https://wodolei.ru/catalog/unitazy/Sanita-Luxe/
Везде одно и то же.
– Послушаешь, – утешил Людвиг. – Теперь Ойген – полковник Ноймаринен и офицер по особым поручениям при особе Проэмперадора Севера.
Что ж, за особые поручения можно быть спокойным. Барон Райнштайнер не признавал шуток, но был умен, как Леворукий, и столь же удачлив. Если потребуется, он достанет луну, заодно указав небесным обитателям, что ее плохо протирали, из-за чего появились пятна. Жермон невольно ухмыльнулся:
– И кому Ойген ныне являет свои таланты?
– Отец решил вернуть его в Эпинэ. Вместе с тобой и тремя полками, так что наговоритесь. Да будет тебе известно, что Райнштайнер склонен защищать твоего кузена.
– Что он натворил? – Сколько сейчас Роберу? Есть тридцать или еще нет? – Кроме того, что вернулся?
– Ойген уверен, что сам Иноходец ничего творить не собирался. Виноваты Мараны. Они считали Эпинэ своим, а тут такая незадача! Нагрянувшего наследника решили прикончить при попытке к бегству, но Райнштайнер счел это преждевременным. Наш дорогой бергер, к неудовольствию губернатора и его родичей, заявился в Эпинэ лично. Ойген собирался под благовидным предлогом доставить пленника не в Олларию, а к Савиньяку, но Эпинэ этого знать не мог. Он бежал и поднял восстание. Говоря по чести, я его понимаю.
– Арно Савиньяк понимал Карла Борна. – Ариго подкрутил усы, дурацкая привычка, надо с ней что-то делать. – А чем кончилось?
– Эпинэ не Борн. – Людвиг пригладил русые волосы. – А делать что-то надо. Твой приятель Леонард Манрик на пару с Сабве повели в Эпинэ Резервную армию, а в столице ловят пособников бунтовщиков. Да, Леонард теперь именуется маркизом Эр-При.
– Весело. – Жермон положил кинжал на захламленный стол. – Кого я должен унимать? Своих вассалов, для которых я – вышвырнутый отцом мерзавец? Иноходца? Леонарда?
– Всех понемногу. – Ноймар вновь занялся браслетом. – Поедешь через Лаутензее, там ждет Райнштайнер со своими стрелками и вот-вот подойдет Шарли.
– Фок Варзов отдает лучших кавалеристов? – Воистину сегодня утро невозможностей. – Пишет, что дриксы спелись с гаунау и собирают войска, и отдает?
– На юг лучше посылать южан, – объяснил лучший друг, – а старик внакладе не останется, отец поднимает своих «волков», недели через три они будут в Гельбе. Твое дело – принять капитуляцию Эпинэ и не дать Леонарду с Сабве спутать собственные графства с какой-нибудь Гайифой.
– Думаешь, успею?
– Должен, – лицо Людвига стало жестким, не хуже, чем у отца. – Леонард – человек осторожный, а Резервная армия на три четверти из новобранцев состоит. Нет, «маркиз Эр-При» на рожон не полезет, да и Робер, если не вовсе дурак, первым не начнет. Думаю, парочка до зимы станет бегать то ли друг от друга, то ли друг за другом, а тут и ты появишься. С отборными полками. Вот тут тебя твои вассалы и полюбят. И чужие заодно…
– А больше всех меня полюбит тессорий.
– Манрик теперь кансилльер, но отец с ним договорится. Уверяю тебя.
– Кто бы сомневался. – Закатные твари, вот тебе, генерал, и твой личный Излом. Торка тебя спасла, но принадлежишь ты Гайярэ, а не Агмарену. Людвиг – твой друг до своей смерти, но не до смерти Ноймаринен. Рано или поздно каждый остается со своей землей и со своей войной, потому что изгнанники свободны, а графы – нет.
– Жермон, – кажется, Ноймар подумал о том же или о чем-то похожем, – если б не мятеж, мы бы тебя не дергали.
Если бы не восстание, если б не война, не смерть, не зима… Любим мы это самое «если бы».
