– А как тебя звала мама?
У Осетра мурашки по спине побежали.
Он сто лет не вспоминал, как его звала мама.
В школе «росомах» имена из глубокого детства никого не интересовали. Там в ходу были клички или, как выражались на Крестах, погоняла. Даже Беляй Капустин, друг закадычный, звал Остромира Приданникова Осетром или Острым. А неприятели – без них жизни не бывает – звали и вовсе Тупомиром или Тупилом…
– Мама звала меня Миркин. – Он с трудом сдержал дрожь, попытавшуюся проникнуть в голос.
– Ну тогда и я стану звать тебя Миркин. Не зайчиком же и не котиком! К нашей профессии такие ласковые прозвища не слишком прикладываются.
«А что? – подумал Осетр. – Пусть зовет Миркином. Ей можно. Жена есть жена. Говорят, она ближе матери».
– Хорошо, зови. Мне нравится… До прыжка чем займемся?
Конечно, космические окрестности Малороссии не так оживлены, как у Нового Санкт-Петербурга, но и здесь приходится четыре часа тилипаться в евклидовом пространстве, пока доберешься до границы, за которой прыжок не сорвет с орбиты небесные тела местной планетной системы.
– Через час позовут на прием пищи, – сказала Екатерина. – А пока можно рассказать друг другу наши легенды.
Осетр отметил про себя выражение «прием пищи» – девушка явно была не из гражданских. И если легенда у нее гражданская, то это несомненный прокол.
Однако говорить ей сейчас об этом он не станет.
А рассказывать друг другу легенды – весьма умно. Он получил легенду через мозгогруз, и ничто так хорошо не закрепляет знания, закачанные из мозгогруза, как пересказ своими словами.
«Молодожены» вызвали из пола кресла и занялись сим умным делом.

Глава пятая

Проснулся Осетр от чувства голода.
Голод был зверский – как и всегда, после прыжка. На его пронзительности не сказывался предпрыжковый обед: сколько бы ты ни съел, непременно придешь в себя с ощущением, будто в животе кишка гоняется за кишкой.
Екатерина еще не проснулась, посапывала в своем релаксаторе.
Осетр соскочил на пол, мягко, по-«росомашьи», подкрался к ней.
Лицо девушки было совершенно безмятежным.
Замужняя женщина, чего ей бояться, находясь рядом с «дражайшим супругом»?… Быстро она вошла в роль подруги жизни!.. А он, Осетр? Что он ощущает по отношению к «жене»?
Он прислушался к собственной душе.
Да уж всяко не любовь! По крайней мере, не ту любовь, от которой разрывалось в последнее время его сердце. Оно и сейчас, конечно, разрывается, но уже не так сильно – для «росомахи» на первом месте всегда его долг! (и хорошо, что вовремя об этом вспомнилось) – скорее не разрывается, а тупо ноет, истекая болью.
Но еще сильнее ноет пустое брюхо.
И только тут он сообразил, что на сей раз сумел забыться глубоким прыжковым сном.
Не было никакого полусна-полуяви.
Да, похоже, организм действительно начинает приспосабливаться к своему новому состоянию.
Удовлетворенный этим открытием, Осетр отправился в душ.
Все-таки Дед – умница. Думается, он не просто спрятал лейтенанта Приданникова от вражеских глаз, но и занял лейтенанта делом. А дело – неплохое лекарство от сердечных мучений.
Так, по крайней мере, утверждается в фильмах. И почему им можно не верить? Хотя бы в области любовных отношений…
Когда он вернулся в каюту, Екатерина уже проснулась. Сидела на релаксаторе, щурясь и потирая правой рукой левую.
Наверное, затекла во время сна…
– Доброе утро, Миркин! – сказала девица, улыбаясь.
– Доброе! – отозвался Осетр.
На Екатерине была салатная футболка и коричневые бриджи.
Или как они называются, эти обтягивающие тело штаны?…
Глаза девушки в этой гамме становились непонятно какого цвета, но одеяние ей шло.
Экая фигуристая!.. Не хуже Яны!
Осетр спохватился.
Нет, хуже, конечно!
Как их вообще можно сравнивать! От той он без ума, а эта его не волнует!.. Впрочем, волнует, разумеется! Женщина сама по себе… как живое существо… не может не волновать мужчину, так не бывает. Но волнует она не сердце, а плоть! С плотью же «росомахи» бороться умеют! Во всяком случае, он, Осетр, умеет. Достаточно вспомнить Маруську с планеты Кресты.
– Слушай, жена, – сказал он. – А как же я тебя буду звать? Не киской же и не рыбкой! Тебя-то как мама звала?
Конечно, на самом деле она вполне могла быть Марфой или Анастасией…
– Мама звала меня Катериной. – Голос «жены» даже не дрогнул.
Наверное, вне легенды, по реальной судьбе, родители ее живы-здоровы… Ну и слава богу! Девицы, выросшие в приюте, – должно быть, те еще стервы!
