Обернулся налево – увидел страшную харю, острый подбородок, черные лохмы. Обернулся направо – встретился взглядом с чистым лицом юношей с чертами приятными, как у девушки. Василий Харитонович сразу решил, что вопросы будет задавать только этому привлекательному молодому человеку. А на патлатого постарается не обращать внимания. Тем более что были подозрения, с кем имеет дело.
– Где я? – спросил он юношу.
Тот немедленно откликнулся, словно ждал вопроса.
– Судебный чертог.
– А за ним низвержение! – хрипло возвестили слева. – На вечные муки. А мне – медаль на грудь!
– Это мы еще посмотрим! – возразил юноша и ласково обратился к Василию Харитоновичу: – Не бойтесь. Все через это проходят.
– Судебный чертог? – переспросил умерший. – А судьи кто? – При жизни он был преподавателем литературы в вузе, и монолог Чацкого знал едва ли не наизусть. Теперь классическая формулировка очень кстати всплыла из памяти.
– Хорошие судьи… – поведал юноша. – Справедливые.
– Хорошие, – согласилась страшная харя. – Но судят строго. И отнюдь не по совести. По делам земным. Осуждают на вечные муки.
– За что же меня судить?.. Я же ничего плохого не сделал.
– Еще как сделал! – возразил рогатый.
Жмуль осекся. Он вдруг вспомнил отчетливо, как стрелой боли ударило сердце. Сдавило грудь, сбилось дыхание. И сразу понял по знакомым симптомам – пятый инфаркт. Пятый – значит последний. Хотя были такие, кто выживал и после седьмого. Но про себя он знал, пятый не переживет. И не пережил.
Ему вдруг стало страшно. Василия Харитоновича пугали все эти люди в белых простынях на манер греческих тог. Все эти полуобнаженные растерянные люди. Ведь они… мертвецы. И он в толпе мертвецов бредет на скорбный суд.
Тут самообладание окончательно оставило преподавателя литературы, он истошно закричал, забился в руках держащих его под локти беса и ангела.
На Василия Харитоновича заозирались. Некоторые с осуждением. Но больше с любопытством. «Что это? Кто это кричит?» – послышались вопросы.
– Праведнику отверстие под крылья и нимб режут! – проорал бес, чем едва не вызвал всеобщую панику.
Волосатая ладонь зажала Василию Харитоновичу рот. Жесткий кулак ткнул под ребра.
– Давно хотел это сделать! – обдала зловонием хриплая образина. – Да возможности не было. Ну да ничего, теперь попляшешь, праведник хренов!
– Не смей! – возмущенно выкрикнул юноша, и за его спиной забились два больших белых крыла. Василий Харитонович даже залюбовался, глядя на сияющее первозданной чистотой оперение. Над головой провожатого он только сейчас заметил едва различимый обруч нимба. Тоненькая, светящаяся сусальным золотом полоска.
– Ну, все, пришли, – отозвался хриплый и резко остановился, пребольно дернув усопшего за локоть.
Василий Харитонович оказался в хвосте длиннющей очереди. Она обвивала холм и терялась в перистых облаках.
– Сколько мы будем здесь стоять? – обратился он к ангелу. Теперь усопший окончательно уверился, что перед ним божественный посланник. Скорее всего, его ангел-хранитель.
– Сколько потребуется! – рыкнула образина.
– А я не к вам обращаюсь! – осадил грубияна Жмуль.
В ответ рогатый презрительно фыркнул.
– Каждое дело требует рассмотрения, – мягко ответил юноша, – наберитесь терпения.
– Все понял?! – рогатый басовито хохотнул. – Мы здесь надолго.
– Надолго? – пробормотал преподаватель литературы и почувствовал обиду: – Что же это получается… При жизни в очередях. И после смерти тоже? Безобразие.
– Во козел! – рогатый скривился. – Недоволен он, видите ли. Может, хочешь без очереди пролезть? Не получится.
Василий Харитонович решил не обращать внимания на грубияна. Он часто поступал подобным образом при жизни, разумно рассудив, что хулиганов много, а он один – слишком много чести. Вместо того чтобы слушать бранные ругательства, которыми награждал его лохматый незнакомец, похожий на черта, Жмуль обозревал окрестности. Пейзаж Судебного чертога разительно отличался от всего виденного Василием Харитоновичем при жизни. Более всего это место походило на обширную мощеную черным булыжником площадь, посреди которой почему-то произрастал зеленый холм. Вокруг холма вилась дорога, запруженная усопшими и их сопровождающими в мир теней – по рогато-крылатой паре на каждого.
«Если это сон, предсмертное видение, то оно удивительно, – решил Василий Харитонович». Видение, и вправду, было настолько реалистично, что в него хотелось безоговорочно верить. В том числе и потому, что оно доказывало возможность посмертного существования. А в последние годы, думая о смерти, Жмуль с тоской представлял, как его сознание угаснет и дальше не будет уже ничего. То есть совсем ничего… Поэтому теперь Василий Харитонович отчаянно радовался, что ошибся, и очень боялся, что видение развеется. А вместе с ним и надежда на то, что бытие продолжается.
