— Энсор жестом подозвал официанта и попросил принести счет и вызвать экипаж. — Может быть, в следующий раз, когда вы окажете мне честь ужинать со мной, мы прокатимся в автомобиле? Я могу встретить вас где-нибудь за пределами Манчестер-сквер, и мы проедемся вдоль реки. Недалеко от Виндзора есть премилое местечко с хорошей кухней, прекрасным видом…
— Звучит заманчиво, — ответила Констанция и взяла свою сумочку. — Прошу извинить меня.
Макс встал, официант отодвинул ее кресло, и она поднялась из-за стола. Макс смотрел, как она шла по залу в сторону дамской комнаты, задерживаясь по пути то у одного столика, то у другого. Он никак не мог решить, успешно прошел вечер или нет. Он выяснил то, что хотел знать, но сомневался, что ему удалось хоть немного растопить сердце этой леди. Констанция никак не откликнулась на его лесть и ухаживания. Что касается его самого, то несмотря на то что она, несомненно, была красивой женщиной и интересным собеседником, он находил се страстные убеждения и бесконечные нападки невероятно утомительными. Но может быть, это лишь способ вызвать его интерес? В этом случае вечер удался как нельзя лучше.
А ей и в самом деле удалось заинтересовать его. И так или иначе, Макс намеревался взять штурмом эту крепость. За интеллектуальными рассуждениями должна скрываться настоящая женщина. С такой страстью отдаваться своим убеждениям было совсем неплохо, и Макс с должным уважением относился к ее умственным способностям. Но при всей ее целеустремленности она должна была признать, что существуют и другие страсти, способные доставить немало удовольствия.
Констанция вышла из дамской комнаты, не преминув потихоньку сунуть в стопку льняных полотенец, подальше от глаз прислужницы, копию газеты «Леди Мейфэра». Она размышляла о том, что дал ей сегодняшний вечер. Некоторые сведения о мисс Уэсткотт, но ничего существенного, и намек на то, что в правительстве по крайней мере собираются поднять вопрос о правах женщин. Не так уж много. И она была уверена, что ей не удалось поколебать воистину доисторические взгляды Макса Энсора на положение женщины в обществе. Но впереди выходные, в стенах ее собственного дома. И если за это время она не сумеет хоть немного вскружить ему голову, грош ей цена как женщине.
Она подошла к столу, и Макс поднялся ей навстречу. На лице ее играла легкая, загадочная и слегка самодовольная улыбка, похожая на улыбку Моны Лизы. А подозрительный блеск в ее глазах сразу же заставил его насторожиться.
«Что она затевает?» — подумал он, но сказал лишь: — Экипаж подан.
Поймав его изучающий взгляд, Констанция обнаружила, что улыбается, и спохватилась. Она сообразила, что улыбалась все то время, пока направлялась к нему через зал, и поспешно придала своему лицу строгое выражение.
В напряженном молчании они сидели в полумраке экипажа. Констанции было любопытно, предпримет ли он что-нибудь, но она не могла решить, как ей отреагировать, если это произойдет. Не будет ничего необычного в том, что в конце такого вечера мужчина попытается поцеловать свою спутницу. Ей пришлось ждать недолго. Макс нежно опустил руку на ее колено. Она не шелохнулась. Сквозь тонкий шелк она чувствовала тепло его руки. Он слегка наклонился к ней и, коснувшись другой рукой ее подбородка, повернул ее лицо к себе. Она продолжала молчать, сидя совершенно неподвижно, не будучи уверена сама, чего ей хочется.
Макс кончиком пальца провел по ее губам, не зная, как расценивать ее молчание и неподвижность. Во всяком случае, не как сопротивление. Внезапно она шевельнула губами и легко дотронулась до его пальца языком. Этот смелый ободряющий жест удивил его, хотя он уже пришел к выводу, что пора перестать удивляться, имея дело с Констанцией Дункан. Он наклонился и коснулся губами ее губ. По ее реакции он сразу же понял, что она не новичок в подобных делах. Тем лучше. Она обвила его шею руками и позволила ему проникнуть языком во влажную глубину ее рта. Макс намеревался предложить ей всего лишь невинный, целомудренный поцелуй, но она перехватила инициативу. Со свойственной ему противоречивостью он не мог решить, нравится ему это или нет.
Экипаж остановился, и голос кебмена нарушил тишину:
— Манчестер-сквер, господа.
Они отодвинулись друг от друга. Констанция подняла руки и поправила прическу.
— Благодарю вас за приятный вечер, Макс.
— И я благодарю вас, Констанция.
Его белые зубы блеснули в темноте в ответ на ее церемонные слова и прохладную вежливую улыбку. Он вышел из экипажа и подал ей руку, чтобы помочь спуститься. Проводив ее до двери, он нажал на кнопку звонка и поднес ее руку к губам.
— До скорого свидания.
— Пятница, вокзал Ватерлоо, ровно в полдень, — откликнулась Констанция.
— Буду ждать с нетерпением!
Дверь открылась, Констанция подняла руку в прощальном жесте и вошла в дом.