– Тогда я тоже буду звать тебя Катериной. Хорошо?
– Конечно. – Катерина слезла с релаксатора и потянулась.
Нет, все-таки фигурка у нее весьма неплоха. Глаз сам цепляется.
– Это всяко лучше, чем киской или рыбкой… Кстати, мы ведь теперь с тобой муж и жена. Значит, после полета должны будем спать вместе.
– И что? – Осетр сумел скрыть свою оторопелость от такой откровенности.
– Да ничего особенного. Просто женщина способна исполнять супружеские обязанности и без желания. А вот как быть с тобой, золотник?
Это была уже сверхоткровенность, и Осетр пораженно замолчал.
– Если мы не станем спать вместе, – продолжала Катерина, – это рано или поздно станет известно окружающим и вызовет подозрение. Что за странные молодожены? – Она смотрела на Осетра озабоченным взглядом. – Как думаешь?
– Э-э-э… – сказал тот. И добавил: – Я думаю… э-э-э…
Большего он выдавить из себя не смог.
Катерина пожала плечами и отправилась в душевую.
А Осетр принялся одеваться.
Проблема была и в самом деле еще та.
Когда он познакомился со своей легендой, эта сторона совместной жизни с «женой» как-то ускользнула от его внимания. А теперь неожиданная проблема встала перед ним во весь рост.
И в самом деле… Спать им вместе придется. Иначе легенда очень быстро накроется медным тазом. Более того, им не просто спать вместе придется, но и разыгрывать из себя влюбленных. Способен ли он на это? А если способен, как это будет выглядеть по отношению к Яне? Это же, в общем-то, измена! Но если главное – интересы страны и нации, может, эта измена и не совсем измена? В конце концов, он выполняет задание руководства! А если копнуть глубже, руководство делает все в его же интересах, и когда он, Осетр, станет наследником престола, получится, что в прошлом он выполнял задание самого себя… Тьфу, чепуха какая-то!
Он поневоле прислушался, но из душевой доносилось только негромкое шуршание водяных струй, бьющих по девичьей коже.
«А что ты хотел услышать? – спросил он себя. – Какие песни она поет, когда моется? Повизгивает ли от холодной воды? Она, может, и петь не умеет, и не любит контрастный душ…»
Эти мысли показались ему отчего-то настолько важными, будто от них зависело все выполнение задания, будто он и в самом деле собирался заделаться резидентом в Великом Мерканском Ордене.
Потом он подумал о том, что быть в родной стране наследником престола, которого не ждут, гораздо труднее, чем средоточием шпионских информационных потоков в чужом рукаве Галактики. Резидент может остаться в живых, даже если допустит прокол; пошедший же против императора в случае проигрыша отправится на кладбище. Впрочем, на кладбище – это в переносном смысле слова, на самом деле от трупа и следов не останется. Разрубят, сожгут и развеют на ветру, чтобы никаких следов не отыскали. Нет человека – нет проблемы, известно издавна.
«А ведь она, Катерина эта, тоже рискует, – подумал он, переодеваясь в висевший в шкафчике костюм (те, кто бронировал место, не забыли ни о чем). – Если все раскроется сейчас, ей тоже не сносить головы. Убьют на всякий случай, слишком уж опасная свидетельница».
Он вдруг ощутил обеспокоенность за нее, за ее судьбу.
В конце концов, она – женщина, а он – мужчина. В конце концов, она – его подданная, и он несет за нее ответственность, как правитель, пусть и будущий. В конце концов, она его жена – пусть и липовая!..
Катерина выскочила из душа свежая и розовая, завернутая в полотенце. Когда она прошла мимо, ноздрей Осетра коснулась волна незнакомого аромата.
У Яны духи имели совсем другой запах.
– Прекрасный костюм, – сказала она, оглядев «мужа». – Это я заказала. Размеры твои мне сообщили. Хорошо пойман по фигуре.
Она вела себя, как его жена, еще до знакомства с будущим мужем. Интересно, отцу тоже мама костюмы заказывала?…
– Я выйду? – Он шагнул к люку, ведущему в коридор.
Катерина посмотрела на него удивленно.
– Тебе же надо переодеться к завтраку, – пояснил он.
Она не кивнула, не усмехнулась и не помотала головой.
– Миркин, – сказала она. – Мы с тобой муж и жена. Понимаешь? И переодеваться должны в присутствии друг друга. Иначе неизбежен провал.
– Да, – сказал Осетр деревянным голосом. – Понимаю. Ты, конечно, права… Тогда я просто отвернусь.
Она пожала плечами:
– Отворачивайся, если тебе так хочется.
В голосе определенно звучала обида.
Он развернул кресло и уселся в него – носом в сторону санблока, представлять, как совсем недавно там шумела вода.
Кажется, Катерина хмыкнула, но он не стал обращать на это внимания.
Зашуршала одежда, потом шуршание прекратилось. А потом его затылка коснулась горячая рука.
