Французской истории, моя прелестная сестра. Начните с жизнеописания Анны де Бретань.
Королева так резко обернулась к нему, что Гастон сделал предостерегающий жест рукой.
– Не забывайте о замочной скважине. Но вам, как будто, ее история известна.
– Она дважды становилась королевой Франции, – сказала Анна, отвернувшись и глядя в окно; щеки ее горели от возбуждения.
– Она вышла замуж за одного из братьев, тот умер, и она стала женой другого брата, – продолжил за нее Гастон. – Привлекает вас такая перспектива?
– Больше всего на свете! – это было сказано тихим ожесточенным голосом.
Герцог улыбнулся.
– Теперь вы понимаете, что мне никак нельзя жениться на этой Монпансье, – заметил он бодрым тоном, ожидая, что Анна спросит, любит ли он ее, и готовясь к соответствующей декларации, но та молчала. На мгновение его тщеславие было уязвлено: он готов был влюбиться в свою прекрасную родственницу настолько, насколько это возможно в восемнадцать лет. Впрочем, чувство досады не могло быть долгим – слишком большим самомнением обладал герцог.
Помолчав, Анна неожиданно спросила:
– Вы сказали, что месье де Шале видел Мари?
– Еще бы! Мне передавали, что она немало осчастливила герцога во время его визита.
– Мари послала мне письмо, – продолжала Анна, – в котором пишет, что мои друзья намерены устранить источник моих невзгод, – это ее слова.
Гастон улыбнулся.
– Она совершенно права. Так и есть. Это другой вопрос, который я хотел с вами обсудить после того, как мы решим первый. Через несколько дней Двор переезжает в Фонтенбло, а кардинал отправляется в свой дом во Флери. Несколько моих друзей во главе с де Шале отправятся туда, и там произойдет счастливый для всех нас несчастный случай.
– Но что сделает король? – прошептала Анна.
– Ничего. Если рядом с ним не будет кардинала. Он будет делать то, что делал, пока к нему в доверие не вкралась эта лиса: слушаться матери. А та слушается меня.
Его мысли лихорадочно перескакивали с одного на другое. Анна всмотрелась в циничное лицо молодого интригана и поняла, что убийство Ришелье – лишь первый шаг в его зловещих замыслах.
– Если король потребует наказать виновников несчастного случая, – спросила она холодно, – что тогда?
Герцог поднял брови.
– Возможно, он решит, что ему следует отказаться от престола. И даже если вы не станете вдовой, всегда можно аннулировать брачный союз. – Он зевнул и встал, опираясь на трость, затем, склонившись, легонько поцеловал Анне руку. – Я восхищаюсь вашим присутствием духа, моя дорогая сестра. До встречи в Фонтенбло. И Флери.
Была уже почти полночь, и в доме во Флери стояла тишина. Большая часть слуг по приказу кардинала отправилась спать, но в кабинете все еще горел свет. Лакей спал в прихожей, а кардинал, сидя за письменным столом, работал над сообщениями из-за границы.
Он читал отчет о смуте, вносимой католическими священниками и свитой королевы Генриетты в жизнь Лондона. Настраиваемый Бекингемом обычно мягкосердечный король Карл угрожал выслать всю компанию обратно во Францию и непрерывно ссорился с женой. Месть была слабоватой, и если Бекингем рассчитывал на приезд в Париж в роли миротворца, то, – презрительно подумал Ришелье, – его ждало разочарование.
Король ни за что не позволит герцогу еще раз ступить на землю Франции… Ришелье замер, положив бумагу на стол. Кто-то стучал, почти барабанил в дверь.
Кардинал подошел к дверям. В этот момент часы пробили полночь.
– Кто там?
Послышался голос его лакея:
– Граф де Шале и комендант де Валенси.
– Впустите их, – приказал кардинал.
Де Шале и де Валенси… Ожидая их появления, кардинал застыл на месте. Рука его шарила в поисках шпаги, с которой он не расставался, когда носил светское платье. Но сейчас отстегнутая шпага лежала в спальне.
– Поздновато для визитов, господа, – сказал он спокойно. – С какой целью вы приехали?
В течение последовавшей паузы Ришелье обратил внимание на озабоченное и негодующее выражение лица де Шале. Де Валенси сохранял строгий вид. Наконец он ответил кардиналу:
– Мы приехали, чтобы спасти Ваше Высокопреосвященство от покушения, – сказал комендант. – Расскажите, Шале!
Граф облизнул губы и бросил быстрый взгляд на своего друга.
– Существует заговор, имеющий целью убить вас. – Его прорвало, и он больше не колебался. – Я в нем участвую. Я рассказал о нем Валенси, и тот заявил, что, если я не сознаюсь вам во всем и не попрошу прощения, он сам меня выдаст!
Ришелье поклонился коменданту. Губы его сложились в улыбку, пока он изучал холодным взглядом человека, бывшего свидетелем того, как почти три года назад унизила кардинала Анна Австрийская. Он все еще помнил насмешливый хохот де Шале, сопровождавший кардинала, когда тот выходил от королевы.