— Хорошо провели время, мисс? — спросил Дженкинс.
— Сама не знаю, — ответила девушка. — Сестры уже легли?
— Навряд ли, мисс Кон, — с видом заговорщика улыбнулся Дженкинс. — Думаю, вы найдете их наверху, в гостиной.
— Ну тогда спокойной вам ночи!
Констанция помахала ему рукой и, придерживая юбку, взбежала по ступеням. Ей не избежать допроса сестер, которые с нетерпением ждали ее возвращения, да она и не хотела увиливать. Просто она не решила, как много готова рассказать им об эпизоде в экипаже. Констанция рассчитывала на легкий, игривый поцелуй, только чтобы подразнить Макса. Но каким-то необъяснимым образом все изменилось.
Она открыла дверь в гостиную. Пру и Честити играли в шашки, но, увидев ее, тут же вскочили.
— Рассказывай скорее, — потребовала Честити. — Вы весь вечер обменивались колкостями или, наоборот, любезничали?
— О, Чес, ты невыносима. — Констанция принялась стягивать перчатки. — На самом деле мы и вправду беспрестанно спорили. А единственный романтический момент был, когда он поцеловал меня на прощание в экипаже.
— Тебе понравилось? — спросила Пруденс, приподняв брови.
— Еще не решила.
Констанция упала в кресло и сбросила туфли. Ее сестры следили за ней с жадным вниманием, как львицы, ждущие, когда им бросят кусок мяса.
— По десятибалльной шкале? — продолжила допытываться Пруденс.
Констанция сделала вид, будто серьезно обдумывает ответ. Она вытянула руки и принялась задумчиво рассматривать свои ногти.
— Дерзкий, — задумчиво сказала она, — сильные, горячие губы… проворный язык… Но поскольку я не могу сказать «десять», так как никогда не знаешь, что еще доведется испытать, остановимся на восьми.
— Высокая оценка, — решила Пруденс.
— Довольно смело для первого поцелуя, — заметила Честити, складывая шашки.
— Пожалуй, — согласилась Констанция, — но в этом виноват не он один.
— Вот как? — Сестры внимательно посмотрели на нее. Потом Честити прямо спросила: — Это было также, как с Дугласом?
Констанция ответила не сразу.
— Не знаю, — проговорила она спустя минуту. — Это ужасно, но я уже не помню, как было с Дугласом. Я даже с трудом могу вспомнить черты его лица. Но когда я вспоминаю о том, что он покоится где-то среди южноафриканских холмов, мне хочется рвать на себе волосы, кричать, шипеть и плеваться от такой дьявольской несправедливости. — Она невидящим взглядом уставилась на ковер. — Конечно, я уже оправилась от удара, но не спешу похоронить память о нем в чьих-либо объятиях.
— Значит, Макс Энсор не произвел на тебя впечатления, — констатировала Пруденс.
— Нет, — решительно ответила Констанция. — У него взгляды настоящего неандертальца. Но мне нравится идея поработать над ним. — Лицо ее снова прояснилось. — Я намерена вплотную заняться образованием Макса Энсора, и, прежде чем закончу, он будет носить значок Женского социально-политического союза.
— И он приедет в Ромзи на выходные?
Констанция кивнула:
— Да. Мы договорились встретиться на вокзале Ватерлоо.
— И у тебя уже есть определенные планы относительно его?
— Пока только смутная идея. — На губах Констанции промелькнула улыбка. — Но я непременно сообщу вам, как только приду к какому-нибудь решению. Да, кстати, он хотел отвезти нас на автомобиле, но я ухитрилась отговорить его. Я сказала ему, что у отца портится зрение, но он все равно упорно хочет приобрести автомобиль, и мы не собираемся поощрять его.
— Удачно выкрутилась. — Пруденс непроизвольно зевнула. — Узнала что-нибудь полезное о мисс Уэсткотт?
— Немного. Не очень молода — это единственное, что удалось узнать. Далеко не девочка, как выразился Макс. И она умудрилась продержаться у Грэмов дольше, чем ее предшественницы, значит, воспитанница привязана к ней. Вот, в общем, и все.
— Ну что ж, уже кое-что. Интересно, что у нее за сложное и деликатное положение, — задумчиво сказала Честити, направляясь к двери.
— Вне всякого сомнения, мы скоро об этом узнаем. Констанция погасила лампу, вслед за сестрами вышла из комнаты и направилась в спальню.
Амелия Уэсткотт быстрым шагом пересекла Парк-лейн, таща за собой упирающуюся воспитанницу. Едва они успели вбежать в почтовое отделение, как дождь хлынул с новой силой.
— Моя шляпка намокла, — жаловалась Пэмми. — Это моя новая соломенная шляпка. Мама только что купила ее, а теперь она мокрая и совсем испорченная.
— Она высохнет, Пэмми, — сказала Амелия. — Видишь, мы уже спрятались от дождя. — Она плотно закрыла за собой дверь. — Давай поиграем с каплями дождя. — Подведя девочку к окну, она указала на две капли, медленно сползавшие по стеклу. — Пусть левая будет моей.
