– Такие же придурки.
– Ну а как по-другому проверишь? – заступился я.
В самый разгар потасовки у меня из кармана запел голосок Леокадии: «Кис-кис, брысь, кис-кис, мяу...» Только вчера этот рингтон себе закачал.
– Алле?! – крикнул я в трубку, прикрыв ее рукой, уж очень народ шумел.
– Костик, – услышал я мамин голос. – Вы проснулись?
– Да, конечно, – говоря, я немножко отошел в сторону. – А чего это вы нас не разбудили?
– Ну... – смутилась мама. – Жалко было... Чем занимаетесь?
– Да так, ничем. Отдыхаем.
– А, ну молодцы. Отдыхайте. Я к обеду домой вернусь, что-нибудь вкусненькое приготовлю. Хухры-мухры[1]?
Та-ак... Совсем с ней плохо. Она с нами по-древнеегипетски пять лет не разговаривала.
– Хухер-мухер, ардажер[2], – ответил я таким голосом, каким беседуют с тяжелобольными, и отключился.
А когда сунул мобильник в карман и вернулся, то оказалось, что все кардинально изменилось. Пролетарий и интеллигент стояли, смущенно потупившись, а люди в окружавшей их толпе ласково улыбались друг другу.
– Вот теперь верю, теперь мы – нормальные, это уж точно, – сказал пролетарий.
– Как славно! – воскликнул интеллигент. – Как все-таки славно, что мы смогли избавиться от разъедавшей наши души вражды! А ведь еще минуту назад мы готовы были нанести друг другу самые тяжкие телесные повреждения!
– Вот что, дружище, – смущенно сказал пролетарий, – пойдем-ка со мной. Тут неподалеку есть кафе-мороженое. С детства в таких не бывал, а теперь вот захотелось. Угощаю всех.
Очередь встретила это предложение овациями.
– Почему бы и нет? Пойдемте! – воскликнул интеллигент. – Не вижу оснований отвергать приглашение такого прекрасного человека. Не пить же, действительно, вредное для здоровья пиво. То ли дело – пломбир со взбитыми сливками.
Взявшись за руки, они двинулись прочь, а за ними потянулись и остальные. Мы же со Стасом стояли совершенно убитые.
– Почему?! – наконец заорал Стас. – Что с ними случилось?!
– Я-то откуда знаю? – откликнулся я мрачно и сел на скамейку.
– Знаешь, что я думаю? – сказал Стас, садясь рядом. – Я думаю, у этой болезни длинный инкубационный период. Как у свинки, например. Может, мы с тобой уже тоже заразились, но подобреем позже.
– И что, у них у всех одновременно инкубационный период закончился?
– Да, ерунда какая-то получается, – согласился Стас. – Значит, все-таки что-то происходит именно в момент подобрения... Какое-то воздействие. Облучение, что ли...
– Если облучение, – сказал я, – то возникают два вопроса: что это за облучение и почему оно не берет нас.
– Облучение... Обучение... – повторял Стас, слегка покачиваясь. – Мобильник дает какое-то облучение, но если бы дело было в нем, все бы уже сто лет назад подобрели...
– Постой! – воскликнул я. – А ведь когда они подобрели, я как раз с мамой по телефону разговаривал!
– Что-то в этом есть... Что-то есть... – пробормотал Стас.
И вдруг меня осенило.
– Песенка! – заорал я и даже вскочил на ноги.
– Какая еще песенка? – снизу вверх уставился на меня Стас.
– Про «кис-кис»! Песенка Леокадии! Она же везде! Она и на английском есть! И в «Терминаторе» этом уродском на титрах как раз она шла, непонятно с какой стати!
– Точно, – прошептал Стас. – Точно. Костя, ты – гений.
Мы замолчали и двинулись в сторону дома. Не знаю уж, о чем думал Стас, а я думал о том, что моя догадка выглядит очень убедительно. Эта песенка уже несколько дней крутится по всем радиостанциям на двух языках, и клип – по всем каналам.
Я даже расстроился. Песни у Леокадии, конечно, тупые – самые что ни на есть попсовые, но голос приятный, и на мордочку она миленькая... На вид – лет шестнадцать, только это обман, конечно. Как-то мы со Стасом об этом разговорились, и я ему сказал:
– Стас, она – старуха, я тебе точно говорю! Это все вранье и спецэффекты.
– С чего ты взял? – насупился он. Ему-то она нравится еще больше.
– Да уж слишком профессионально танцует. Какая там Бритни Спирс, там Волочкова отдыхает. А что она на компьютере «подчищена», так этого никто даже не скрывает. Вспомни, как у нее цвет глаз все время меняется!
Но Стас мне в тот раз, по-моему, не поверил.
Мы вошли в наш двор и снова уселись на скамейку. Выходит, в эту песенку заложена какая-то программа, типа двадцать пятого кадра? Тогда ясно, почему алкаши так долго держались: радио не слушают, телевизор не смотрят, а если смотрят, то только футбол и уголовную хронику... Додумать я не успел, потому что Стас тихонько ткнул меня в бок:
– Есть возможность проверить.