– Бросай оправдываться, тебе это не идет. Я еду.
– Едешь, – кивнул Людвиг, – куда ты денешься, но Шарли до Лаутензее раньше двадцатого не добраться, так что дня три у нас есть. Как раз съедим медведя, и ты сдашь мне дела. Как следует сдашь. Ты будешь кузена пороть и фламинго из виноградников гнать, а мне, между прочим, границу держать.
– Удержишь, – хохотнул Жермон, пинками загоняя под стол очередное предчувствие. – А теперь доставай свое вино. Надо выпить за удачу.
II
Урготский тракт 399 года К. С.
19-й день Осенних Ветров
1
Хлеб был свежим, яичница – отменной, сыр – додержанным. Скорее всего. Потому что Чарльз Давенпорт глотал неприлично ранний завтрак, не чувствуя ни вкуса, ни запаха – только усталость. И еще ему было страшно от всеобщего спокойствия. В придорожном трактире с вывеской, которую Чарльз не удосужился разглядеть, хмурое осеннее утро ничем не отличалось от десятков таких же.
Настырно стучал в закрытые окна дождь, заспанный повар слушал еще более заспанного хозяина, лениво точил когти котяра-крысолов, глупо и весело трещали поленья, служанка остервенело перетирала кружки, а в Олларии сидел Альдо Ракан с толпой наемников, мародеров и предателей. Одного, маршала Генри Рокслея, Чарльз продырявил прямо во дворце. Молодой человек надеялся, что рана оказалась смертельной, потому что таких вот рокслеев следует убивать на глазах приспешников, и желательно вовремя. С маршалом Генри он промешкал самое малое на сутки.
Чарльз оттолкнул сковороду, взялся за вино, передумал и потребовал воды. Вино было врагом, даже не врагом, а искусителем. От стакана полшага до кровати, а спать теньент Давенпорт себе запретил. По крайней мере, дольше, чем требуется для того, чтоб не издохнуть.
– Прикажете комнату? – Хозяин. Лысый, зевающий, довольный жизнью. Есть ли у него родичи во Внутренней Эпинэ или Олларии? И если есть, что с ними?
– Я еду дальше.
– Сударь, – в голосе трактирщика отчетливо слышалась скорбь, – в такую погоду? Поверьте, у нас прекрасные спальни, а какие перины…
Вот так искусители и выглядят. Никакие они не красотки в алых платьях, а трактирщики с перинами.
Чарльз с трудом задержал взгляд на улыбающейся физиономии. Комната дрожала и расплывалась, на висках лежали невидимые ладони – тяжелые и холодные.
– Вы же с ног валитесь, – настаивал хозяин, – а конь ваш и того хуже… Жорж говорит, он и шагу сделать не может.
– Как раз о коне я и хотел поговорить, – буркнул Давенпорт. – Мне нужно обменять его на свежего. Разумеется, с приплатой.
– О! – глазки искусителя стали острыми, как иголки. – У меня есть то, что вам нужно. Орел… Золото, а не конь! Впору хоть графу, хоть маркизу.
– Я всего лишь виконт, – перебил Чарльз. – Сколько с меня и когда ваш орел будет оседлан?
– О, – иголочки стали еще острее, – два тала – и Каштан ваш. Два тала – и десять минут, но, сударь, паромщик еще не вставал. Да-да, этого лентяя раньше полудня не докличешься, а Брети разлилась. Дожди… Никто не ездит. Паромщик мог и загулять. Запросто мог.
– Разбужу! – рявкнул Давенпорт, злясь на весь свет и слипающиеся глаза. С паромщиком он справится не золотом, так пистолетом. Соня согласится, но не подведут ли собственные ноги вместе с головой? Закатные твари, не хватало упасть и околеть прямо на дороге!
– Сударь, – лысый то исчезал в тошнотворном тумане, то выныривал из него, – оставайтесь!.. Курьеры – и те отдыхают, а уж я на них нагляделся…
Курьеры отдыхают, только он не курьер. Он неизвестно кто, но ему нужно в Ургот, и он туда доберется назло всем дождям и всем перинам!
