– Я действительно богат.
– Но никогда не добивался титула? – с любопытством допытывалась Пиппа. – Состоятельные семьи часто покупают титулы.
– Мой отец не желал набивать карманы знати и их приспешников, и я с ним согласен, – с нескрываемым пренебрежением ответил Лайонел и, встав, поднял с земли фляги. – Нам пора. К полудню нужно добраться до Чендлерз-Форда. Придется скакать во весь опор.
– Но иногда и останавливаться, иначе я просто не доеду, – возразила Пиппа.
– О, я не собирался гнать коней без остановки, – заверил Лайонел улыбаясь и получил в ответ сухой кивок.
Они пустились в путь, держась, как и накануне, окольных дорог и тропинок. Пиппу почти не удивило, что Лайонел так хорошо знаком с этими глухими местами. Он оказался владельцем торгового флота и фамильного дома в Чизуике. Только в другой жизни он был придворным и доверенным лицом испанского короля. Любой его поступок, любое действие больше не могли поразить Пиппу.
Во второй половине дня они пересекли луг, пестревший маргаритками и одуванчиками. Впереди лежало крошечное поселение Чендлерз-Форд, стоявшее на узком притоке реки Итчен.
Лайонел спешился и снял недоуздок с измученной лошади.
– Здесь мы их отпустим, – велел он. – Мал кол м позаботится о них, когда будет время. А пока пусть спокойно пасутся.
Пиппа сползла на землю и стояла, устало прислонившись к своей кобылке. Ноги отказывались ей служить. Только бы это изнурительное путешествие не повредило ребенку!
Лайонел посмотрел на нее. Обычно белое, усыпанное веснушками личико сейчас приобрело сероватый оттенок. Под глазами легли фиолетовые тени. Кожа на скулах натянулась. Прежняя худоба, казавшаяся следствием неуемной энергии и брызжущего через край жизнелюбия, сейчас производила впечатление агонии увядающего цветка, чей стебель бессильно клонится к земле.
Усталость была не просто физической. Из нее будто вынули какой-то стержень, и теперь жизнь медленно, по капле, утекала прочь.
Горечь и гнев зажглись в нем, и он приветствовал их очистительный поток. Лайонел обещал, что не станет навязываться ей: просто примет ее приговор и будет молча страдать под бременем своей вины. Но теперь он решил нарушить слово. Пора отбросить угрызения совести, раскаяние, отвращение к себе. Они только ослабляют его, лишают сил.
Он подошел к Пиппе, все еще опиравшейся на лошадь, обнял, поцеловал в губы так крепко, что она изумленно вскинула голову, подхватил на руки и прижал к груди.
– Что это ты затеял? – воскликнула она. – Немедленно отпусти меня, Лайонел.
– Ни за что. Я понесу тебя через луг, к маленькой хижине у брода. Там ты отдохнешь у огня, а хозяйка приготовит настой из трав. Прежде чем снова тронуться в путь, ты должна выпить подкрепляющего.
– Я не больна, – запротестовала она, бессознательно прильнув к его мощному телу, нежась в его объятиях, как в колыбели. – И вполне способна решить сама, когда мне отдыхать… и не только это!
– Возможно, но сейчас позволишь мне принять решение за тебя, – спокойно ответил он, ступив на луг. – Так будет гораздо проще и легче для нас обоих.
– Почему это вдруг?
– Это тот случай, когда одна голова лучше, чем две. И пусть это будет моя голова, – парировал он.
– Что это дон Аштон делает с Пиппой? – спросила Луиза, глядя им вслед.
– Понятия не имею. Надеюсь только, что он знает, – ответил Робин. – Помоги мне расседлать коней.
Пиппа, решив, что должна экономить силы для более важных дел, не стала сопротивляться. Они прошли через маленькую калитку, куда с трудом мог протиснуться один человек, и оказались на узкой дорожке, вернее, выложенной камнями тропинке, ведущей к броду, по которой могла проехать телега. У самого берега стоял маленький, чисто побеленный домик.
