https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/Niagara/
В директиве от 15 июля 1941 года, выпущенной Ставкой, перечислялся ряд выводов, которые следовали из «опыта трех недель войны против германского фашизма».
Основная мысль сводилась к тому, что Красная Армия страдает от плохого управления, отвратительной связи и слишком неповоротливой громоздкой структуры. Медленно передвигающиеся по разбитым дорогам большие войсковые соединения в этих условиях совершенно беззащитны перед атаками с воздуха. Кроме того, оказалось чрезвычайно затруднительно организовать командование большими армиями, имеющими в своем составе несколько корпусов, и осуществлять контроль за их действиями в ходе сражений, особенно в условиях, когда «так много наших офицеров молоды и неопытны». (Несмотря на то что о репрессиях в директиве вроде бы и не упоминается, их призрак никак нельзя было забыть.) «Ввиду этого Ставка считает необходимым, – писал Жуков, – подготовить и осуществить переход к системе маленьких армий в пять, максимум шесть дивизий без корпусных управлений и с непосредственным подчинением дивизий командующему армией». Эти мероприятия после их реализации значительно улучшили и, главное, ускорили процесс управления войсками.
Но самой большой ошибкой, совершенной немецкими генералами, была недооценка простых красноармейцев, или «Иванов», как презрительно называли их немцы. Впрочем, солдаты вермахта достаточно скоро обнаружили, что даже в окружении и при подавляющем превосходстве противника советские солдаты продолжают сражаться. В подобных условиях большая часть западных армий уже давно бы сдалась. Уже с первого военного рассвета можно было видеть бесчисленные примеры потрясающего мужества и самопожертвования. Может быть, их было не так много, как случаев массовой паники, но паника часто объяснялась просто неразберихой и смятением, характерными для первых дней войны. Самым ярким примером может служить оборона Брестской крепости. Немецким войскам удалось захватить эту слабо укрепленную крепость, построенную в XVIII веке, лишь через неделю ожесточенных боев, но некоторые красноармейцы продолжали борьбу еще в течение месяца после начала войны, не имея никакой поддержки, оставшись практически без боеприпасов и продовольствия. Один из защитников крепости нацарапал на стене: «Погибаю, но не сдаюсь. Прощай, Родина! 20/VII-41». Сейчас этот кусок штукатурки с надписью бережно хранится в Центральном музее Вооруженных Сил в Москве. Правда, в музейной экспозиции не говорится о том, что некоторым из героических защитников крепости, получившим ранения и попавшим в плен, посчастливилось выжить. Они прошли через нацистские лагеря для военнопленных и были освобождены в 1945 году. Но вместо награды эти герои были направлены прямо в ГУЛАГ, так как СМЕРШ неукоснительно выполнял указание Сталина о том, что всякого, кто попадет в плен, следует рассматривать как предателя. Что говорить о них, если Сталин не пощадил даже собственного сына Якова, попавшего, в плен под Витебском 16 июля 1941 года!
В течение лета, по мере того как хаос в рядах русских уменьшался, все больше и больше нарастала сила их сопротивления. Генерал Гальдер, который в начале июля был уверен в том, что победа у немцев уже в руках, вскоре почувствовал меньшую уверенность.
«Русские повсюду сражаются до последнего человека, – записал он в своем дневнике. – Они очень редко сдаются». Другой генерал, Гудериан, тоже заметил, что русские пехотинцы «чрезвычайно упорно обороняются», и добавил, что особенно умело они действуют по ночам и под прикрытием лесов. Отметим, что эти две особенности русского солдата, и в первую очередь умение вести ночной бой, будут иметь большее значение, чем думали немцы.
Руководство Германии было уверено в том, что общество, находящееся под прессингом террора, подобного сталинскому, не сможет устоять перед ударом извне. Теплый прием, который гражданское население оказывало поначалу захватчикам, убедило немцев в том, что они победят. Жители многих украинских сел, которым пришлось страдать от сильнейшего голода, вызванного политикой власти и равного которому не было, пожалуй, в истории Европы, встречали колонны германской военной техники с крестами, словно символ нового крестового похода против антихриста. Но планы Гитлера поработить и эксплуатировать захваченное население могли только укрепить сталинский режим, поскольку даже те, кто его не поддерживал, теперь начинали борьбу против немцев.
Сталин и партийный аппарат очень быстро сообразили, что необходимо отказаться от наиболее ортодоксальных постулатов марксизма-ленинизма.