Когда я увидел, кто к нам приближается, то сразу понял, что он задумал. Шла соседская бабка, которую мы в детстве прозвали Горгоной. Уже тогда даже самые отчаянные пацаны боялись ее дразнить, потому что она и палкой могла огреть, и кирпичом запустить. Сколько себя помню, ни разу не слышал, чтобы она говорила спокойно, без ругани.
Немного волнуясь, я достал из кармана телефон, нашел опцию «звуки», там – «вызов» и нажал на «ввод».
Милый, милый, милый,
Поцелуй меня, —
запел звонкий, почти детский голосок Леокадии, и я выставил трубу перед собой.
Милый, милый, без тебя
Я не могу ни дня.
Милый, помнишь, мы в «кис-кис»
Играли во дворе?
Нравится такой сюрприз
Не только детворе...
Кис-кис, брысь,
Кис-кис, мяу!
Горгона остановилась как вкопанная.
Кис-кис, брысь,
Кис-кис, мяу!
Горгона повернулась к нам. «Будет нам сейчас сюрприз, – подумал я мрачно, – будет и кис-кис, будет и мяу...» Но старуха молчала. На короткий миг в ее глазах мелькнул настоящий ужас. Потом они вдруг остекленели, как у куклы. Потом исказился, обнажая золоченые челюсти, рот:
– Ага! Хулиганите, – констатировала она голосом Бабы Яги, искоса смерила нас взглядом и стала копаться в своей чудовищной торбе. – «Сникерс» хотите?
Мы, признаться, несколько растерялись и не нашли, что ответить. Наконец она выудила помятый батончик, сдула с него какой-то мусор и, щурясь на один глаз, добавила:
– Шоколадочку американскую?
– Нет, спасибо, бабушка, – сказал я, чувствуя, как волосы у меня встают дыбом.
Мы разом поднялись со скамейки и быстрым шагом двинулись к подъезду.
– Не хотите, как хотите! – крикнула Горгона нам в спину. – Сама съем, не побрезгую!
– Уф-ф, – выдохнул Стас на лестнице. – Ужас. Мне так страшно никогда в жизни не было.
– Мне тоже, – признался я.
– Но заметь, – сказал он. – Мы-то – не добреем!
– Не добреем, – согласился я. И тут же засомневался: – А точно?
– Точно, точно, – сказал Стас. – Хочешь, я тебе по башке дам?
– Нет, не стоит, – покачал я головой. – И так верю.
– А знаешь что? – встрепенулся Стас. – А ведь в мире, получается, еще довольно много нормальных людей осталось!
– С чего это ты решил?
– Раз все из-за песенок, то ведь есть глухие! Они-то Леокадию не слышат!
Нет, все-таки Стас у меня – голова! Мы поднялись домой, я машинально включил телевизор, и мы буквально прилипли к экрану, потому что там шла чрезвычайная пресс-конференция правительства, и она как будто продолжила наш разговор. Хотя и не сразу.
За длинным столом Кремлевского дворца во главе с премьером сидели министры с ноутбуками.
– Итак, подведем некоторые итоги, – сказал премьер. – Рыболовецкий флот упраздняем, никто не против?
Министры не отозвались, что-то дружно обсуждая между собой. Тук-тук-тук – постучал премьер по столу, и те притихли.
– Мы сюда работать пришли или что? – спросил он строго. – Тех, кто пришел поболтать, мы сюда больше не позовем. Повторяю вопрос. Рыболовецкий флот упраздняем, потому что рыбку жалко, так? Тут нет возражений?
Министры дружно замотали головами.
– Отлично. Люблю, когда согласованно. Что дальше? Внешний долг нам простили, и мы всем тоже все простили, тут ясно... С массовыми требованиями опасных преступников заменить им срок на высшую меру мы тоже вроде разобрались. Пусть сами что хотят, то с собой и делают, никто этим специально заниматься не будет. Что еще? Наркодилеры мешками раздают наркотики... Тут тоже ничего страшного: все равно никто не берет, потому что они вредные. Что еще?
– Еще верующие, – подсказал один из министров. – Уговаривают случайных прохожих предать их мученической смерти.
– Не все, я надеюсь? – уточнил премьер.
– Только некоторые, – подобострастно кивнул министр.
– Вот и слава богу, – двусмысленно сказал премьер. – Я думаю, беды большой в этом нет, потому что никто их слушать не станет.
– Так жалко же их. Они плачут, в ногах валяются... Некоторые все-таки не выдерживают, берут какую-нибудь штуковину потяжелей...
– Хорошо, хорошо, я поговорю с патриархом... – нетерпеливо кивнул премьер, перебирая бумажки. – Вот! – воскликнул он, держа одну. – Добычу нефти, газа и угля однозначно прекращаем, да? Хватит нам уже истощать недра планеты. Так?
– А где деньги будем брать? – робко спросил кто-то из журналистов.
– Деньги?! – воскликнул премьер так, словно его спросили о какой-то безделице. – Ну, если понадобятся, где-нибудь, наверное, уж возьмем. У олигархов, например. Мне только сегодня двое звонили, взять уговаривали! Что у нас там дальше по списку?