Лайонел постучал условным стуком, и дверь немедленно открылась.
Пиппа уставилась на сгорбленного старика в лохмотьях.
– Малколм, – помедлив, прошептала она. Тот расплылся в улыбке, едва видной сквозь покрывавшую лицо грязь.
– Да, леди Нилсон, он самый. Входите.
Лайонел усадил Пиппу на грубо сколоченный диванчик у огня.
– Подними ноги.
Она не задумываясь послушалась и привалилась спиной к сиденью. Лайонел туго свернул плащ и подсунул ей под плечи.
– Где хозяйка Эббот?
– На задах дома. Сейчас позову, – откликнулся Малколм, глядя на Пиппу с плохо скрытым сочувствием.
Лайонел встал спиной к огню. Пиппа молча смотрела на него. Он, казалось, чувствовал себя здесь как дома. Все тяготы безумного броска через полстраны словно отошли в прошлое. Но несмотря на это, Пиппа чувствовала, что настает самый опасный момент их путешествия.
– Ты о чем-то хочешь спросить? – обронил он, ощутив ее настойчивый взгляд.
Она покачала головой:
– Пока нет.
Пиппа вдруг распознала железную решимость, скрытую за внешней сдержанностью. Она светилась в его глазах, придавая ледяной оттенок серому цвету, и в линии плотно сжатых губ. Лайонел был твердокаменным, несокрушимым, таким же могучим и непобедимым, как старый, глубоко укоренившийся дуб в долине, и теперь Пиппа почему-то уверилась, что он возьмет над врагами верх и выйдет победителем. Спасет ее и ребенка. Нанесет поражение Филиппу, а в его лице и всей Испании.
Ноги и руки Пиппы отяжелели и расслабились, голова покоилась на свертке бархата, и веки на мгновение опустились.
– Чем могу служить, сэр? – хлопотливо осведомилась женщина, вступившая в круг света. Взгляд ее немедленно скользнул с Лайонела на Пиппу. – Э, вот кто у нас тут! – воскликнула она, нагнувшись над Пиппой. – Никак захворали, мадам?
– Нет, – пробормотала та, выдавив улыбку. – Только очень устала и беременна.
– Не могли бы вы приготовить ее сиятельству отвар, хозяйка? Что-нибудь поддерживающее силы?
Конечно, сэр, конечно. – Женщина растерла Пиппе руки и выпрямилась. – Мята, валериана, немного молочая и настойка самбука. Это мигом поднимет вас на ноги, дорогая.
Она обошла комнату, выбирая травы из свисавших с потолка связок, сняла с полки глиняный кувшин, вылила часть содержимого в оловянную чашку, добавила травы, горячей воды из дымящегося котелка, висевшего в очаге на треножнике. Помешала, положила большую ложку меда и принесла Пиппе.
– Ну вот, дорогая. Пейте залпом.
Пиппа стиснула в руках чашку, из которой поднимался приятный запах, напомнивший ей о старой няне Тилли. Именно такое успокаивающее она всегда готовила.
Пиппа глянула на Лайонела, но тот уже был погружен в тихую беседу с Малколмом. Она сделала глоток, не спуская глаз с мужчин и пытаясь вникнуть в суть разговора, но слышала только отдельные слова.
Вскоре появились Робин с Луизой, и Пиппа подвинулась, давая девушке место у огня. Робин присоединился к Малколму и Лайонелу, а хозяйка, бросив оценивающий взгляд на Луизу, принесла той чашку пахты и кусок имбирного пряника.
– Вы ничуть не хуже доктора, хозяйка, – благодарно улыбнулась Пиппа. – Сразу видите, что кому нужно.
Женщина улыбнулась в ответ и взяла пустую чашку Пиппы.
– Вам что-нибудь еще принести, мадам?
