Он хихикал, прикрывая рот рукой, фыркнул, когда я ему сказал, что мир, который мы считали реальностью, на самом деле продолжение ГВР. Когда же я сказал ему, что его реальное тело покоится в капсуле в «Шангри-Ла», он захлопал в ладоши и начал хохотать.
– Капсулы! Я так и знал, – говорил он сквозь смех, – мы дурацкие существа из капсул.
К концу моего рассказа он несколько успокоился, до него начал доходить смысл сказанного.
– Значит, только нули и единицы, – подытожил он.
Он рассказал мне, как Маэстро его ослепил, – наказание, вполне сопоставимое с моим гробом, как мне кажется. Правда, все равно я думаю, что мне досталось хуже.
– Я не видел – нет, так нельзя сказать, – не слышал Маэстро с тех пор, как он меня ослепил. Но он еще вернется, Хэл. Я чую. Ты должен вытащить меня отсюда.
– Этим я сейчас и занимаюсь, – заверил его я. – С чего он так взбеленился? И кстати, что это было тогда на вечеринке, что ты сделал с Маэстро?
Мерк пожал плечами.
– Доработал перебойник. Запустил новую помеху.
– Ты хочешь сломать всю систему?
– Нет, только Маэстро. Машина перестает его слушаться. Если он хочет переместиться куда-то, она швыряет его куда угодно, но не туда, куда нужно. Должно быть, забавно. Хотя, похоже, что-то не сработало. Если бы я прочитал записи, возможно, я бы понял, в чем дело.
– Я займусь и этим.
– Отведи меня в Тадж-Махал, я пройду через тот проход…
– Ничего хорошего из этого не выйдет.
– Пожалуй, – согласился он. – Это ведь тоже ГВР.
Все верно, а без Пейса и Нэнни я и вовсе не могу никуда отправить его. По крайней мере, пока не доберусь до настоящего Дебрингема. Я все больше склонялся к тому, что именно этот ход будет лучшим. Я думал, что Пейс может оказаться где-то здесь, около покалеченного Мерка, но прозрачного паука нигде не было видно. Есть ли какой-то способ вызвать его?
Я попытался связаться с Исааком, но он не откликнулся.
Вашти была не в настроении, даже пока думала, что перед ней Симона. Я думаю, она не могла отделаться от мысли, что попала в ловушку. Впрочем, это ее не оправдывает.
Я объяснил ей, что я не Симона.
Объяснил, что не маскируюсь под Симону, что внешность ничего не значит.
Когда я выложил ей правду, она закатила мне целую сцену.
– Ты хочешь сказать, что мы телята на откорме?
– Что?
– Нас забрали у мам, посадили в ящики, мы никогда не видели солнца. Так выращивают скот на убой.
– Мне кажется, ты не поняла суть происходящего.
Из кафе в стиле джаз, в котором пребывала Вашти, я перебрался в сумасшедший дом Фантазии, где нашел Пандору, она была здесь с тех пор, как исчезли Нэнни. Одна империя, две нации, три луны: Фан потратила многие годы на создание и переделку своих причудливых фиолетовых владений, она придумала бурную историю своей земли, в которой я, наверное, никогда не смогу разобраться.
Я нашел Пандору в лагере для беженцев, на границе между двумя сражающимися нациями, индигами и резигами. Она играла в кости со Смайликами.
– Que relevo! Que relevo! (порт.) – Какое облегчение!

– воскликнула она по-португальски, поднимаясь с песка и отряхивая одежду. – Можно мне перебраться к тебе, Симона? Мне здесь жутко не нравится, а домой не попасть.
Я выложил все новости сразу. Как и Вашти, ее больше удивило, что я переоделся Симоной, нежели сам факт гибели всего человечества: мы последние живые люди на земле, кто-то пытается нас убить, а кстати, ты еще ни разу не бывала в реальном мире.