Бывший учитель литературы обернулся. За ним уже выстроилось в очередь множество умерших. По большей части, все это были пожилые люди. Но было среди них и несколько молодых. А неподалеку, заметил Василий Харитонович, ангел держит за руку маленькую девочку лет пяти, не больше.
– Могу я поговорить с теми, кто умер? – обратился он к крылатому юноше.
– Это не возбраняется.
– Извините, – Жмуль тронул стоявшую перед ним старушку. Та обернулась. – Что с вами случилось?
– Не знаю! – возмущенно буркнула она. – Говорят, будто померла в одночасье. Но чтой-то не похоже на то. Я-то знаю, как помирают. В прошлый-то раз извелася вся, пока скорую дождалась.
– А почему, умерев, мы не стали выглядеть моложе? – обратился Василий Харитонович к крылатому юноше.
– А почему ты должен выглядеть моложе?! – проорал бес. – Не нарывайся, Жмуль! У меня кулаки так и чешутся!
Глянув на своего напарника с осуждением, ангел поведал:
– Суд не только карает, но и награждает. Если они признают, что вы были праведником при жизни, то позволят вам после смерти выбрать любой облик.
– Значит, пока не время, – Василий Харитонович пощупал свой дряблый живот, прошелся пятерней по редким волосам и подумал: а было бы неплохо снова стать молодым. Он вспомнил, как быстро, без всякой одышки, поднимался по лестнице, как бежал за автобусом, не чувствуя потом острой боли в правом боку, и мог при желании переставить стенной шкаф – сколько было сил и энергии.
– А что происходит в раю? – задал он следующий вопрос ангелу. Но ответить тот не успел.
– Размечтался! – взревел бес. – Рай тебе не светит! Напомнить тебе о грехах?! Или забыл? Кто бросил семью ради молоденькой школьницы. Как развлекался с ней каждую ночь. Как ты вообще мог заинтересоваться шестнадцатилетней девочкой, педофил?
– Мне было всего двадцать семь, – пробормотал Жмуль. Смущение его отчасти было вызвано осознанием вины. Дочка действительно выросла без его непосредственного участия в воспитании. А жена Анна так никогда и не смогла его простить.
– Любовь?! – кричала она. – Ты просто похотливая мразь! Мразь! Мразь!
И хотя с Тоней Василий Харитонович впервые почувствовал себя счастливым, чувство вины не покидало его долгие годы и порядком отравило жизнь.
– Я же поддерживал ее деньгами… всегда, – забормотал умерший, – и потом, я просто не мог больше жить с Аней. Мы не совпадали темпераментами. Она была холодной, скаредной на ласку, столь необходимую мужчине, женщиной. Нет, нет и нет. Мы были совершенно разными людьми… Меня можно понять.
– Пустые оправдания! – констатировал бес. – Хочешь сказать, никогда не изменял своей второй жене?
Это был удар ниже пояса. Василий Харитонович действительно однажды сорвался. Всего только раз, во время поездки на российские юга, куда впервые поехал отдыхать один. Атмосфера располагала. И девушка на фоне морского пейзажа была такой юной и прекрасной. Она практически сама соблазнила его – зрелого мужчину, преподавателя литературы. Романтический ореол порядком развеялся, когда Жмуль понял, что подцепил болезнь – постыдную и совсем не вяжущуюся с тонкими чувствами хворь. Южный доктор отнесся к проблеме с пониманием – с подобным диагнозом к нему приходили каждый день… Домой Василий Харитонович вернулся абсолютно здоровым, окончательно убежденный в том, что нет ничего дороже семьи, и всякие любовные приключения ведут только к неприятностям. С тех пор он ни разу не изменял жене. Тем обиднее теперь были бесовские упреки.
– Грехи должно замаливать, – проговорил ангел. Он с печалью во взгляде смотрел на Василия Харитоновича.
– Хотите сказать, в раю мне не место? – выдохнул Жмуль.
– Именно так! – гаркнул бес. – Будешь низвергнут в ад, грешник! – И радостно захохотал, запрокидывая голову. – Буа-хаха! Буа-хахаха!
От ужаса Василий Харитонович весь покрылся испариной, подумав, что известная поговорка не верна – и мертвые потеют. Когда обстоятельства складываются для них причудливым и не самым обнадеживающим образом.
– Нет, – возразил ангел, – этому не бывать! Вы – светлая душа, хоть и оступились. Думаю, мы сможем их убедить. Вы отправитесь в чистилище. А оттуда на небеса.
– Но это же еще не все! – вскричал бес.
– Пожалуйста, не надо, – взмолился Василий Харитонович. – Я все понял.