– Я – ваш должник, де Валенси. А вы, Шале, меня удивили. Не ожидал, что вы окажетесь моим врагом. Почему вы злоумышляли против меня?
– Главный злоумышленник – герцог Орлеанский, – вмешался де Валенси. Герцогу ничего не грозило, и комендант его презирал. Он был вне себя, услышав о заговоре, и твердо решил спасти своего незадачливого друга детства де Шале от неминуемого наказания.
Герцог Орлеанский… Ришелье склонил голову в насмешливом удивлении. Он и, конечно, Анна. А после него придет черед короля… Она, надо полагать, согласилась на оба убийства.
– Я прощаю вас, месье де Шале, – сказал он мягко. – Вас просто завлекли. – Внезапно ему пришла в голову одна мысль: разве не сообщали ему шпионы, наблюдавшие за мадам де Шеврез в Брюсселе, что де Шале стал ее любовником? Конечно, она тоже замешана в заговоре.
– Как вы намеревались меня убить?
– Сюда должен приехать отряд из свиты герцога Орлеанского, и мне поручено его возглавить.
– Я останусь, – подтвердил Ришелье. – Но теперь, по крайней мере, я знаю, чего ожидать. Прощайте, господа.
– Когда мои люди подъехали к дому, он ждал их в холле, – герцог Орлеанский потихоньку выругался. Он гулял вместе с Анной в садах Фонтенбло под присмотром ее дам, которым было велено держаться позади, чтобы они не могли подслушивать.
– Он застал моих глупцов врасплох, и пока те колебались, сказал им несколько слов, пожелал удачи, ускользнул через заднюю калитку к ожидавшей его карете и через минуту-другую был на пути в Фонтенбло. Если бы среди них оказался хоть один мужчина, он проткнул бы кардинала шпагой в первые же секунды встречи. В тот самый момент, когда я думал, что его только что убили, дьявол появляется в моей гардеробной и протягивает мне мою рубашку!
– А теперь король дал ему отряд стражи для защиты. Сейчас, когда он избежал покушения, все восхваляют его смелость и суетятся вокруг него, – горько сказала Анна. – Бог мой, как не повезло! Больше нам никогда не удастся поймать его на острие шпаги.
– Может быть, и удастся, – возразил Гастон. – Я не сдался, и вы, я уверен, тоже.
– Я не сдамся никогда, – сказала Анна. – Я готова потерять собственную голову, если это поможет лишить головы кардинала! Мы должны его остановить, Гастон. После этого заговора король полностью ему подчиняется. Теперь власти кардинала не будет ни конца ни края, и только Бог знает, сколько вреда причинит он каждому из нас.
– Я принес извинения, – фыркнул Гастон. – Я поклялся на Библии, что больше не приму участия ни в каком заговоре, и брат мне поверил. Клянусь, что кардинал думает, будто мы сдались. После той ночи он стал доверять де Шале.
– Ах, как он ошибается! – возликовала Анна. – Де Шале сделает все, что угодно, чтобы исправить содеянное им и снова попасть в милость Мари де Шеврез. А мне известна цена ее прощения. Если кардинал доверяет де Шале, он очень мало понимает в людях.
– Через несколько дней герцогиня вернется в Париж. Похоже, мой брат простил ей обиду.
Анна нахмурилась. На мгновение тень сомнения омрачила ее уверенность.
– Известен ли вам хоть один случай, чтобы король кому-нибудь что-либо простил? Вы уверены, что возвращение ей ничем не грозит?
– Абсолютно, – заверил ее Гастон. Если не считать легкого испуга при виде Ришелье, когда он считал его убитым, все это дело прошло для Гастона без всяких последствий. От сознания собственной безнаказанности к нему вернулись его обычное высокомерие и решимость продолжить начатое.
«Каким слабым показал себя Людовик», – с презрением подумал он. Теперь задача свержения короля с престола казалась ему еще проще, чем прежде. И наилучшим шагом к этому принц по-прежнему считал убийство одного человека, который ничего не выигрывал и мог все проиграть от их заговора.
– Как вы правильно заметили, моя дорогая сестра, добрый кардинал купается в лучах королевского благоволения, поздравляя себя со счастливым избавлением от опасности. Я обещал быть образцом братской привязанности. Вы ни в чем не замешаны, а де Шале прощен. Значит, мы нанесем удар снова.
Анна свернула на дорожку, вьющуюся среди роз. Тропинка была узкой, так что Гастон едва-едва мог идти рядом с нею. День был солнечным и теплым, некоторые кусты уже расцвели, и герцог сорвал для нее один цветок. Они весело рассмеялись – так, чтобы это услышали фрейлины, идущие следом за ними.
– Нам нужны союзники, – тихо сказала Анна. – Довольно притворяться, брат: сначала – Ришелье, а потом – король. Разве не это вы имеете в виду?
Герцог разгладил кружева на манжете.
– Да, это.
