https://wodolei.ru/catalog/vodonagrevateli/nakopitelnye-80/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Глядя на нее, никто не дал бы ей больше двадцати пяти - двадцати шести лет, хотя она произвела на свет и вырастила меня и уже далеко не первый год служила в Государственном статистическом управлении. Тонкая, изящная, улыбчивая: я представлял себе, как сильно должен был любить ее отец, когда он был жив. Да, у меня хоть мама есть. Бедняга Ральф воспитывался в интернате...
Джен подошла к нам и положила ладонь на лоб Ральфа.
- Что-то ты плохо выглядишь, - сказала она. - Что-нибудь неладно?
Ральф изобразил улыбку:
- Нет-нет, все в порядке.
Джен не нуждалась в подсказке.
- Оставайся ночевать у нас, Прайори, - предложила она. - Нам тебя недостает. Верно ведь, Крис?
- Что за вопрос!
- Мне бы надо вернуться в интернат, - возразил Ральф, правда, не очень убежденно. - Но раз вы просите, да вот и Крису надо помочь с семантикой, так я уж ему помогу.
- Очень великодушно, - сказал я.
- Но сперва у меня есть кое-какие дела. Я быстро туда-обратно на монорельсовой, через час вернусь.
Когда Ральф ушел, мама многозначительно посмотрела на меня, потом ласковым движением пальцев пригладила мне волосы.
- Что-то назревает, Крис.
Мое сердце притихло, ему захотелось помолчать немного. Оно ждало. Я открыл рот, но Джен продолжала:
- Да, где-то что-то назревает. Мне сегодня два раза звонили на работу. Сперва звонил твой учитель. Потом... нет, не могу сказать. Н_е х_о_ч_у ничего говорить, пока это не произойдет...
Мое сердце заговорило опять, медленно и жарко.
- В таком случае не говори, Джен. Эти звонки...
Она молча посмотрела на меня. Сжала мою руку мягкими теплыми ладонями.
- Ты еще такой юный, Крис. Совсем-совсем юный.
Я сидел молча.
Ее глаза посветлели.
- Ты никогда не видел своего отца, Крис. Ужасно жалко. Ты ведь знаешь, кем он был?
- Конечно, знаю, - сказал я. - Он работал в химической лаборатории и почти не выходил из подземелья.
- Да, он работал глубоко под землей, Крис, - подтвердила мама. И почему-то добавила: - И никогда не видел звезд.
Мое сердце вскрикнуло в груди. Вскрикнуло громко, пронзительно.
- Мама... мама...
Впервые за много лет я вслух назвал ее мамой.
Когда я проснулся на другое утро, комната была залита солнцем, но кушетка, на которой обычно спал Прайори, гостя у нас, была пуста. Я прислушался. Никто не плескался в душевой, и сушилка не гудела. Ральфа не было в доме.
На двери я нашел приколотую записку.
Увидимся днем в школе. Твоя мать попросила меня кое-что сделать для нее. Ей звонили сегодня утром, и она сказала, что ей нужна моя помощь. Привет.
Прайори.
Прайори выполняет поручения Джен. Странно. Джен звонили рано утром. Я вернулся к кушетке и сел.
Я все еще сидел, когда снаружи донеслись крики:
- Эгей, Крис! Заспался!
Я выглянул из окна. Несколько ребят из нашей ватаги стояли на газоне.
- Сейчас спущусь!
- Нет, Крис.
Голос мамы. Тихий и с каким-то необычным оттенком. Я повернулся. Она стояла в дверях позади меня, лицо бледное, осунувшееся, словно ее что-то мучило.
- Нет, Крис, - мягко повторила она. - Скажи им, пусть идут без тебя, ты не пойдешь в школу... сегодня.
Ребята внизу, наверно, продолжали шуметь, но я их не слышал. В эту минуту для меня существовали только я и мама, такая тонкая, бледная, напряженная... Далеко-далеко зажужжали, зарокотали вибраторы метеослужбы.
Я медленно обернулся и посмотрел вниз на ребят. Они глядели вверх все трое - губы раздвинуты в небрежной полуулыбке, шершавые пальцы держат тетради по семантике.