В заголовках газеты «Правда» сразу после начала немецкого вторжения появилось словосочетание «Великая Отечественная война», и сам Сталин вскоре охотно принял это сравнение войны против Гитлера с Отечественной войной против нашествия Наполеона. В этом же году, только несколько позже, в годовщину празднования Великой Октябрьской социалистической революции, Сталин пошел еще дальше и воззвал к памяти таких «непролетарских» героев российской истории, как Александр Невский, Дмитрий Донской, Суворов и Кутузов.
Сохранению личного авторитета Сталина способствовало политическое невежество большей части населения Советского Союза. Только очень немногие граждане, не принадлежавшие к номенклатуре и связанной с ней интеллигенции, обвиняли непосредственно вождя в том, что произошло со страной во второй половине июня 1941 года. Сам Сталин в своем радиовыступлении от 3 июля, естественно, ни словом не обмолвился о своей вине.
Он обратился к народу со словами «братья и сестры» и заявил, что Родина оказалась в смертельной опасности, поскольку немецкие войска продвинулись далеко в глубь территории Советского Союза. Все было брошено на весы, однако это обращение укрепило моральный дух населения страны своей беспрецедентной откровенностью. Надо заметить, что ранее в официальных сообщениях говорилось только о тяжелых потерях, понесенных противником. Тем не менее многие из тех, кто слышал радиообращение Сталина, испытали настоящее потрясение. Вспомним хотя бы тех студентов Сталинградского технического университета, которые собирались отмечать флажками на карте продвижение Красной Армии в глубь территории Германии. Когда стало ясно, как далеко продвинулся «вооруженный до зубов танками и авиацией» вермахт, карту поспешно убрали.
Что бы ни думали некоторые о Сталине, не может быть ни малейших сомнений в том, что его система идеологического воздействия, предусматривавшая намеренное искажение фактов и манипулирование сознанием масс, все же оказалась чрезвычайно эффективной и смогла найти жесткие, но убедительные доказательства необходимости вести борьбу с врагом.
Все здравомыслящие люди признавали, что фашизм – это зло, которое должно быть уничтожено в любом случае. Фашисты всегда призывали к разгрому коммунистического движения, следовательно, борьбу против них должна была возглавить именно коммунистическая партия.
Впрочем, для большей части населения политические мотивы борьбы с фашизмом имели второстепенное значение. Для этих людей главным и основным стимулом являлся врожденный патриотизм. Широко известный плакат тех времен «Родина-мать зовет!» изображал обычную русскую женщину с текстом военной присяги в руке на фоне целого леса штыков.
Вряд ли этот плакат можно назвать высокохудожественным, однако он оказывал в то время огромное воздействие на умы и сердца людей. От них ожидала жертв сама Родина.
«Наша цель – защитить нечто большее, чем просто миллионы людей, – писал в своем дневнике молодой командир танка через месяц после начала войны. – Я не говорю о своей жизни. Единственное, что нужно сделать, это отдать ее на благо Родины».
Четыре миллиона человек вступили в ряды народного ополчения или собирались это сделать в ближайшее время. Людские потери среди них были просто ужасны, их трудно себе представить. Эти неподготовленные солдаты, многие из которых имели самые мирные профессии, отправлялись в бой против танковых дивизий вермахта, часто даже без оружия и в гражданской одежде. Четыре дивизии народного ополчения были полностью уничтожены на подступах к Ленинграду еще до того, как началась его осада. А семьи погибших, не имевшие понятия о масштабах некомпетентности командиров, об ужасающем хаосе на фронте, не представлявшие, что там творят подразделения НКВД, лишь молча скорбели об утратах, ни словом не критикуя режим. Весь гнев, вся ненависть обращались на врага.
Множество подвигов, совершенных в то лето, так никогда и не станут известны: свидетели погибли вместе с героями. Правда, позднее, по мере того как в обществе стало вызревать острое чувство недовольства несправедливостью по отношению к тем, кто остался неизвестен, из небытия возникли имена многих храбрецов.
Так, например, на теле сержанта Мальцева, погибшего в Сталинграде, обнаружили письмо, в котором он говорил о своем желании рассказать всем о храбрости, проявленной его боевым товарищем во время тяжелого отступления. «Завтра или послезавтра, – писал он, – начнется большое сражение, и меня могут убить. Поэтому я хочу, чтобы люди знали о подвигах, совершенных моим другом Лычкиным...»