– Она вовсе не такая, как ты думаешь, – предупредила меня Пан, и на губах у нее, словно змейка, промелькнула короткая полуулыбка.
Она не стала ничего объяснять, лишь, отвернувшись, вертела свои побрякушки: колечки, брелки – все это она, несомненно, захочет восстановить в реальном мире.
Сам не знаю почему, я рассказал ей про свой визит в Сан-Паоло. Домен 7777. На этот раз полуулыбка превратилась в настоящую. Отбросив все заботы, мы болтали с ней о местах, где она росла, о парке, планетарии и о летающих тарелках фрисби, но это была всего одна минута, может, меньше.
Она призналась, что ей очень хочется вырваться отсюда. Перебраться в свою старую программу. Среди прочего, она тренировала детскую футбольную команду. Два десятка первоклашек и их родители, наверное, удивляются, куда она запропастилась.
Естественно, в той степени, на которую способны виртуальные персонажи.
Она искала не свободы, а нормальной жизни. Она желала вернуть иллюзию. Я посочувствовал ей, но и только.
Над нами возник красно-оранжевый спрайт – это Исаак наконец ответил на мой вызов.
Я покинул Пандору и отправился во владения Исаака, Хемену, легендарный «Город Восьми». Тысячелетний город Хемена – колыбель культа Тота, египетского бога знания. Там Тот высидел космическое яйцо, чем положил начало сотворению мира. Спустя множество лет в греческой культуре Тот воплотился в Гермеса, а город назывался теперь Гермополис. Еще позднее он получил название Аль-Ашмунан.
Мои познания в географии не произвели на Исаака никакого впечатления.
Он изучающе разглядывал меня, скрестив руки на груди, серьезный и задумчивый.
– Все это правда? – вдруг спросил он.
– Что правда?
– Про Лазаря.
– А что с ним?
– Он мертв? – почти выкрикнул он. – Ты ведь наш местный составитель некрологов, верно?
Значит, он знает, что я не Симона. С кем-то успел переговорить? Может, с Вашти?
– Танатолог, – поправил я его. Смерть как переходное состояние. Между философом и следователем большая разница. Исааку, конечно, было все равно. Я сказал ему все это и, конечно, сказал, что Лазарь мертв.
Его лицо сразу приобрело кислое выражение.
– А мир? Объясни это мне.
Я подтвердил его худшие опасения.
Он смотрел на меня, слушал внимательно и время от времени задавал вопросы, какие мы задаем обычно человеку, если надеемся, что он врет. Эй, парень, разрази меня гром, если я вру. Исаак это почувствовал. Он смотрел на восток, на спокойное течение Нила. Колыбель цивилизации – искусственной цивилизации ГВР, но цивилизации – была полна обычной дневной суетой, по берегам туда и сюда сновали тысячи людей.
Он горько вздохнул.
– Уничтожь мир, уничтожь другой, уничтожь уничтоженное, – произнес он.
Ничего подобного я не слышал раньше.
– Цитата из Суфия?
– Что ты здесь делаешь? – ответил он мне на это. – Тебе что, нечем заняться?
Все зависело от того, видел ли он Пейса.
– Послушай, – сказал он.
Евангелие от Исаака… "Однажды в жаркой пустыне один человек, стоя на четвереньках, раскапывал раскаленный песок. Мимо на верблюде проезжал его друг.
– Что ты делаешь? – спросил его друг.
– Я потерял золотую монету, – ответил человек.
– Тогда я помогу тебе.
Друг слезает с верблюда, и они принимаются просеивать песок в надежде, что в нем вот-вот блеснет золото. Долго в полном молчании они прилежно работали. Наконец, почесав в затылке, друг спросил:
– А ты помнишь, где в последний раз видел монету?
– Конечно помню, у себя дома..
– У себя дома? Тогда почему бы не поискать ее там?
– Потому что в моем доме темно, – ответил человек. – Как я найду ее там?"

* * *

– Ладно, – сказал я, – и что, черт возьми, все это значит?