Ему казалось, что другие умершие с интересом приглядываются к нему, внимая историям о его грехопадениях.
– Ну, почему же?! – возразил злонамеренный бес. – Такое каждому нужно послушать. Помнишь, тебя просили о помощи? Донести больного старика до скорой?
– Какого старика? – удивился Жмуль.
– Не помнишь?! – торжествующе вскричал бес. – Я и не сомневался. Тебя попросили донести соседа-старика до скорой. А ты сказался больным. Знаешь ли ты, что старик умер. Просто потому, что они не успели никого найти. А когда наняли какого-то алкаша за бутылку, было слишком поздно.
– Не может быть, – Василий Харитонович весь похолодел. И увидел, как смотрит на него мертвая старуха. С осуждением, выпятив покрытую седыми волосками челюсть. – Откуда мне было знать?! – вскричал Жмуль. – Что я, черт побери, провидец?! Я всего лишь человек.
– Всего лишь человек, – повторил ангел печально. – Тебе не стоит корить себя слишком сильно. Не думай об общественном порицании. Большинство тех, кто окружает тебя, совершили куда больше злодеяний. По большей части, они и не вспоминают о них, как и ты забыл о больном старике.
– Да! Да! Да! – выкрикнул бес. – Здесь одни только грешники!
Кругом послышались одобрительные голоса – падшие торжествовали, предчувствуя, что сегодня состоится большое низвержение в ад. Для каждого из них сегодня тоже должен был состоятся суд – суд их состоятельности в качестве искусителей, суд их заслуг перед Сатаной, суд, определяющий степень их награды или порицания.
– И как там, в чистилище? – осторожно поинтересовался Василий Харитонович. – Жить можно? – Он с надеждой смотрел на ангела.
– В чистилище души очищаются от грехов и скверны посредством страданий, – ответил тот. – Чтобы войти в Царство Небесное и созерцать божественное Величие, нужно быть совершенно чистым, ибо святость Божия бесконечна. Не войдет в него ничто нечистое.
– Боже мой, – пробормотал Жмуль.
– Раньше кричал «черт побери», а теперь он взывает к небесам, – заверещал бес. – Раньше думать надо было. Когда ту девку безобразную трахал.
– Она вовсе не была безобразной. На меня словно что-то нашло. Это было наваждение.
– Меньше меня слушать нужно было, – горделиво возвестил рогатый.
– Как это? – не понял Василий Харитонович.
– Это же я тебе на уши шептал: «Трахни ее, трахни»…
– Я ничего не слышал.
– Это потому, что я тебе прямо в голову шептал. Вот так вот. Ты трахал ту безобразную девку, а я трахал твой мозг, – довольный скабрезной шуткой бес снова расхохотался…
Василий Харитонович весь затрясся от возмущения и подумал, что если бы уже не умер, его, пожалуй, хватил бы очередной инфаркт.
– Мерзавец! – бросил он. И тут же получил сильный и болезненный пинок копытом.
Жмуль вскрикнул.
– Не позволю! – Сдвинув тонкие брови над переносицей, ангел надвинулся на обидчика.
– Все-все, – замахал руками рогатый, – сам же видел, он заслужил…
Последовала небольшая перепалка, после чего потусторонние сопроводители заняли прежние позиции по левую и правую руку от своего подопечного.
Очередь медленно, но все же двигалась вперед. Солнце здесь не заходило, и усопший преподаватель учитель литературы вскоре потерял счет времени. В этом чертоге, как называли его потусторонние существа, оно текло медленно. А мысли наоборот проносились в голове бешеной чередой. По дороге к холму Василий Харитонович припомнил всю свою жизнь, и в первую очередь неутешительные подробности земного бытия, обрекающие его на посмертные муки.
– А эти страдания, – обратился он к ангелу, – носят душевный характер?
– Телесных мук много больше, – последовал ответ. – Но и душевные муки с целью очищения будут регулярны и яростны.
После этого откровения Василий Харитонович пришел к выводу, что крылатый юноша вовсе не так добр, как ему представлялось ранее.
– И надолго мне в чистилище? – поинтересовался он хмуро.
– Зависит от тех, кто пока жив. И насколько истово они станут молиться за твою душу, томящуюся в чистилище.
– А если они атеисты? – спросил Василий Харитонович, подумав, что жена Тоня в церковь сроду не ходила. А последнее время вообще увлеклась буддизмом.
– Коли так – долго, – ответил ангел. – Ведь день поминовения усопших не просто так людям дан. А чтобы помочь тем, кто страдает в чистилище, быстрее очиститься, и направиться затем к Господу, в небеса.
– Какая же самая страшная мука в чистилище? – поинтересовался Василий Харитонович, решив сразу узнать все самое ужасное и на этом успокоиться – не было мочи и дальше ожидать этих чудовищных терзаний, которые ему пророчили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12