К сожалению, в то время рассказы о героизме мало чем могли помочь. К середине июля Красная Армия оказалась в отчаянном положении. За первые три недели боев она потеряла 3 500 танков, свыше 6 000 самолетов и около двух миллионов человек, включая подавляющее большинство кадровых солдат и офицеров.
Следующая катастрофа разразилась у стен Смоленска, где в ходе сражения, начавшегося во второй половине июля, попали в окружение несколько советских армий. И хотя по меньшей мере пяти дивизиям удалось вырваться из котла, немцы к началу августа взяли в плен не менее 300 000 солдат Красной Армии, около 3 000 танков и столько же орудий и минометов. Много других дивизий были принесены в жертву одна за другой, чтобы не позволить танковым дивизиям фельдмаршала фон Бока захватить крупные железнодорожные узлы Ельня и Рославль и замкнуть новое кольцо окружения. Впрочем, некоторые историки считают, что сопротивление этих дивизий помогло задержать наступление немцев в самый критический момент кампании и имело в дальнейшем очень важные последствия.
На юге группа армий фельдмаршала фон Рундштедта при поддержке румын и венгров взяла в плен свыше 100 000 человек из дивизий, окруженных в начале августа в районе Умани. Казалось, ничем уже нельзя остановить продвижение войск вермахта через открытые степные пространства Украины с их полями подсолнечника и созревающих хлебов. Однако вокруг Киева, столицы Украины, была сосредоточена крупнейшая Юго-Западная группировка советских войск. Ею командовал маршал Буденный, старый друг Сталина. Член Военного совета Никита Хрущев отвечал за эвакуацию промышленных предприятий на восток. Генерал Жуков предупреждал Сталина о том, что необходимо оставить Киев, чтобы избежать окружения, но советский диктатор взорвался и вместо того, чтобы последовать совету своего лучшего полководца, снял его с поста начальника Генерального штаба. Причину такой раздражительности Сталина понять не трудно, так как он буквально накануне сказал Черчиллю, что Красная Армия никогда не оставит Москву, Ленинград и Киев.
После того как моторизованные части Рундштедта покончили с Уманьским котлом, они продолжили наступление в направлении южнее Киева. Оттуда Первая танковая группа резко повернула на север и вскоре соединилась с дивизиями Гудериана, чей неожиданный удар из района Центрального фронта застал врасплох советское командование. Угроза окружения стала совершенно очевидной, но Сталин по-прежнему отказывался отвести войска. А когда он наконец передумал, было уже поздно. 21 сентября уничтожение окруженных в районе Киева советских войск закончилось. По сведениям немецких источников, в плен попало 665 000 солдат и офицеров Красной Армии. Гитлер назвал сражение за Киев «величайшей битвой в мировой истории». С другой стороны, начальник немецкого Генерального штаба Франц Гальдер назвал эту операцию самой большой стратегической ошибкой всей восточной кампании. Как и Гудериан, Гальдер был убежден, что всю энергию следовало направить на взятие Москвы.
Безостановочно двигавшиеся вперед солдаты вермахта, захватывая один город за другим, испытывали не менее противоречивые чувства и смотрели на своих врагов-коммунистов, сражавшихся до конца, со странной смесью недоверия, презрения и даже страха. Обуглившиеся трупы, на многих из которых одежду сорвало взрывной волной, меньше всего были похожи на человеческие останки. «Посмотрите поближе на всех этих мертвецов, на всех этих мертвых татар и русских, – писал один немецкий журналист, находившийся в рядах действующей армии на Украине. – Это новые трупы, что называется „свежеиспеченные“. Они получены с великой фабрики под названием „Пятилетка“. Они абсолютно одинаковы. Продукция массового производства. Они характеризуют собой новую расу. Грубую низкую расу».
Признавая, что в данном отрывке содержится некая попытка дать «художественное описание», заметим, что было большой ошибкой думать, будто тела, лежавшие перед этим журналистом, были простыми роботами, порожденными советской системой. Перед ним лежали останки мужчин и женщин, которые при жизни любили и страдали, как все люди на Земле, и которые в большинстве своем были горячими патриотами своей Родины.