– Сам догадайся, – посоветовал он и ушел. Никогда раньше мы с Исааком не разговаривали так долго. Пожалуй, это был не только самый длинный, но, возможно, и самый вежливый наш разговор.
Я слышал, что друзья – это наше зеркало. Не знаю, хорошо это или плохо, но нас привлекают люди, чья личность напоминает нам нас самих. То же и с врагами. Странные у меня зеркала в таком случае. Чем больше я вглядываюсь в них, тем больше мне кажется, что я живу в комнате смеха.
Последней в моем списке была Шампань. Пустая, высокомерная Шампань. Она приняла мой вызов и, как только я появился, принялась кричать на меня. Мне только этого и не хватало.
Я ничего не мог понять.
– Ну давай же, жми, а я буду дышать!
Что такое она несет? Она вцепилась в меня обеими руками, трясла, куда-то тянула.
– Он задыхается!
Позади нее с кушетки свешивалось безвольное тело, Тай с трудом дышал, глаза у него остекленели. В крови у него уже было слишком много углекислого газа. Нехватка кислорода. Баланс нарушен, навряд ли он выживет. Кожа стала уже синеватого цвета из-за цианоза. Больше всего я боялся именно этого. Еще один из нас умирает, а я ничем не могу ему помочь.
Шампань зажала ему нос и прижалась губами ко рту. Она вдувала воздух ему в легкие, а я нажимал на грудную клетку. Пятнадцать нажатий после каждого вдоха.
Ничего не изменилось.
– Респиратор, – тяжело дыша, потребовала она.
– У нас нет респиратора, – напомнил я.
Что бы мы ни делали, мы уже не могли ему помочь. Вот черт, он был слишком далеко, тело Тая в пяти тысячах миль от нас. Все равно что пытаться реанимировать голограмму. Спасать его, находясь в Ванкувере или Атланте, тогда как он был в Берлине. Он умер.
Шампань все пыталась помочь ему, делая искусственное дыхание. Это любовь, подумал я.
Она не могла принять реальность, с которой я уже смирился.

* * *

Тайлер! Черт возьми, Тайлер! Они убили его. Убили моего самого близкого друга, и я мог бы… может быть, я мог его спасти… если бы только знал как… но я не знал. И теперь он – прах, призрак, затухающее воспоминание. Я в этом виноват. Он помог мне научиться противостоять Маэстро, противостоять любимчикам… это он помог мне стать тем, чем я стал… это несомненно. Я же отплатил ему тем, что не мог принять Шампань, смеялся над ней, зная, что ему это неприятно. Хорошо, очень хорошо. Из-за чего он умер? Ради какой цели? Зачем? Разве есть хоть что-нибудь на свете, ради чего можно перекрыть кислород, поступавший в легкие хорошего человека, настоящего мужчины?
Мужчины? Пожалуй, еще ребенка. Мы все еще дети.
Бедняга Тай.
Я отошел. Я отвернулся.
Боль и необъяснимый гнев охватили меня, но по-прежнему мне было страшно. Мне казалось теперь, что я заперт не в клетке, а в зоопарке без решеток. Я должен отомстить за Тайлера. Но с чего начать? И где я должен буду остановиться?
Я просидел неподвижно около часа, не меньше. Я едва осознавал, что Шампань все еще пытается оживить Тайлера. Наконец она опустилась на пол рядом с ним и замерла. Долгие, долгие минуты я сидел и ничего не мог поделать с яростью, охватившей меня. Какой-то слабый звук привлек мое внимание. Скрипнула, открываясь, крышка почтового ящика.
Вероятно, разносчик виртуальной почты совершает очередной круг. Интересно, как сами умники из Гедехтниса относились к своему творению – виртуальной «макулатурной» почте? Из отверстия показался бесцветный указательный палец, но не для того, чтобы бросить почту. Он манил меня подойти поближе.