– Нет, спасибо, – покачала головой Пиппа и обратилась к мужчинам: – Мне кажется, джентльмены, что мы с Луизой тоже должны участвовать в беседе. Довольно нас нежили и баловали, давая отдых бедному слабому духу.
– Куда больше пользы будет, если ты отдохнешь хотя бы час, – посоветовал Лайонел, оборачиваясь. – До пяти нам можно не двигаться с места.
– Может, я так и сделаю, – ответила она, не повышая голоса. – Но буду спать лучше, сэр, зная, что ждет впереди.
– Так оно и будет, – пробормотал Робин. – Ценю ваши усилия, Аштон, но уверяю, что она пойдет с вами только на этих условиях.
– Что ж, если вы так считаете… – Лайонел подошел к диванчику. – В пять часов мы с тобой и Малколмом отправимся в Саутгемптон. Только одеты будем иначе… моды здесь диктует Малколм.
Он взглянул в сторону слуги, многозначительно показавшего на лежавший под окном мешок.
– Мы сядем на борт «Морской грезы» прямо с пристани. Робин и Луиза отправятся в Баклерз-Хард, деревушку на реке Боле. У сына нашей хозяйки есть там шлюпка. Он переправит их к устью реки, где они будут ждать. «Морская греза» отплывет с приливом и где-то после полуночи бросит якорь в Соленте, там, где поглубже, но на одной линии с устьем. Робин и Луиза присоединятся к нам, и мы отправимся во Францию.
– Почему этот простой план вызывает во мне самые страшные предчувствия? – мягко осведомилась Пиппа, хотя вся кровь, казалось, прихлынула к сердцу. Она порывисто села, свесив ноги на пол. – Почему мы все не можем сразу идти в Саутгемптон?
Лайонел нагнулся над ней и откинул с ее лба прядь влажных обвисших волос.
– Так безопаснее. Малколм уже успел кое-что разведать. Люди Ренара сторожат все входы в город и патрулируют порт. Четверо вызовут больше подозрений, чем двое.
– Но дело не только в этом, – добавила она, пронзая его жестким взглядом.
На этот раз пришлось вмешаться Робину:
– Сейчас твоя безопасность важнее всего, Пиппа. Ты и твое дитя должны сегодня скрыться. Вам с Лайонелом будет куда легче проскользнуть на судно, чем всем четверым. Если нас с Луизой не смогут забрать сегодня… вдруг течение окажется слишком сильным, или ветер, или в Соленте будут дежурить акцизники, я найду другой способ пересечь канал. Нас двоих вряд ли будут так уж усердно искать.
Лайонел взял ее руки.
– Доверься мне, Пиппа, я все сделаю как надо.
В глазах светились такая яростная решимость, страсть, обещание, что она растворялась в этих серых глубинах, покоренная этой невероятной силой воли. Оставалось лишь пытаться проявить такое же мужество. Не спасовать перед опасностью.
– Да, – согласилась Пиппа неожиданно звучным голосом. – Но могу ли я надеяться, что на борту окажется горячая вода? Я три дня спала в одежде и не меняла белья.
Лайонел улыбнулся, понимая, чего стоило ей это шутливое требование.
– А вот это я могу обещать твердо, любимая, – тихо ответил он, коснувшись пальцами ее губ в короткой ласке.
Глава 27
Пиппа была рада, что в комнате нет зеркала и что она не видит себя в тех ужасных лохмотьях, которыми снабдил ее Малколм: потрепанная юбка, когда-то желтого цвета, а теперь ставшая коричневатой от грязи, и такой же засаленный корсаж, отороченный обрывками кружев. Ноги пришлось сунуть в огромные деревянные, походившие на лодки сабо. Пиппа безуспешно пыталась вдвинуть ступни до самого конца, но, отчаявшись, покачала головой.
– Далеко в этих колодках не уйти.
– Надеюсь, тебе вообще ходить не придется, – заметил Лайонел, критически ее оглядывая. – Повяжи голову шалью и постарайся по возможности прикрыть лицо.