Осетр обернулся.
Катерина стояла перед ним совершенно голая.
– Иди ко мне, Миркин, – сказала она каким-то странным тоном.
Он не мог оторвать глаз от всего того, что обычно скрывается под одеждой. С шумом втянул слюну, сглотнул…
– Иди ко мне, Миркин, – повторила она, опустилась на колени, взяла за руку и положила его ладонь к себе на грудь.
Ощущение было тем же самым, что с Яной.
И он потерял голову.
Костюм они срывали вместе.
А когда голову удалось вернуть на место, все стало в жизни иным. И снова пришлось обоим идти в душ.
Но после душа у Осетра уже и мысли не возникло о том, что надо бы выйти, когда Катерина переодевается. И оставалось только удивляться, как быстры бывают в душеґ человека иные перемены.
На завтрак они едва не опоздали.

Глава шестая

– Ты позволишь мне сделать тебе замечание? – спросил Осетр.
– Да, конечно, милый! – Катерина улыбнулась.
Они сидели за столом и ждали, пока официант принесет заказанные блюда.
На Катерине снова были коричневые блузка и штаны.
Костюмчик строгой дамы, на которую никак не подумаешь, что она четверть часа назад выскочила из супружеской постели…
– Когда мы познакомились, ты назвала завтрак «приемом пищи», и я сразу понял, что ты не штатский человек.
Она на мгновение задумалась, потом кивнула:
– Ты прав. Надо лучше следить за тем, что болтаешь. – В ее голосе не было никакой обиды.
Нет, определенно в «жёны» Осетру досталась далеко не дура. И хотя бы это радовало. Лишний раз не будет раздражать.
– На подобных мелочах обычно и сгорают.
– Мы не сгорим, – пообещал он, сам удивляясь уверенности, родившейся в сердце. – Вот увидишь.
К столу приблизился симпатичный официант, больше похожий на манекенщика, принес крайинский борщ: выросший на Малороссии сирота Остромир Криворучко, разумеется, предпочитал это блюдо – в приюте почти каждый день баловали воспитанников крайинской кухней.
В школе «росомах» повара тоже иногда кормили будущих гвардейцев борщами. А потому удовольствие, получаемое Криворучко, ничем не отличалось от удовольствия, получаемого Приданниковым. Даже артистические способности для демонстрации не требовались…
– Превосходно! – сказала Катерина после первых же ложек красного кушанья. – Ничего более вкусного в своей жизни не видела. Интересно, почему так хочется есть? Вместе с тарелкой бы проглотила!
Видимо, она нечасто летала транссистемниками. А если и часто летала, то никогда не интересовалась пострелаксационным синдромом.
Впрочем, женщины есть женщины, даже и будущие шпионки – у них голова все равно по-другому устроена, даже если они умеют стрелять без промаха и ломать голыми руками шейные позвонки.
– Это всегда так, – сказал Осетр и принялся объяснять жене, что из себя представляет пострелаксационный синдром.
– Ха! – сказала Катерина. – Можно подумать, ты много путешествовал по Галактике!
– Да уж немало, – воскликнул Осетр.
И осекся – по легенде сирота Криворучко до сих пор не покидал пределов не только системы звезды Бархатная, но и с Малоросии-то никуда не отлучался.
Увы, ментальность еще не перестроилась! Гвардеец хренов! «Росомаха» без хвоста, ржавый болт тебе в котловину!
– Один – один, – сказал он.
Катерина фыркнула, но прозвучало это совсем не обидно.
– Ты доволен, Миркин? – спросила она потом.
– Конечно, Катерина. У меня определенно наблюдательная супруга. – Он подмигнул. – В нашем деле это весьма полезное качество.
– Я вовсе не о том.
Он глянул на нее непонимающе. И тут же просек орбиту.
«И в самом деле, ты доволен?» – спросил он себя.
Прямого ответа не нашлось.
Он был вынужден себе признаться, что ему было хорошо.
Не хуже, чем тогда на Дивноморье, с Яной. И уж всяко лучше, чем позже, в доме терпимости… Но, может, потому и было хорошо, что ему все время казалось: он обнимает Яну Чернятинскую?
И никуда от этого ощущения было не деться! Обманывай себя не обманывай!
Катерина ждала ответа. Глаза ее сделались совсем серьезными, и отвечать надо было не дурачась.
– Да, Катенька, – сказал он. – Мне было хорошо.
Похоже, она ждала именно такого ответа, потому что чуть слышно вздохнула и улыбнулась:
– Я рада.
И только тут он сообразил, что ждала она от него совсем иного ответа.
Однако он сказал то, что сказал. Но она почувствовала, что не соврал. И вот именно этому улыбнулась.
– Да, Катенька, – повторил он.
И мысленно продолжил:
«Но я тебя не люблю. Да и ты меня вряд ли любишь. Не могла ты меня так быстро полюбить, за одну только первую постельную встречу.
1 2 3 4 5 6 7