- Эгей! - крикнул один из них. Это был Сидни.
- Извини, Сидни. Извините, ребята. Топайте без меня. Я сегодня не смогу пойти в школу. Попозже увидимся, идет?
- Ладно, Крис!
- Что, заболел?
- Нет. Просто... Словом, шагайте без меня. Потом встретимся.
Я стоял будто оглушенный. Наконец отвернулся от обращенных вверх вопрошающих лиц и глянул на дверь. Мамы не было. Она уже спустилась на первый этаж. Я услышал, как ребята, заметно притихнув, направились к монорельсовой.
Я не стал пользоваться вакуум-лифтом, а медленно пошел вниз по лестнице.
- Джен, - сказал я, - где Ральф?
Джен сделала вид, будто поглощена расчесыванием своих длинных русых волос виброгребенкой.
- Я его услала. Мне нужно было, чтобы он ушел.
- Почему я не пошел в школу, Джен?
- Пожалуйста, Крис, не спрашивай.
Прежде чем я успел сказать что-нибудь еще, я услышал в воздухе какой-то звук. Он пронизал достаточно плотные стены нашего дома и вошел в мою плоть, стремительный и тонкий, как стрела из искрящейся музыки.
Я глотнул. Все мои страхи, колебания, сомнения мгновенно исчезли.
Как только я услышал этот звук, я подумал о Ральфе Прайори. Э_х, Р_а_л_ь_ф, е_с_л_и б_ы т_ы м_о_г с_е_й_ч_а_с б_ы_т_ь з_д_е_с_ь. Я не верил сам себе. Слушал этот звук, слушал не только ушами, а всем телом, всей душой, и не верил. Ближе, ближе... Ох, как я боялся, что он начнет удаляться. Но он не удалился. Понизив тон, он стал снижаться возле дома, разбрасывая свет и тени огромными вращающимися лепестками, и я знал, что это вертолет небесного цвета. Гудение прекратилось, и в наступившей тишине мама подалась вперед, выпустила из рук виброгребенку и глубоко вздохнула.
В наступившей тишине я услышал шаги на крыльце. Шаги, которых я так долго ждал.
Шаги, которых боялся никогда не услышать.
Кто-то нажал звонок.
Я з_н_а_л кто.
И упорно думал об одном: "Ральф, ну почему тебе непременно надо было уйти теперь, когда это происходит? Почему, черт возьми?"
Глядя на пилота, можно было подумать, что он родился в своей форме. Она сидела на нем как влитая, как вторая кожа - серебристая кожа: тут голубая полоска, там голубой кружок. Строгая и безупречная, как и надлежит быть форме, и в то же время - олицетворение космической мощи.
Его звали Трент. Он говорил уверенно, с непринужденной гладкостью, без обиняков.
Я стоял молча, а мама сидела в углу с видом растерянной девочки. Я стоял и слушал.
Из всего, что было сказано, мне запомнились лишь какие-то обрывки.
- ...отличные отметки, высокий коэффициент умственного развития. Восприятие А-1, любознательность ААА. Необходимая увлеченность, чтобы настойчиво и терпеливо заниматься восемь долгих лет...
- Да, сэр.
- ...разговаривали с вашими преподавателями семантики и психологии...
- Да, сэр.
- ...и не забудьте, мистер Кристофер...
М_и_с_т_е_р Кристофер!
- ...и не забудьте, мистер Кристофер, никто не должен знать про то, что вы отобраны Комитетом космонавтики.
- Никто?
- Ваша мать и преподаватели, конечно, знают об этом. Но, кроме них, никто не должен знать. Вы меня хорошо поняли?
- Да, сэр.
Трент сдержанно улыбнулся, упершись в бока своими ручищами.