Я подошел, чтобы лучше рассмотреть.
С другой стороны двери я увидел Серого мальчика, я уже видел его раньше – один раз во сне и один раз наяву, но лишь долю секунды. В тот день, когда Мерк вдребезги разнес ГВР. Тогда я решил, что мне привиделось. Но вот он, совсем рядом, смотрит на меня, стоя на коленях, через щелочку почтового ящика.
Серая тень в цветном мире. Глюк системы.
Он поднес палец к губам: подожди задавать вопросы. Ш-ш. Он поманил меня снова, за пределы дома, отойти подальше.
Ящик захлопнулся.
Я оглянулся, девушка Тая по-прежнему лежала свернувшись калачиком возле него. При всех ее недостатках, она так самоотверженно пыталась вернуть Тая к жизни, что я смотрел на нее теперь другими глазами. Даже если комната вдруг загорится, она не двинется с места.
Я не стал ее беспокоить. Открыл дверь и вышел. Я последовал за Серым вниз по ступенькам. Ночь опустилась неожиданно, полуденное солнце скатилось за горизонт без причин и без предупреждения. Он повел меня на задний двор к утиному пруду Тая, которым он так дорожил. Питомцы Шампань играли в догонялки, семейство диких уток плавало бесконечными кругами, останавливаясь время от времени, чтобы клюнуть планктон.
Глядя на свое отражение в пруду, Серый обдумывал что-то, потом посмотрел на меня.
– Удивительно, как иногда можно надеяться на что-то очень долго, но, когда это наконец происходит, вдруг понять, насколько это чудовищно, – заговорил он. – Нет, не просто удивительно. Ха-ха. Скорее удивительно и странно. Или удивительно и грустно. Как обычно, не могу подобрать слов.
– Я тебя уже видел, – сказал я. – Кто ты?
– Призрак в машине, – хихикнул он.
Я промолчал.
– Папа называл меня Маласи, – сказал он. – Маласи Бета-тест. Остальные девять – твои родные братья и сестры, а я – твой сводный брат.
– Действительно? – хмуро поинтересовался я.
– Старший сводный брат. Знаешь, я ведь видел, как вы росли. Украдкой, конечно.
– Ты виртуальный.
– Естественно. Виртуальный мальчик. Гедехтнис с моей помощью испытывал систему, пока вы плескались в пробирке. – Он потрогал воду рукой, пошли круги, которые обеспокоили уток. – Они изучали мои реакции. Вносили изменения. На мне испытывали персонажей ГВР. Двенадцать Нэнни, шестнадцать Маэстро, двадцать восемь мам, тридцать один отец. Это были чужие отцы, как ты понимаешь. Потому что мой настоящий папа – доктор Джеймс Хёгуси, те были лишь программами, которые должны были воспитывать вас. И конечно, ты знаешь, кто моя настоящая мама. – Он показал рукой на лежащее вокруг пространство ГВР. – Вы живете в ней уже восемнадцать лет.
– Похоже, тебе чертовски плохо.
– Знаешь что? – ответил он. – На это у меня есть причины. Без меня им бы не удалось сделать все это, но как только они закончили, они заперли меня на задворках. Вы росли, а я сидел и только смотрел на вас.
– Ах-ах, – бросил я. – И поэтому ты нас убиваешь?
– Нет, поэтому я… – Он сморщился, помолчал немного. – Ладно, убиваю, – согласился он. – В каком-то смысле я несу ответственность за это, потому что без меня ничего подобного не случилось бы. Но я этого не хотел.
– Ладно, тогда что получается? Ты убил их случайно?
– Я пытаюсь помочь тебе.
– Плохо пытаешься, – заметил я.
– Я прямо сейчас помогаю тебе, а ты даже не подозреваешь.
Он начал рассказывать. Получалось, что против меня выступили организованные силы. Он и Пейс старались изо всех сил сдерживать эти силы. Он считал это своим долгом, потому что нес за меня ответственность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31