4. «Гитлер не торопится к Москве»
«Пространства России угнетают нас», – писал фельдмаршал фон Рундштедт своей жене после того, как его армии успешно завершили ликвидацию Уманьского котла. К этому времени настроение немецких командиров стало постепенно меняться от праздничного к состоянию некоторого беспокойства или даже смутной тревоги. И действительно – они захватили уже огромные территории, однако край оставался таким же недосягаемым, как линия горизонта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
Основная мысль сводилась к тому, что Красная Армия страдает от плохого управления, отвратительной связи и слишком неповоротливой громоздкой структуры. Медленно передвигающиеся по разбитым дорогам большие войсковые соединения в этих условиях совершенно беззащитны перед атаками с воздуха. Кроме того, оказалось чрезвычайно затруднительно организовать командование большими армиями, имеющими в своем составе несколько корпусов, и осуществлять контроль за их действиями в ходе сражений, особенно в условиях, когда «так много наших офицеров молоды и неопытны». (Несмотря на то что о репрессиях в директиве вроде бы и не упоминается, их призрак никак нельзя было забыть.) «Ввиду этого Ставка считает необходимым, – писал Жуков, – подготовить и осуществить переход к системе маленьких армий в пять, максимум шесть дивизий без корпусных управлений и с непосредственным подчинением дивизий командующему армией». Эти мероприятия после их реализации значительно улучшили и, главное, ускорили процесс управления войсками.
Но самой большой ошибкой, совершенной немецкими генералами, была недооценка простых красноармейцев, или «Иванов», как презрительно называли их немцы. Впрочем, солдаты вермахта достаточно скоро обнаружили, что даже в окружении и при подавляющем превосходстве противника советские солдаты продолжают сражаться. В подобных условиях большая часть западных армий уже давно бы сдалась. Уже с первого военного рассвета можно было видеть бесчисленные примеры потрясающего мужества и самопожертвования. Может быть, их было не так много, как случаев массовой паники, но паника часто объяснялась просто неразберихой и смятением, характерными для первых дней войны. Самым ярким примером может служить оборона Брестской крепости. Немецким войскам удалось захватить эту слабо укрепленную крепость, построенную в XVIII веке, лишь через неделю ожесточенных боев, но некоторые красноармейцы продолжали борьбу еще в течение месяца после начала войны, не имея никакой поддержки, оставшись практически без боеприпасов и продовольствия. Один из защитников крепости нацарапал на стене: «Погибаю, но не сдаюсь. Прощай, Родина! 20/VII-41». Сейчас этот кусок штукатурки с надписью бережно хранится в Центральном музее Вооруженных Сил в Москве. Правда, в музейной экспозиции не говорится о том, что некоторым из героических защитников крепости, получившим ранения и попавшим в плен, посчастливилось выжить. Они прошли через нацистские лагеря для военнопленных и были освобождены в 1945 году. Но вместо награды эти герои были направлены прямо в ГУЛАГ, так как СМЕРШ неукоснительно выполнял указание Сталина о том, что всякого, кто попадет в плен, следует рассматривать как предателя. Что говорить о них, если Сталин не пощадил даже собственного сына Якова, попавшего, в плен под Витебском 16 июля 1941 года!
В течение лета, по мере того как хаос в рядах русских уменьшался, все больше и больше нарастала сила их сопротивления. Генерал Гальдер, который в начале июля был уверен в том, что победа у немцев уже в руках, вскоре почувствовал меньшую уверенность.
«Русские повсюду сражаются до последнего человека, – записал он в своем дневнике. – Они очень редко сдаются». Другой генерал, Гудериан, тоже заметил, что русские пехотинцы «чрезвычайно упорно обороняются», и добавил, что особенно умело они действуют по ночам и под прикрытием лесов. Отметим, что эти две особенности русского солдата, и в первую очередь умение вести ночной бой, будут иметь большее значение, чем думали немцы.
Руководство Германии было уверено в том, что общество, находящееся под прессингом террора, подобного сталинскому, не сможет устоять перед ударом извне. Теплый прием, который гражданское население оказывало поначалу захватчикам, убедило немцев в том, что они победят. Жители многих украинских сел, которым пришлось страдать от сильнейшего голода, вызванного политикой власти и равного которому не было, пожалуй, в истории Европы, встречали колонны германской военной техники с крестами, словно символ нового крестового похода против антихриста. Но планы Гитлера поработить и эксплуатировать захваченное население могли только укрепить сталинский режим, поскольку даже те, кто его не поддерживал, теперь начинали борьбу против немцев.
Сталин и партийный аппарат очень быстро сообразили, что необходимо отказаться от наиболее ортодоксальных постулатов марксизма-ленинизма.