- Вам хочется спросить - почему, так? Почему нельзя поделиться со своими друзьями? Я объясню. Это своего рода психологическая защита. Каждый год мы из миллиардного населения Земли отбираем около десятка тысяч молодых людей. Из них три тысячи через восемь лет выходят из училища космонавтами, с той или другой специальностью. Остальным приходится возвращаться домой. Они отсеялись, но окружающим-то незачем об этом знать. Обычно отсев происходит уже в первом полугодии. Не очень приятно вернуться домой, встретить друзей и доложить им, что самая замечательная работа в мире оказалась вам не по зубам. Вот мы и делаем все так, чтобы возвращение проходило безболезненно. Есть и еще одна причина. Тоже психологическая. Мальчишкам так важно быть заправилами, в чем-то превосходить своих товарищей. Строго-настрого запрещая вам рассказывать друзьям, что вы отобраны, мы лишаем вас половины удовольствия. И таким способом проверяем, что для вас главное: мелкое честолюбие или сам космос. Если вы думаете только о том, чтобы выделиться - скатертью дорога. Если космос ваше призвание, если он для вас все - добро пожаловать.
Он кивнул маме:
- Благодарю вас, миссис Кристофер.
- Сэр, - сказал я. - Один вопрос. У меня есть друг. Ральф Прайори. Он живет в интернате...
Трент кивнул:
- Я, естественно, не могу вам сказать его данные, но он у нас на учете. Это ваш лучший друг? И вы, конечно, хотите, чтобы он был с вами. Я проверю его дело. Воспитывается в интернате, говорите? Это не очень хорошо. Но... мы посмотрим.
- Если можно, прошу вас. Спасибо.
- Явитесь ко мне на Космодром в субботу, в пять часов, мистер Кристофер. До тех пор - никому ни слова.
Он козырнул. И ушел. И взмыл в небо на своем вертолете, и в ту же секунду мама очутилась возле меня.
- О, Крис, Крис... - твердила она, и мы прильнули друг к другу, и шептали что-то, и говорили что-то, и мама говорила, как это важно для нас, особенно для меня, как замечательно, и какая это честь, вроде как в старину, когда человек постился, и давал обет молчания, и ни с кем не разговаривал, только молился и старался стать достойным, и уходил в какой-нибудь монастырь, где-нибудь в глуши, а потом возвращался к людям, и служил образцом, и учил людей добру. Так и теперь, говорила она, заключала она, утверждала она, это тоже своего рода высокий орден, и я стану как бы его частицей, больше не буду принадлежать ей, а буду принадлежать Вселенной, стану всем тем, чем отец мечтал стать, да не смог, не дожил...
- Конечно, конечно, - пробормотал я. - Я постараюсь, честное слово, постараюсь... - Я запнулся. - Джен, а как же... как мы скажем Ральфу? Как нам быть с ним?
- Ты уезжаешь, и все, Крис. Так ему и скажи. Коротко и ясно. Больше ничего ему не говори. Он поймет.
- Но, Джен, т_ы...
Она ласково улыбнулась:
- Да, Крис, мне будет одиноко. Но ведь у меня остается моя работа и остается Ральф.
- Ты хочешь сказать...
- Я заберу его из интерната. Он будет жить здесь, когда ты уедешь. Ведь именно это ты ж_е_л_а_л от меня услышать, Крис, верно?
Я кивнул, внутри у меня все будто онемело.
- Да, я как раз это хотел услышать.
- Он будет хорошим сыном, Крис. П_о_ч_т_и т_а_к_и_м ж_е х_о_р_о_ш_и_м, к_а_к т_ы.
- Отличным!
Мы сказали Ральфу Прайори. Сказали, что я, очевидно, уеду учиться в Европу на год, и мама хочет, чтобы он поселился у нас, был ей сыном, пока я не вернусь домой. Мы выпалили все это так, будто слова обжигали нам язык. Когда же мы кончили, Ральф сперва пожал мне руку, потом поцеловал маму в щеку и сказал:
- Я буду рад. Я буду очень рад.
Странно, Ральф даже не стал допытываться, почему я все-таки уезжаю, куда именно и когда думаю вернуться. Сказал только:
- А здорово мы вместе играли, верно? - и примолк, словно боялся продолжать разговор.
Это было в пятницу вечером, Прайори, Джен и я ходили на концерт в Зеленый театр в центре нашего общественного комплекса, потом, смеясь, возвратились домой и стали готовиться ко сну.
У меня ничего не было уложено. Прайори вскользь отметил это, но спрашивать почему не стал. А дело в том, что на ближайшие восемь лет другие брали на себя заботу о моей личной экипировке. Укладываться незачем.