Пиппа, скорчив гримасу, закуталась в красную шерстяную, пропахшую плесенью шаль.
– Ты совсем на себя не похожа! – объявила Луиза.
– Вот и хорошо. Впрочем, и Лайонел тоже, – кивнула Пиппа.
Лайонел выглядел особенно гнусно, с лицом, вымазанным сажей, и фальшивым, искусно сделанным шрамом, вздергивавшим уголок верхней губы. На нем были потертые кожаные штаны и безрукавка, из которой высовывались лапы простого трудяги с черными обломанными ногтями. Лайонел улыбнулся, показывая гнилые зубы. Ему часто приходилось принимать подобное обличье, поэтому он был уверен в своей неуязвимости.
Пиппа с тревогой взглянула на Робина.
– Ты согласен с этим планом, братец? Что станется, если они будут следить за рекой?
– Не будут, – уверенно ответил он. – Но в любом случае, насколько я понял, шлюпка стоит в стороне от главного причала. Мы сможем незаметно в нее сесть. – Он обнял сестру и, прижав к себе, добавил: – Как только мы окажемся в шлюпке, они ничего не смогут поделать. Не волнуйся. Увидимся на борту «Морской грезы».
Пиппа кивнула, гоня прочь сомнения и твердо подавляя дрожь страха.
– Я знаю, что все получится. Да пребудет с вами Господь. Она поцеловала его и Луизу, которая судорожно се стиснула, и обратилась к Лайонелу:
– Я готова. Едем?
– Пора.
Он положил руку на ее плечо и вывел из домика, ощущая, как напряжено тело под его ладонью. Но чувствовал также ее спокойную целеустремленность. Она, разумеется, боится, но не собирается этого показывать. Он знал истории ее сестры Пен и матери, леди Джиневры Мэллори и ее битвы со старым королем Генрихом VIII. Ничего не скажешь, женщины Мэллори сделаны не из обычного теста.
Малколм уже сидел на козлах крестьянской телеги, но спрыгнул, чтобы помочь Пиппе сесть в задке, заваленном только что выдубленными овечьими шкурами и нечесаной шерстью.
– Что за скверный запах! – воскликнула она.
– Да, люди не всегда понимают, что цветы растут из грязи, а из вонючей шерсти получается тонкое сукно, – съязвил Лайонел.
Пиппа решительно уселась на груду шкур.
– От меня самой несет, так что мы будем прекрасно гармонировать.
– Боюсь, что это только начало. Дальше будет хуже, – засмеялся Лайонел. – Ты можешь сидеть, пока мы не подберемся к городским стенам, а потом придется зарыться в шкуры. А сверху мы прикроем тебя кипой шерсти.
– Какая мерзость, – пробормотала она. – Предупреждаю, меня скорее всего стошнит.
Расслышав за жалобами намерение ни в коем случае не сдаваться, Лайонел так же весело ответил:
– Перетерпишь. Это ненадолго. Как только мы въедем в город и окажемся на складе, сможешь немного подышать свежим воздухом. Потом мы снова тебя упакуем.
Он прыгнул на козлы рядом с Малколмом и велел:
– Едем.
– А зачем меня паковать?
– Знаешь историю о Клеопатре и ковре?
– Слышала.
– Тот же принцип. Тебя внесут на борт в кипе ткани.
– Ах вот как! – воскликнула Пиппа, хватаясь за борт телеги, подскочившей на особенно глубокой рытвине. – Но если никто меня не увидит, этот маскарад кажется и вовсе бесполезным.
– Ничего, пригодится на всякий случай. Что ж, он совершенно прав.
– А как попадешь на борт ты?
– В обличье грузчика, таскающего кипы с тканью, в одной из которых будешь ты.
Пиппа кивнула и замолчала. Трудно найти недостатки в таком идеальном плане, хотя страхи от этого не уменьшились.
Осенние сумерки уже начали сгущаться, и стаи грачей с громкими криками хлопотливо рассаживались по деревьям, устраиваясь на ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50