В заголовках газеты «Правда» сразу после начала немецкого вторжения появилось словосочетание «Великая Отечественная война», и сам Сталин вскоре охотно принял это сравнение войны против Гитлера с Отечественной войной против нашествия Наполеона. В этом же году, только несколько позже, в годовщину празднования Великой Октябрьской социалистической революции, Сталин пошел еще дальше и воззвал к памяти таких «непролетарских» героев российской истории, как Александр Невский, Дмитрий Донской, Суворов и Кутузов.
Сохранению личного авторитета Сталина способствовало политическое невежество большей части населения Советского Союза. Только очень немногие граждане, не принадлежавшие к номенклатуре и связанной с ней интеллигенции, обвиняли непосредственно вождя в том, что произошло со страной во второй половине июня 1941 года. Сам Сталин в своем радиовыступлении от 3 июля, естественно, ни словом не обмолвился о своей вине.
Он обратился к народу со словами «братья и сестры» и заявил, что Родина оказалась в смертельной опасности, поскольку немецкие войска продвинулись далеко в глубь территории Советского Союза. Все было брошено на весы, однако это обращение укрепило моральный дух населения страны своей беспрецедентной откровенностью. Надо заметить, что ранее в официальных сообщениях говорилось только о тяжелых потерях, понесенных противником. Тем не менее многие из тех, кто слышал радиообращение Сталина, испытали настоящее потрясение. Вспомним хотя бы тех студентов Сталинградского технического университета, которые собирались отмечать флажками на карте продвижение Красной Армии в глубь территории Германии. Когда стало ясно, как далеко продвинулся «вооруженный до зубов танками и авиацией» вермахт, карту поспешно убрали.
Что бы ни думали некоторые о Сталине, не может быть ни малейших сомнений в том, что его система идеологического воздействия, предусматривавшая намеренное искажение фактов и манипулирование сознанием масс, все же оказалась чрезвычайно эффективной и смогла найти жесткие, но убедительные доказательства необходимости вести борьбу с врагом.
Все здравомыслящие люди признавали, что фашизм – это зло, которое должно быть уничтожено в любом случае. Фашисты всегда призывали к разгрому коммунистического движения, следовательно, борьбу против них должна была возглавить именно коммунистическая партия.
Впрочем, для большей части населения политические мотивы борьбы с фашизмом имели второстепенное значение. Для этих людей главным и основным стимулом являлся врожденный патриотизм. Широко известный плакат тех времен «Родина-мать зовет!» изображал обычную русскую женщину с текстом военной присяги в руке на фоне целого леса штыков.
Вряд ли этот плакат можно назвать высокохудожественным, однако он оказывал в то время огромное воздействие на умы и сердца людей. От них ожидала жертв сама Родина.
«Наша цель – защитить нечто большее, чем просто миллионы людей, – писал в своем дневнике молодой командир танка через месяц после начала войны. – Я не говорю о своей жизни. Единственное, что нужно сделать, это отдать ее на благо Родины».
Четыре миллиона человек вступили в ряды народного ополчения или собирались это сделать в ближайшее время. Людские потери среди них были просто ужасны, их трудно себе представить. Эти неподготовленные солдаты, многие из которых имели самые мирные профессии, отправлялись в бой против танковых дивизий вермахта, часто даже без оружия и в гражданской одежде. Четыре дивизии народного ополчения были полностью уничтожены на подступах к Ленинграду еще до того, как началась его осада. А семьи погибших, не имевшие понятия о масштабах некомпетентности командиров, об ужасающем хаосе на фронте, не представлявшие, что там творят подразделения НКВД, лишь молча скорбели об утратах, ни словом не критикуя режим. Весь гнев, вся ненависть обращались на врага.
Множество подвигов, совершенных в то лето, так никогда и не станут известны: свидетели погибли вместе с героями. Правда, позднее, по мере того как в обществе стало вызревать острое чувство недовольства несправедливостью по отношению к тем, кто остался неизвестен, из небытия возникли имена многих храбрецов.
Так, например, на теле сержанта Мальцева, погибшего в Сталинграде, обнаружили письмо, в котором он говорил о своем желании рассказать всем о храбрости, проявленной его боевым товарищем во время тяжелого отступления. «Завтра или послезавтра, – писал он, – начнется большое сражение, и меня могут убить. Поэтому я хочу, чтобы люди знали о подвигах, совершенных моим другом Лычкиным...»