Чарльз Давенпорт судорожно сжал челюсти, сдерживая настырную зевоту, и бросил на стол три тала.
– Я подожду на крыльце.
– Под дождем?! – на лице трактирщика проступил неподдельный ужас.
– Именно…
В дожде есть своя прелесть. Когда ты мокрый, как утонувшая мышь, ты не уснешь!
2
Виконт Валме проснулся сам, и ничего хорошего в этом не было. Ничего хорошего не было ни в запахе лаванды, исходившем от простынь, ни в сопевшем у окна Герарде. Разобрать в кромешной тьме, который час, виконт не мог, но шести еще не было, иначе бы юное чудище, не хуже петуха чуявшее, когда нужно вопить, стояло б над душой с бритвенным прибором.
Марсель вздохнул и закрыл глаза, но темней от этого не стало. Пожалуй, темней бы не стало, даже если б их кто-нибудь проглотил. А чего вы хотите, сударь, – ночь, осень, дождь, и это не считая собственной дури! Виконт лежал, слушал, как барабанят о подоконник ледяные струйки, и пытался понять, за какими кошками его несет в Олларию, да еще таким аллюром. Куда спешить? К Марианне он всегда успеет, а где болтаются Алва и Луиджи, не знает сам Леворукий! Марсель отбросил тонкую перину, служившую в здешних краях одеялом, и сел, свесив ноги. Засыпать снова было глупо, а будить Герарда – жалко, хотя это было прекрасной шуткой: виконт Марсель Валме будит Герарда Арамону, тьфу ты, рэя Кальперадо! Рокэ не поверит… Ну и Леворукий с ним, пусть не верит, лишь бы отыскался!
Бывший офицер по особым поручениям поморщился и сполз на застеленный сукном пол. Он сам не понимал, что его тащит вперед и не всё ли равно, приедут они с Герардом на день раньше или на неделю позже. Дядюшка Шантэри полагал спешку вредной для здоровья, герцог Фома был слегка озабочен, не более того, а вот Марсель не находил себе места. Или, наоборот, нашел. Рядом с Вороном. Прицепился к Первому маршалу, а тот возьми да и умчись, ничего не сказав, главнокомандующий называется! Без Алвы жизнь сразу же стала скучной, потому что спать, чесать языком, танцевать и ухаживать за хорошенькими женщинами приятно, когда есть дело, от которого можно увильнуть. Когда же дела нет, праздность теряет всякое очарование. Да, разумеется, причина в этом и только в этом, а предчувствия оставим девицам в розовом. Или в голубом. Что еще делать Елене с Юлией, как не предчувствовать и не шить туалеты к мистериям?
Дочки Фомы были хорошенькими, но до Франчески Скварца им было далеко. Вот кому бы пошел наряд Элкимены! Розовая, нет, пурпурная туника, золотые сандалии, кованый пояс с шерлами…
Осторожный стук в дверь оторвал Марселя от мыслей о вдове фельпского адмирала, которой виконт перед отъездом написал длиннющее письмо. Написал и разорвал, потому что писать, не получая ответов, глупо, а Марсель не желал выглядеть дураком. Тем более в столь прекрасных глазах.
– Сударь, – голосок за дверью явно принадлежал служанке, молоденькой и, весьма вероятно, хорошенькой, – сударь, восемь часов!
Восемь?! Выходит, он всё-таки проспал, хоть и не так пошло, как Герард! Ну, погоди же!
– Утро, сударь! – гаркнул виконт, срывая с рэя перину. Опозорившийся изверг с жалобным кукареканьем подскочил на своем тюфячке, и Марселю впервые за последние дни стало смешно.
– Простите, – Герард явно собрался провалиться сквозь землю или хотя бы сквозь дощатый пол, – я не думал, что…
– И слава Леворукому. – Марсель отодвинул засов и открыл дверь, за которой обнаружилась премиленькая пышка. – Рыбонька, горячую воду, шадди, завтрак и лошадей.