Мы со Стасом ошалело уставились друг на друга.
– Конец мировой экономике! – сказал Стас. – Хана!
Мы снова вперились в экран. Что-то мы пропустили, потому что разговор перекинулся как раз на глухих.
– ...Что значит «не слышат»? – строго спросил премьер, отзываясь на чью-то невнятную реплику. – Не слышат – заставим. В смысле... Э-э... Попросим. Я консультировался с медиками и ответственно заявляю, что процент по-настоящему глухих людей крайне низок. Большинство так называемых глухих являются слабослышащими. Улавливаете разницу? Слабо, но слышащими.
– Господин премьер, – обратился к нему сухощавый и подтянутый человек, кажется, министр иностранных дел. – А есть ли принципиальная разница между глухими и слабослышащими, если последние слышат настолько слабо, что нас они не слышат вовсе?
– Я, конечно, не специалист, – кокетливо прищурился премьер, – но передовая отечественная наука, господин министр, не стоит на месте. Да что там говорить о новейших достижениях, если у нас на вооружении давным-давно имеется элементарный ме-га-фон. Подходишь к такому, извините, слабослышащему, подставляешь ему к уху мегафон и говоришь все, что он должен услышать.
– А если он не хочет?
– То есть как не хочет? Гражданский долг, по-моему, еще никто не отменял. А тех, кто не понимает значение этих слов, мы должны, как вы уже, наверное, догадались, мочить... Э-э... Ну, не в том, конечно, смысле, мочить, а как бы вам это объяснить... Э-э...
– Водичкой, – подсказал кто-то.
– Вот именно, – кивнул премьер благодарно. – Чтобы в себя пришли.
– Газета «Правда и истина», – раздался женский голос. – Господин премьер-министр, но будет ли такой подход действенным? Разве мокрый глухой менее глухой, чем сухой?
– Очень верное замечание, – отозвался тот. – Более того. Возможно, интересы государства требуют сегодня даже большей жесткости, чем всем нам хотелось бы. Возможно, мочить следует не в прямом смысле, а, так сказать, в переносном... Ну а менее ли глухой мокрый, чем глухой сухой, это, знаете ли, вопрос скорее философский, чем насущный. Но я обязательно предложу разобраться с ним президенту.
– Ничего не понял! – потряс головой Стас.
– Думаешь, он сам понял? – отозвался я. – Он же специально запутывает. У него работа такая – делать вид, что все под контролем. А то паника начнется.
– Кстати, – продолжал премьер, – а как у нас там обстоит дело со слуховыми аппаратами? Доложите, Красномордин, – обратился он к полному, похожему на шкаф мужчине с соответствующим цветом лица.
– Так не носят же! – вскочил тот. – У нас же как? Надо как надо, а все как один!
– Спасибо, – скептически произнес премьер. – Вы у нас известный мастер афоризма.
Раздались жидкие овации, смешки и гул голосов.
– Слушай, они что, вместо того чтобы бороться с подобрением, думают, как глухих подобрить?! – спросил меня Стас. Я пожал плечами и предположил:
– Просто они сами уже добренькие, вот им и кажется, что это нормально.
Стас сделал большие глаза. Тем временем премьер постучал по столу и осадил весельчаков:
– Дома наговоритесь! У кого еще имеются соображения по существу вопроса?
– Позвольте мне, – поднялся моложавый улыбчивый человек, похожий на индейца.
– Пожалуйста, пожалуйста, господин Втайгу.
– Господин председатель правительства, мне кажется, более важной проблемой является не то, как заставить глухих слушать, а определиться, ЧТО они должны услышать, чтобы перестать быть такими нехорошими.
– Костя! – воскликнул Стас. – И про Леокадию они, выходит, тоже не знают!
Я согласно кивнул.
– Не понял? – нахмурился премьер. – Мне доложили, что суть проблемы такова: те наши граждане, которые слышат, противоправных поступков не совершают, а вот те, кто не слышит, – представляют угрозу для общества.
– Это не совсем так, господин премьер, – настойчиво сказал Втайгу. – Противоправные поступки сейчас совершают все, но те, кто слышит, делятся с остальными, а вот глухие – не делятся. Бандами глухих захвачены ГУМ, Бабаевская шоколадная фабрика и ряд других стратегически важных объектов помельче. И они туда никого не пускают. А на другие объекты люди заходят спокойно и выносят все, что им нужно.
– Меня неверно информировали, – сказал премьер беспокойно. – Наверное, не хотели меня расстраивать... Вы, Кожемяка Гермагентович, садитесь, садитесь, в ногах правды нет... Я вас, простите, не обидел? О вашей кристальной честности нам хорошо известно. Это не про ваши замечательные ноги сказано. Это пословица такая. Нашего замечательного народа.
– Позвольте вмешаться, – раздался высокий голос, и на экране возник толстенький розовощекий человек.
– Валяйте, – разрешил премьер.
1 2 3 4 5 6 7