— Нет, моей!
— Прекрасно, тогда моей будет правая.
Подавив вздох, Амелия подошла к конторке. Стоявший там клерк сочувственно улыбнулся ей:
— Доброе утро, мисс Уэсткотт. У меня для вас письмо. Пришло с утренней почтой. — Он повернулся к стене и вынул из ящичка длинный конверт.
— Моя выиграла, моя выиграла! — От возбуждения Памела принялась приплясывать вокруг конторки. — Посмотрите, мисс Уэсткотт, моя выиграла!
Девочка схватила гувернантку за руку и потащила ее за собой. Амелия опустила письмо в карман, с улыбкой поблагодарила клерка и позволила подвести себя к окну, чтобы присутствовать при триумфе безымянной капли.
— Смотрите! — Памела ткнула пальцем в стекло. — Это была моя! Давайте еще поиграем. Я хочу еще! — Она повысила голос, словно ожидая сопротивления.
— Какая будет твоей? — поспешно спросила ее Амелия.
— Вот эта! — Девочка указала на каплю. — А эта будет вашей.
Амелия смирилась с тем, что ей придется провести не менее четверти часа за этой нудной игрой. Письмо жгло ей карман, но она ничего не выиграет, если разозлит Памелу. Она устало напомнила себе, что всегда любила детей. Она всегда убеждала себя, что быть гувернанткой не самая печальная участь, которая может выпасть на долю образованной женщины без средств. Теперь же, глядя на эту избалованную и в то же время не слишком счастливую девочку, она подумала, что, возможно, жизнь на улице имеет свои преимущества.
Наконец Памела устала от игры, да и дождь закончился. Они направились на Албермарл-сквер. Девочка пребывала в самом хорошем расположении духа. Она болтала без остановки и перепрыгивала через лужи, не обращая внимания на то, что забрызгивает при этом свой передник и белые чулки. «Няня Бакстер будет ворчать весь день, сидя в своем уютном кресле», — подумала Амелия. Но сегодня это ее мало волновало. У нее было несколько коротких часов свободы и письмо в кармане.
Усадив свою подопечную за стол в детской и оставив ее обедать под надзором горничной, Амелия поспешила в свою комнату, удобно расположенную рядом со спальней мисс Пэмми, чтобы можно было услышать, если девочке приснится кошмар. Она вытащила конверт из кармана и нетерпеливо вскрыла его. Достав из конверта лист бумаги, она медленно опустилась на узкую кровать. Почерк был женским, и, прочитав короткое послание, Амелия почувствовала, как у нее забилось сердце. «„Лайонз-Корнер-Хаус“, Марбл-Арч, в четыре часа дня». Кто бы ни был этим посредником, она или они готовы ей помочь.
Амелия легла на кровать, не снимая мокрого пальто и шляпки. Когда она увидела объявление в «Леди Мейфэра», оно показалось ей ответом на ее молитвы. Ее положение было невыносимым, казалось, у нее нет выхода, ей не к кому было обратиться. И вдруг это объявление. Наверняка подобные услуги предоставляют женщины, потому что ни один мужчина не станет давать объявления в «Леди Мейфэра». Впервые Амелии показалось, что впереди забрезжил луч надежды. Она перечитала письмо во второй раз, внимательно вчитываясь в каждое слово, и с удивлением почувствовала себя увереннее. Единственные подруги, которых она помнила, были у нее, когда она училась в школе в Бате. С тех пор как она покинула школу, получив необходимое для гувернантки образование, Амелия общалась только со своими хозяйками, с которыми нельзя было и помыслить о дружеских отношениях. Летиция Грэм была, пожалуй, худшей из всех.
— Мисс Уэсткотт? Ваш обед уже остыл, — послышался голос горничной, сопровождавшийся стуком в дверь.
— Уже иду, — откликнулась она.
Амелия сняла пальто и шляпку, причесалась и направилась в детскую, чтобы разделить со своей воспитанницей ией макаронный пудинг.
Наконец пробило три часа. Дождавшись, когда Памела с матерью уедут, Амелия вышла из дома и быстро направилась к Марбл-Арч. Резкие порывы ветра срывали остатки листьев с деревьев, пешеходы прикрывались зонтами, прятались в дверных проемах или под арками. Но Амелия даже не замечала непогоды.
«Лайонз-Корнер-Хаус» оказался небольшим кафе на самом углу Марбл-Арч. Амелия вошла внутрь и взглянула на часы. Она пришла на полчаса раньше. Выбрав столик подле окна, она села лицом к двери, чтобы видеть входящих, положила на самом виду экземпляр «Леди Мейфэра» и заказала чай. В письме было сказано, что посредник будет держать в руке экземпляр «Леди Мейфэра», поэтому она решила сделать то же самое.
Ей принесли чай и щедро намазанную маслом сдобную лепешку. Амелия ела медленно, наслаждаясь каждым кусочком. Кроме ужина, за которым ей всегда подавали холодное мясо с помидорами или со свеклой, она разделяла все трапезы со своей подопечной, а вкусы Пэмми отличались удивительным однообразием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38