– Лошадей? – захлопала глазами девица. – На улице дождь… Очень сильный.
– И когда он кончится? – полюбопытствовал Валме.
– Сударь, – хихикнула служанка, – об эту пору завсегда льет.
– Вот видишь, – виконт сделал над собой усилие и совершил то, чего, без сомнения, ожидала толстушка, а именно ущипнул ее за тугой бочок, – дождь не прекратится, так что прекратимся мы. Неси воду.
Девушка снова хихикнула и вышла. Виконт зевнул и натянул дорожное платье. О зеркалах и камердинерах он вспомнил, лишь застегивая манжеты. Увы, он опростился, и, похоже, навсегда. Путешествовать с одним лишь порученцем, и то чужим! Отец не поверит, но, пожалуй, одобрит.
– Ваша вода!
– Спасибо, – Валме ухватил служанку за круглый подбородок. – Как тебя зовут, ежевичинка моя?
– Лиза, – мурлыкнула девица.
– Помолись за нас, Лиза, – виконт вытащил из кармана несколько суанов и сунул за низко вырезанный корсаж, – только не сейчас. Сейчас шадди.
Лиза, крутанув бедрами, исчезла, Марсель зевнул и потянулся к бритвенному прибору. Без сомнения, красотка решила, что, будь столь галантный кавалер один, лежать бы ей в постельке, да не за серебро, а за золото. Смешно… Если б не Герард, он бы на эту пампушку и не глянул, но не выказывать же мальчишке дурацкие страхи! Вот и приходится, изображать себя самого. Позавчерашнего! Офицер для особых поручений при особе Первого маршала Талига вздохнул и намылил щеку: как бы виконт Валме ни опростился, до бороды он не докатится. Валмоны не Люди Чести и не козлы.
– Герард, запомни: в Урготе варят лучшее в Золотых землях мыло, – проклятье, приучил парня к болтовне, теперь хочешь не хочешь, трещи, как сорока, – а в этой гостинице делают самый мерзкий шадди.
– Сударь, – дернулся Герард, – вам помочь?
– Вот еще! – Марсель попробовал пальцем бритву. – Бросал бы ты лакейские замашки. Тебя что, рэем сделали, чтоб ты тазы с водой таскал?
– Сударь…
– Сам ты сударь, – отмахнулся Валме.
Рэй Кальперадо захлопал глазами и притих. Задумался, надо полагать. Парнишка за Ворона в огонь прыгнет, не чихнет, но пока в огонь прыгнул Рокэ. Один! А они, талоны Слепое, похожее на крота животное, ведущее подземный образ жизни.
эдакие, были рядом и ничего не поняли, пока письма не нашли. Ничего!
Вернулась Лиза. Хихикнула, протянула поднос. Валме хмуро взял белую чашечку с шадди. Разумеется, паршивым. В здешних краях знают толк в закусках и сластях, но не в шадди.
3
Теньент Давенпорт поправил основательно отсыревшую шляпу и вскочил в седло. На улице было легче. В том смысле, что дождь и ветер разогнали сонную одурь. Надолго ли? Орел с пошлым имечком Каштан оказался гнедым мерином с еще неведомым норовом. Радости от предстоящей прогулки конь не испытывал, и Давенпорт его понимал. Он и сам был бы рад задержаться и проспать до весны, но возвращаться – дурная примета, а упрямство явно родилось раньше теньента. Ничего, отдохнем в Эр-При. В первой попавшейся гостинице, иначе живым ему до Ургота не добраться.
– Сударь, может, останетесь? Ишь как хлещет!
– Я спешу.
– Ну, как знаете…
Стук захлопнувшейся двери, и всё! Никого, только он, дождь и лошадь, пятая за последнюю неделю. Не считая Бэрил, бывшей спутницей Чарльза четыре года. Оставляя загнанную чалую на попечении дородной трактирщицы, Давенпорт чувствовал себя последним подонком, но ждать не мог. Не имел права. Следующие кони не успели стать для теньента никем, они просто его везли, пока могли, а потом уступали место новым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
– Послушаешь, – утешил Людвиг. – Теперь Ойген – полковник Ноймаринен и офицер по особым поручениям при особе Проэмперадора Севера.