– Тогда нам нужна поддержка иностранной державы, достаточно сильной, чтобы немедленно признать вас королем Франции, и достаточно влиятельной, чтобы остальные страны последовали ее примеру.
– И кто же даст нам такие гарантии? – спросил принц. Временами его раздражали энергия и смелый образ мыслей королевы. Только что высказанная ею мысль была политически столь здравой, что он пожалел о том, что не додумался до нее сам.
– Испания нас поддержит, – категорически заявила Анна. – Мой брат, король, знает, как со мной обращаются. Он ненавидит кардинала и готов помочь кому угодно, чтобы от него избавиться! Мы можем вступить в переговоры с Испанией через ее посла в Брюсселе. Он большой друг Мари.
– Очень остроумно, – заметил Гастон. – Думаю, что и герцог де Вандом, и приор – побочные братья короля, охотно к нам присоединятся. Они чувствуют, что наш друг Ришелье намерен отобрать принадлежащие им приграничные области. Я знаю об этом со слов моей дорогой матери. Она и представления не имеет, каким полезным бывает ее доверие, а Людовик никак не избавится от привычки обо всем ей рассказывать.
– Это можно сделать, – сказала Анна, – а значит, и нужно сделать. Сегодня вечером я напишу письмо в Испанию и отправлю его через Мари. Остальное – в ваших руках, но кто возьмется за дело на этот раз?
– Де Шале, – улыбнулся герцог Орлеанский. – Кто может ожидать, что он рискнет предпринять еще одну попытку?
Отец Жозеф остановился в монастыре капуцинов около Парижа. Там его посетил просто одетый кавалер. В почти пустой келье, где можно было сесть на деревянную скамью, Ришелье и его доверенный помощник устроили секретную встречу.
– Вы все сделали правильно, – сказал монах. – Вас направил Бог. Но ко мне отовсюду доходят слухи, что попытка покушения на вас – это только начало. И еще больше слухов о том, что заговорщики смеются над вашим милосердием.
– Знаю, – мрачно сказал кардинал. – Они полагают, что раз я не потребовал головы де Шале, то вполне безопасно замышлять новый заговор. И этот-то заговор мы обязаны раскрыть!
Отец Жозеф склонил голову. Кардинал, выглядевший еще более бледным и озабоченным, чем обычно, сидел на голых досках скамьи.
Помолчав, монах поднял голову и сказал:
– Полагаю, мы найдем ключ к заговору в Брюсселе – там, где находится мадам де Шеврез. Ее священник пишет мне, что она часто навещает испанского посла, а так как тот непривлекателен на вид и не распущен, то лишь политика может быть основой их дружбы.
– Брюссель… – Ришелье нахмурился. – Но как мы узнаем? У меня нет агентов в доме испанского посла.
– Значит, придется одного подкинуть, – объявил отец Жозеф.
– Как раз такой человек у меня есть! – воскликнул неожиданно Ришелье.
– Священник?
– Нет. Но я предложу ему стать таковым на время – думаю, что лучше всего капуцином. Вы могли бы обучить его порядкам в Ордене и через несколько дней послать в Брюссель. Посол очень религиозен и всегда примет члена Ордена, а молодой человек, это я могу обещать, сумеет завоевать его доверие.
– Кто он?
– Граф де Рошфор. Из рода Роганов, но предан мне и полностью лоялен.
– Пришлите его ко мне, и не пройдет и трех дней, как он будет на пути в Брюссель.
Несколькими минутами позже дежурный монах открыл тяжелую дверь монастыря, выпустил неизвестного кавалера и сквозь дверную решетку лениво следил за тем, как карета пришельца исчезла из виду в поднятой ею дорожной пыли. Так мало событий было в жизни братства, что даже случайный визит незнакомца становился событием.
Маркиз де Лайнез настолько привязался к молодому капуцину, недавно появившемуся в испанском посольстве, что был искренне огорчен, когда прелат пришел с ним проститься. Маркиз заказал ужин, но монах ел мало, согласившись только на глоток вина и воды. Это была последняя из дружеских встреч, и де Лайнез со вздохом отодвинул от себя тарелку.
– Мне будет не хватать вас, отец.
– И мне вас. Знаете ли вы, что значит быть французом, который боится вернуться во Францию?
– Если вы захотите жить в одном из монастырей в Испании, – серьезно сказал маркиз, – я смогу для вас это устроить.
– Никто больше не может вести нормальную религиозную жизнь во Франции, – горько сказал монах. – Кардинал подкупил даже капуцинов. О, свобода в Брюсселе, счастье находиться в вашем доме… возможность говорить без боязни. Во Франции шпионы – повсюду.
Де Лайнез слышал те же жалобы и от других изгнанников, но мало кто был так ожесточен против Ришелье, как этот молодой прелат.
Помолчав, маркиз медленно сказал:
– Вы уезжаете в Форже завтра?
– Да, и крайне неохотно, да простит мне Бог!
Де Лайнез склонился к нему через стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35