он как-то переменился… Не находишь, Эмери?
– О настроениях Гайфье лучше спрашивать моего брата – они, кажется, подружились. Впрочем, в этом возрасте дети всегда начинают по-новому оценивать своих родителей, – попытался утешить ее Эмери. – И родные, и неродные.
Уида сверкнула глазами.
– По-моему, я всегда относилась к нему как к родному!
– То есть пренебрегала им так же легко, как и Эскивой, – добавил Эмери.
– Кажется, ты меня осуждаешь? У эльфиек вообще не развит материнский инстинкт, если ты об этом.
– Он развит даже у черепашек, – буркнул Эмери.
– Все, это были твои последние слова, – фыркнула Уида. – Спокойной ночи.
Эмери зашипел на нее сквозь зубы и выскочил из комнаты. Захлопывая дверь, он слышал, как Уида тихонько смеется.
Глава восемнадцатая
СМЕРТЬ НА ТЕМНОЙ УЛИЦЕ
Ренье вновь бродил по темному саду с застывшими в воздухе листьями. Пиндара нигде не было; хлопья пепла сгущались над головой, липли к стволам деревьев. Ренье не искал выхода из этого сада, потому что никакого выхода здесь не было и быть не могло, и он знал об этом. Он просто брел без всякой цели, попавший в ловушку, одинокий человек, ворошил ногами листья и хвою. Обнаженные стволы были изрезаны тысячами шершавых морщин.
Сон казался таким реальным, что Ренье никак не мог очнуться, хотя его уже несколько минут трясли за плечо и настойчиво повторяли:
– Господин Ренье! Да что с вами? Вы живы? Господин Ренье!
Ренье застонал – во сне это было мучительно – и наконец попытался разлепить веки.
Его лицо было мокрым от слез и пота, волосы слиплись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70