Что ж, за особые поручения можно быть спокойным. Барон Райнштайнер не признавал шуток, но был умен, как Леворукий, и столь же удачлив. Если потребуется, он достанет луну, заодно указав небесным обитателям, что ее плохо протирали, из-за чего появились пятна. Жермон невольно ухмыльнулся:
– И кому Ойген ныне являет свои таланты?
– Отец решил вернуть его в Эпинэ. Вместе с тобой и тремя полками, так что наговоритесь. Да будет тебе известно, что Райнштайнер склонен защищать твоего кузена.
– Что он натворил? – Сколько сейчас Роберу? Есть тридцать или еще нет? – Кроме того, что вернулся?
– Ойген уверен, что сам Иноходец ничего творить не собирался. Виноваты Мараны. Они считали Эпинэ своим, а тут такая незадача! Нагрянувшего наследника решили прикончить при попытке к бегству, но Райнштайнер счел это преждевременным. Наш дорогой бергер, к неудовольствию губернатора и его родичей, заявился в Эпинэ лично. Ойген собирался под благовидным предлогом доставить пленника не в Олларию, а к Савиньяку, но Эпинэ этого знать не мог. Он бежал и поднял восстание. Говоря по чести, я его понимаю.
– Арно Савиньяк понимал Карла Борна. – Ариго подкрутил усы, дурацкая привычка, надо с ней что-то делать. – А чем кончилось?
– Эпинэ не Борн. – Людвиг пригладил русые волосы. – А делать что-то надо. Твой приятель Леонард Манрик на пару с Сабве повели в Эпинэ Резервную армию, а в столице ловят пособников бунтовщиков. Да, Леонард теперь именуется маркизом Эр-При.
– Весело. – Жермон положил кинжал на захламленный стол. – Кого я должен унимать? Своих вассалов, для которых я – вышвырнутый отцом мерзавец? Иноходца? Леонарда?
– Всех понемногу. – Ноймар вновь занялся браслетом. – Поедешь через Лаутензее, там ждет Райнштайнер со своими стрелками и вот-вот подойдет Шарли.
– Фок Варзов отдает лучших кавалеристов? – Воистину сегодня утро невозможностей. – Пишет, что дриксы спелись с гаунау и собирают войска, и отдает?
– На юг лучше посылать южан, – объяснил лучший друг, – а старик внакладе не останется, отец поднимает своих «волков», недели через три они будут в Гельбе. Твое дело – принять капитуляцию Эпинэ и не дать Леонарду с Сабве спутать собственные графства с какой-нибудь Гайифой.
– Думаешь, успею?
– Должен, – лицо Людвига стало жестким, не хуже, чем у отца. – Леонард – человек осторожный, а Резервная армия на три четверти из новобранцев состоит. Нет, «маркиз Эр-При» на рожон не полезет, да и Робер, если не вовсе дурак, первым не начнет. Думаю, парочка до зимы станет бегать то ли друг от друга, то ли друг за другом, а тут и ты появишься. С отборными полками. Вот тут тебя твои вассалы и полюбят. И чужие заодно…
– А больше всех меня полюбит тессорий.
– Манрик теперь кансилльер, но отец с ним договорится. Уверяю тебя.
– Кто бы сомневался. – Закатные твари, вот тебе, генерал, и твой личный Излом. Торка тебя спасла, но принадлежишь ты Гайярэ, а не Агмарену. Людвиг – твой друг до своей смерти, но не до смерти Ноймаринен. Рано или поздно каждый остается со своей землей и со своей войной, потому что изгнанники свободны, а графы – нет.
– Жермон, – кажется, Ноймар подумал о том же или о чем-то похожем, – если б не мятеж, мы бы тебя не дергали.
Если бы не восстание, если б не война, не смерть, не зима… Любим мы это самое «если бы».