Позвонил учитель семантики, коротко и ласково пожелал мне, улыбаясь, всего доброго.
Наконец мы легли, но я целый час не мог уснуть, все думал о том, что это моя последняя ночь вместе с Джен и Ральфом. Последняя ночь.
И я всего лишь пятнадцатилетний мальчишка...
Я уже начал засыпать, когда Прайори в темноте мягко повернулся на своей кушетке лицом в мою сторону и торжественно прошептал:
- Крис?
Пауза.
- Крис, ты еще не спишь? - Глухо, будто далекое эхо.
- Не сплю, - ответил я.
- Думаешь?
Пауза.
- Да.
- Ты... ты теперь перестал ж_д_а_т_ь, да, Крис?
Я понимал, что он подразумевает. И не мог ответить.
- Крис, ты еще не спишь?
- Я жутко устал, Ральф, - сказал я.
Он отвернулся, лег на спину и сказал:
- Я так и думал. Ты уже не ж_д_е_ш_ь. Ах, черт, как это здорово, Крис. Здорово.
Он протянул руку и легонько стукнул меня по бицепсу.
Потом мы оба уснули.
Наступило субботнее утро. За окном в семичасовом тумане раскатились голоса ребят. Я услышал, как стукнула форточка старика Уикарда, и жужжание его парапистолета стало подкрадываться к мальчишкам.
- Сейчас же замолчите! - крикнул он, но совсем беззлобно. Это была обычная субботняя игра. Было слышно, как ребята смеются в ответ.
Проснулся Прайори и спросил:
- Сказать им, Крис, что ты сегодня не пойдешь с ними?
- Ни в коем случае. - Джен прошла от двери к открытому окну, и светлый ореол ее волос потеснил туман. - Здорово, ватага! Ральф и Крис сейчас выйдут. Задержать пуск!
- Джен! - воскликнул я.
Она подошла к нам с Ральфом.
- Проведете вашу субботу, как обычно, вместе с ребятами!
- Я думал побыть с тобой, Джен.
- Разве день отдыха для этого существует?
Она живо накормила нас завтраком, поцеловала в щеку и выставила за дверь, в объятия ватаги.
- Давай не пойдем сегодня к Космодрому, ребята.
- Ты что, Крис... Почему?
Их лица отразили целую гамму чувств. Впервые в истории я отказывался идти к Космодрому.
- Ты нарочно, Крис.
- Конечно, дурака валяет.
- Вот и нет, - сказал Прайори. - Он это серьезно. Мне тоже туда не хочется. К_а_ж_д_у_ю субботу ходим. Надоело. Лучше на следующей неделе сходим.
- Да ну...
Они были недовольны, но без нас идти не захотели. Сказали, что без нас неинтересно.
- Ну и ладно... Пойдем на следующей неделе.
- Конечно. А сейчас что будем делать, Крис?
Я сказал им.
В этот день мы играли в "бей банку" и другие, давно оставленные нами игры, потом пошли в небольшой поход вдоль ржавых путей старой, заброшенной железной дороги, побродили по лесу, сфотографировали каких-то птиц, поплавали нагишом, и я все время думал об одном: сегодня последний день.
Все, что мы когда-либо прежде затевали по субботам, все это мы вспомнили. Всякие там штуки и проказы. И, кроме Ральфа, никто не подозревал о моем отъезде, и с каждой минутой все ближе подступали заветные "пять часов".
В четыре я сказал ребятам "до свидания".
- Уже уходишь, Крис? Ну а вечером что?
- Заходите в восемь, - сказал я. - Пойдем посмотрим новую картину с Салли Гибберт!
- Так точно.
- Ключ на старт!
И мы с Ральфом отправились домой.
Мамы дома не было, но на моей кровати лежал ролик аудиофильма, на котором она оставила частицу себя - свою улыбку, свой голос, свои слова. Я вставил ролик в проектор и навел на стену. Мягкие русые волосы, мамино белое лицо, ее негромкий голос:
- Не люблю я прощаться, Крис.
1 2 3


А-П

П-Я