К сожалению, в то время рассказы о героизме мало чем могли помочь. К середине июля Красная Армия оказалась в отчаянном положении. За первые три недели боев она потеряла 3 500 танков, свыше 6 000 самолетов и около двух миллионов человек, включая подавляющее большинство кадровых солдат и офицеров.
Следующая катастрофа разразилась у стен Смоленска, где в ходе сражения, начавшегося во второй половине июля, попали в окружение несколько советских армий. И хотя по меньшей мере пяти дивизиям удалось вырваться из котла, немцы к началу августа взяли в плен не менее 300 000 солдат Красной Армии, около 3 000 танков и столько же орудий и минометов. Много других дивизий были принесены в жертву одна за другой, чтобы не позволить танковым дивизиям фельдмаршала фон Бока захватить крупные железнодорожные узлы Ельня и Рославль и замкнуть новое кольцо окружения. Впрочем, некоторые историки считают, что сопротивление этих дивизий помогло задержать наступление немцев в самый критический момент кампании и имело в дальнейшем очень важные последствия.
На юге группа армий фельдмаршала фон Рундштедта при поддержке румын и венгров взяла в плен свыше 100 000 человек из дивизий, окруженных в начале августа в районе Умани. Казалось, ничем уже нельзя остановить продвижение войск вермахта через открытые степные пространства Украины с их полями подсолнечника и созревающих хлебов. Однако вокруг Киева, столицы Украины, была сосредоточена крупнейшая Юго-Западная группировка советских войск. Ею командовал маршал Буденный, старый друг Сталина. Член Военного совета Никита Хрущев отвечал за эвакуацию промышленных предприятий на восток. Генерал Жуков предупреждал Сталина о том, что необходимо оставить Киев, чтобы избежать окружения, но советский диктатор взорвался и вместо того, чтобы последовать совету своего лучшего полководца, снял его с поста начальника Генерального штаба. Причину такой раздражительности Сталина понять не трудно, так как он буквально накануне сказал Черчиллю, что Красная Армия никогда не оставит Москву, Ленинград и Киев.
После того как моторизованные части Рундштедта покончили с Уманьским котлом, они продолжили наступление в направлении южнее Киева. Оттуда Первая танковая группа резко повернула на север и вскоре соединилась с дивизиями Гудериана, чей неожиданный удар из района Центрального фронта застал врасплох советское командование. Угроза окружения стала совершенно очевидной, но Сталин по-прежнему отказывался отвести войска. А когда он наконец передумал, было уже поздно. 21 сентября уничтожение окруженных в районе Киева советских войск закончилось. По сведениям немецких источников, в плен попало 665 000 солдат и офицеров Красной Армии. Гитлер назвал сражение за Киев «величайшей битвой в мировой истории». С другой стороны, начальник немецкого Генерального штаба Франц Гальдер назвал эту операцию самой большой стратегической ошибкой всей восточной кампании. Как и Гудериан, Гальдер был убежден, что всю энергию следовало направить на взятие Москвы.
Безостановочно двигавшиеся вперед солдаты вермахта, захватывая один город за другим, испытывали не менее противоречивые чувства и смотрели на своих врагов-коммунистов, сражавшихся до конца, со странной смесью недоверия, презрения и даже страха. Обуглившиеся трупы, на многих из которых одежду сорвало взрывной волной, меньше всего были похожи на человеческие останки. «Посмотрите поближе на всех этих мертвецов, на всех этих мертвых татар и русских, – писал один немецкий журналист, находившийся в рядах действующей армии на Украине. – Это новые трупы, что называется „свежеиспеченные“. Они получены с великой фабрики под названием „Пятилетка“. Они абсолютно одинаковы. Продукция массового производства. Они характеризуют собой новую расу. Грубую низкую расу».
Признавая, что в данном отрывке содержится некая попытка дать «художественное описание», заметим, что было большой ошибкой думать, будто тела, лежавшие перед этим журналистом, были простыми роботами, порожденными советской системой. Перед ним лежали останки мужчин и женщин, которые при жизни любили и страдали, как все люди на Земле, и которые в большинстве своем были горячими патриотами своей Родины.
4. «Гитлер не торопится к Москве»
«Пространства России угнетают нас», – писал фельдмаршал фон Рундштедт своей жене после того, как его армии успешно завершили ликвидацию Уманьского котла. К этому времени настроение немецких командиров стало постепенно меняться от праздничного к состоянию некоторого беспокойства или даже смутной тревоги. И действительно – они захватили уже огромные территории, однако край оставался таким же недосягаемым, как линия горизонта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10