– Бросай оправдываться, тебе это не идет. Я еду.
– Едешь, – кивнул Людвиг, – куда ты денешься, но Шарли до Лаутензее раньше двадцатого не добраться, так что дня три у нас есть. Как раз съедим медведя, и ты сдашь мне дела. Как следует сдашь. Ты будешь кузена пороть и фламинго из виноградников гнать, а мне, между прочим, границу держать.
– Удержишь, – хохотнул Жермон, пинками загоняя под стол очередное предчувствие. – А теперь доставай свое вино. Надо выпить за удачу.
II
Урготский тракт 399 года К. С.
19-й день Осенних Ветров
1
Хлеб был свежим, яичница – отменной, сыр – додержанным. Скорее всего. Потому что Чарльз Давенпорт глотал неприлично ранний завтрак, не чувствуя ни вкуса, ни запаха – только усталость. И еще ему было страшно от всеобщего спокойствия. В придорожном трактире с вывеской, которую Чарльз не удосужился разглядеть, хмурое осеннее утро ничем не отличалось от десятков таких же.
Настырно стучал в закрытые окна дождь, заспанный повар слушал еще более заспанного хозяина, лениво точил когти котяра-крысолов, глупо и весело трещали поленья, служанка остервенело перетирала кружки, а в Олларии сидел Альдо Ракан с толпой наемников, мародеров и предателей. Одного, маршала Генри Рокслея, Чарльз продырявил прямо во дворце. Молодой человек надеялся, что рана оказалась смертельной, потому что таких вот рокслеев следует убивать на глазах приспешников, и желательно вовремя. С маршалом Генри он промешкал самое малое на сутки.
Чарльз оттолкнул сковороду, взялся за вино, передумал и потребовал воды. Вино было врагом, даже не врагом, а искусителем. От стакана полшага до кровати, а спать теньент Давенпорт себе запретил. По крайней мере, дольше, чем требуется для того, чтоб не издохнуть.
– Прикажете комнату? – Хозяин. Лысый, зевающий, довольный жизнью. Есть ли у него родичи во Внутренней Эпинэ или Олларии? И если есть, что с ними?
– Я еду дальше.
– Сударь, – в голосе трактирщика отчетливо слышалась скорбь, – в такую погоду? Поверьте, у нас прекрасные спальни, а какие перины…
Вот так искусители и выглядят. Никакие они не красотки в алых платьях, а трактирщики с перинами.
Чарльз с трудом задержал взгляд на улыбающейся физиономии. Комната дрожала и расплывалась, на висках лежали невидимые ладони – тяжелые и холодные.
– Вы же с ног валитесь, – настаивал хозяин, – а конь ваш и того хуже… Жорж говорит, он и шагу сделать не может.
– Как раз о коне я и хотел поговорить, – буркнул Давенпорт. – Мне нужно обменять его на свежего. Разумеется, с приплатой.
– О! – глазки искусителя стали острыми, как иголки. – У меня есть то, что вам нужно. Орел… Золото, а не конь! Впору хоть графу, хоть маркизу.
– Я всего лишь виконт, – перебил Чарльз. – Сколько с меня и когда ваш орел будет оседлан?
– О, – иголочки стали еще острее, – два тала – и Каштан ваш. Два тала – и десять минут, но, сударь, паромщик еще не вставал. Да-да, этого лентяя раньше полудня не докличешься, а Брети разлилась. Дожди… Никто не ездит. Паромщик мог и загулять. Запросто мог.
– Разбужу! – рявкнул Давенпорт, злясь на весь свет и слипающиеся глаза. С паромщиком он справится не золотом, так пистолетом. Соня согласится, но не подведут ли собственные ноги вместе с головой? Закатные твари, не хватало упасть и околеть прямо на дороге!
– Сударь, – лысый то исчезал в тошнотворном тумане, то выныривал из него, – оставайтесь!.. Курьеры – и те отдыхают, а уж я на них нагляделся…
Курьеры отдыхают, только он не курьер. Он неизвестно кто, но ему нужно в Ургот, и он туда доберется назло всем дождям и всем перинам!
Чарльз Давенпорт судорожно сжал челюсти, сдерживая настырную зевоту, и бросил на стол три тала.
– Я подожду на крыльце.
– Под дождем?! – на лице трактирщика проступил неподдельный ужас.
– Именно…
В дожде есть своя прелесть. Когда ты мокрый, как утонувшая мышь, ты не уснешь!
2
Виконт Валме проснулся сам, и ничего хорошего в этом не было. Ничего хорошего не было ни в запахе лаванды, исходившем от простынь, ни в сопевшем у окна Герарде. Разобрать в кромешной тьме, который час, виконт не мог, но шести еще не было, иначе бы юное чудище, не хуже петуха чуявшее, когда нужно вопить, стояло б над душой с бритвенным прибором.
Марсель вздохнул и закрыл глаза, но темней от этого не стало. Пожалуй, темней бы не стало, даже если б их кто-нибудь проглотил. А чего вы хотите, сударь, – ночь, осень, дождь, и это не считая собственной дури! Виконт лежал, слушал, как барабанят о подоконник ледяные струйки, и пытался понять, за какими кошками его несет в Олларию, да еще таким аллюром. Куда спешить? К Марианне он всегда успеет, а где болтаются Алва и Луиджи, не знает сам Леворукий! Марсель отбросил тонкую перину, служившую в здешних краях одеялом, и сел, свесив ноги. Засыпать снова было глупо, а будить Герарда – жалко, хотя это было прекрасной шуткой: виконт Марсель Валме будит Герарда Арамону, тьфу ты, рэя Кальперадо! Рокэ не поверит… Ну и Леворукий с ним, пусть не верит, лишь бы отыскался!
Бывший офицер по особым поручениям поморщился и сполз на застеленный сукном пол. Он сам не понимал, что его тащит вперед и не всё ли равно, приедут они с Герардом на день раньше или на неделю позже. Дядюшка Шантэри полагал спешку вредной для здоровья, герцог Фома был слегка озабочен, не более того, а вот Марсель не находил себе места. Или, наоборот, нашел. Рядом с Вороном. Прицепился к Первому маршалу, а тот возьми да и умчись, ничего не сказав, главнокомандующий называется! Без Алвы жизнь сразу же стала скучной, потому что спать, чесать языком, танцевать и ухаживать за хорошенькими женщинами приятно, когда есть дело, от которого можно увильнуть. Когда же дела нет, праздность теряет всякое очарование. Да, разумеется, причина в этом и только в этом, а предчувствия оставим девицам в розовом. Или в голубом. Что еще делать Елене с Юлией, как не предчувствовать и не шить туалеты к мистериям?
Дочки Фомы были хорошенькими, но до Франчески Скварца им было далеко. Вот кому бы пошел наряд Элкимены! Розовая, нет, пурпурная туника, золотые сандалии, кованый пояс с шерлами…
Осторожный стук в дверь оторвал Марселя от мыслей о вдове фельпского адмирала, которой виконт перед отъездом написал длиннющее письмо. Написал и разорвал, потому что писать, не получая ответов, глупо, а Марсель не желал выглядеть дураком. Тем более в столь прекрасных глазах.
– Сударь, – голосок за дверью явно принадлежал служанке, молоденькой и, весьма вероятно, хорошенькой, – сударь, восемь часов!
Восемь?! Выходит, он всё-таки проспал, хоть и не так пошло, как Герард! Ну, погоди же!
– Утро, сударь! – гаркнул виконт, срывая с рэя перину. Опозорившийся изверг с жалобным кукареканьем подскочил на своем тюфячке, и Марселю впервые за последние дни стало смешно.
– Простите, – Герард явно собрался провалиться сквозь землю или хотя бы сквозь дощатый пол, – я не думал, что…
– И слава Леворукому. – Марсель отодвинул засов и открыл дверь, за которой обнаружилась премиленькая пышка. – Рыбонька, горячую воду, шадди, завтрак и лошадей.
– Лошадей? – захлопала глазами девица. – На улице дождь… Очень сильный.
– И когда он кончится? – полюбопытствовал Валме.
– Сударь, – хихикнула служанка, – об эту пору завсегда льет.
– Вот видишь, – виконт сделал над собой усилие и совершил то, чего, без сомнения, ожидала толстушка, а именно ущипнул ее за тугой бочок, – дождь не прекратится, так что прекратимся мы. Неси воду.
Девушка снова хихикнула и вышла. Виконт зевнул и натянул дорожное платье. О зеркалах и камердинерах он вспомнил, лишь застегивая манжеты. Увы, он опростился, и, похоже, навсегда. Путешествовать с одним лишь порученцем, и то чужим! Отец не поверит, но, пожалуй, одобрит.
– Ваша вода!
– Спасибо, – Валме ухватил служанку за круглый подбородок. – Как тебя зовут, ежевичинка моя?
– Лиза, – мурлыкнула девица.
– Помолись за нас, Лиза, – виконт вытащил из кармана несколько суанов и сунул за низко вырезанный корсаж, – только не сейчас. Сейчас шадди.
Лиза, крутанув бедрами, исчезла, Марсель зевнул и потянулся к бритвенному прибору. Без сомнения, красотка решила, что, будь столь галантный кавалер один, лежать бы ей в постельке, да не за серебро, а за золото. Смешно… Если б не Герард, он бы на эту пампушку и не глянул, но не выказывать же мальчишке дурацкие страхи! Вот и приходится, изображать себя самого. Позавчерашнего! Офицер для особых поручений при особе Первого маршала Талига вздохнул и намылил щеку: как бы виконт Валме ни опростился, до бороды он не докатится. Валмоны не Люди Чести и не козлы.
– Герард, запомни: в Урготе варят лучшее в Золотых землях мыло, – проклятье, приучил парня к болтовне, теперь хочешь не хочешь, трещи, как сорока, – а в этой гостинице делают самый мерзкий шадди.
– Сударь, – дернулся Герард, – вам помочь?
– Вот еще! – Марсель попробовал пальцем бритву. – Бросал бы ты лакейские замашки. Тебя что, рэем сделали, чтоб ты тазы с водой таскал?
– Сударь…
– Сам ты сударь, – отмахнулся Валме.
Рэй Кальперадо захлопал глазами и притих. Задумался, надо полагать. Парнишка за Ворона в огонь прыгнет, не чихнет, но пока в огонь прыгнул Рокэ. Один! А они, талоны Слепое, похожее на крота животное, ведущее подземный образ жизни.
эдакие, были рядом и ничего не поняли, пока письма не нашли. Ничего!
Вернулась Лиза. Хихикнула, протянула поднос. Валме хмуро взял белую чашечку с шадди. Разумеется, паршивым. В здешних краях знают толк в закусках и сластях, но не в шадди.
3
Теньент Давенпорт поправил основательно отсыревшую шляпу и вскочил в седло. На улице было легче. В том смысле, что дождь и ветер разогнали сонную одурь. Надолго ли? Орел с пошлым имечком Каштан оказался гнедым мерином с еще неведомым норовом. Радости от предстоящей прогулки конь не испытывал, и Давенпорт его понимал. Он и сам был бы рад задержаться и проспать до весны, но возвращаться – дурная примета, а упрямство явно родилось раньше теньента. Ничего, отдохнем в Эр-При. В первой попавшейся гостинице, иначе живым ему до Ургота не добраться.
– Сударь, может, останетесь? Ишь как хлещет!
– Я спешу.
– Ну, как знаете…
Стук захлопнувшейся двери, и всё! Никого, только он, дождь и лошадь, пятая за последнюю неделю. Не считая Бэрил, бывшей спутницей Чарльза четыре года. Оставляя загнанную чалую на попечении дородной трактирщицы, Давенпорт чувствовал себя последним подонком, но ждать не мог. Не имел права. Следующие кони не успели стать для теньента никем, они просто его везли, пока могли, а потом уступали место новым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13