Всем советую https://Wodolei.ru 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Типа, скучно лямку тащить, так хоть поострю. А приперся кусок, так как замполит небось велел проследить за доставкой. Все вроде укладывается. Но, ох свербит…Закончился длинный, будто прямая кишка великана из сказки братьев Гримм, коридор, он же переход в другой корпус. Защелкнули за спиной очередную решетку, возле которой заключенный Шрамов, дожидаясь пока отворят, отдыхал лицом к стене. Потом вывели на лестницу. Мерзко задребезжали под ногами металлические ступени.«Гнилой расклад за версту воняет. Тут тебе и – излишний по ситуации прапор, и его стремный треп. Болтовня-то уж больно конкретная, богатая на информацию. Навертелось само собой, или навертели?»Спуск по лестнице закончился. За решеткой, за что-то удостоившейся быть выкрашенной (и недавно) черным лаком, открылся – вот, блин, удивительно – очерёдной коридор. Дорожка коричневого линолеума…И наконец пробило. Шрам аж споткнулся на ровном месте. Получил в спину пока что ладонью.– Вперед! Дубьем огреть?– Спину кольнуло, начальник. Радикулит, наверное, да? – Сергей изобразил кислую улыбку.– Ничего, вылечим, – хохотнул кусок.Все срослось. Типа озарило. Шрам понял – его ведут на убой. А прапор приплетен, чтоб указать на замполита пальцем. Надобно малявить до воли, кто повиновен в том, что нет больше с нами любимого Шрама. Перестать таю пятнадцать, как просто… Политрук-то в решетчатом заведении новый человек. Выходит, не пришелся местной кодле ко двору, надумали и его списать в утиль, а ликвидацию повесить на Шрамовых дружбанов. Дескать, отомстили за кореша.Сразу потяжелели на двести кило стальные «браслетики» на запястьях рук, заведенных за спину. Броситься глушить вертухаев и псину конвойную? Ногами? Срепертуарить припадок? Доволокут. Й «браслеты» в результате могут не отстегнуть. Завыть? Огреют, вырубят, опять же доволокут. Значит, выгодней прикидываться лохом. И соображать чего-то на месте.Блин, теперь коридоры кажутся короткими, будто рукава у лилипута. А кусок с рядовым дубаком шлепают чересчур быстро.– Стоять!Шрам встал.– К стене!Выполнил и эту команду. Забряцала связка ключей. Вот ты какая та самая ПОСЛЕДНЯЯ дверь. Обыкновенная, хоть бы чем выделялась, хоть меловым крестиком каким-нибудь.За дверью ждала костлявая. В каком же виде ее приготовили? 2 Ссученных он распознавал сразу. По масленым и бегающим глазенкам, по особым гадко-сладким улыбочкам, по фальшаково расслабленным стойкам ожидания – из всех пор сочится перемешанная в равных долях борзота и ссыкливость.Шрам уже находился за порогом хаты. Повернувшись к двери хребтом и просунув ладони в ячейки, приблизил замок наручников к вертухайскому ключу. Редко когда случается такое, что хочется подольше освобождаться от кандалов.Сук четверо. Распределились полукрутом, чтоб не загораживать друг другу дорогу к цели. Все как на подбор дебелые, отожравшиеся, в каждом не менее восьмидесяти кило. Один, который подпирает шконку, что-то нычит за спиной. Скорее всего, вырубать будут сразу. Предупреждены, да и сами должны понимать, что не с фраером дело имеют.Хлопок двери за спиной оглушил. Давненько Шраму не приходил на руки такой мизер, поди сыграй. Слабы шансики выйти отсюда живым. Впору бросать карты, заявлять «пас» и соскакивать с игры – правда, навсегда.Сергей опустил руки в карманы, приклеился горбиной к двери («ой, холодна, но сзади не зайдешь»), ощерился.– Вечер добрый, люди.– Наше почтение, уважаемый, – с паточной любезностью пробухтел брюхатый мужик в зеленой майке, с волосатыми плечами. – Проходи.– Да я ненадолго. Сейчас обратно поведут.В камере, небольшой, как раз на число обитателей, домашняя температура и вполне свежо. Да и уютно, блин. Стены обклеены голыми бабами, холодильник, чайник «мулинексовский», импортного вида фаянсовая параша, телек. Сукам, как и обычно на Руси, живется сахарно.– Пока то-се, чаек погоняем, – решил пообщаться брюхато-волосатый.– Как я погляжу, вы сучье позорное, – не снимая улыбку с лица, сказал Шрам. – Пидоры гнойные. Срать с вами в одном поле западло.– Зачем людей обижаешь, человек? – Слова плел брюхатый. И только он. Значит, сигнал тоже должен подать именно он. – Нельзя так с людями, не разобравшись, имен не спросив. Правду говорю, православные?Вот оно. Поймал, просек, почуял Шрам выброшенный знак за вздох до начала, выдрал кулаки из карманов, да что ж ты тут всерьез поделаешь?! Но Шрам попытался поделать.Они ломанули одновременно со своих четырех стартовых позиций. Слаженно, в рифму, надроченно. И никакого легкомыслия, без намека на фраерскую браваду. Опытные, бляха…Сергей сорвался с места вместе с ними. Регбийная тактика – кто кого пробьет. Шрам прорывался к столу. Там ножи, там чайник, возможно, с кипятком.Шрам вбил кулак в голову вставшего на пути. Вмочил, вложив весь свой вес, не жалея костяшек. Попал, остановил, но с ног не сбил. И бросил себя к стене, чуя шкурой, что сзади и сбоку настигают. А между стеной и тем, кому достался кулак, можно прошмыгнуть к столу.Но опытные, ох, не фраера. Сзади кто-то на опережение вцепился в рубашку.Эх, скинул бы его Шрам или проташил за собой к столу. Стол – единственное его спасение. Да оказалось беспоитово.В ихнем, сучьем, сценарии (не раз, думается, проверенном в натуре) главным был четвертый, отсвечивавший в начальной расстановке, подпиравший шконку. Он тоже рыпнулся вместе со всеми по сигналу в едином порыве, чтоб распылить внимание. Но, видать, попридержат ходули, а потом понесся наперерез. Эх, падлой быть, так они и штопают всегда: трое зацепляют тер пилу в кольцо, отвлекают на себя, а последний подкрадывается. Его удар – центровой.Просвистела черная кишка. И плечо враз онемело. Мало не показалось. Но ноздри по новой поймали запах резины. Резиновым шлангом, чем-то добавочно утяжеленным, на этот раз досталось по спине. А потом чья-то подсечка, повернувшая фотокарточку к потолку. Колено вонзается под дых. Тяжесть придавливает ноги к полу. И наконец шею опутало узкое и плотное, перекрывая дыхалку.В легких запылала домна, огонь пожирал остатки воздуха, превращая легочную ткань в наждачную бумагу. В глазах смеркалось. Тело вспухало всеми мышцами и сухожилиями – но его умело держали прижатым к полу.Шрам подергался, подергался и затих. Шрама протащили по полу и кинули спиной на стойки двухъярусной шконки. Завернули хваталки за спину и, заведя за вертикальную трубу, соединяющую верхнюю и нижнюю койки, обмотали веревкой. Да, по ощущению кожи, именно капроновой веревкой, которой завязывают коробки на Восьмое марта в магазинах.– Ну, вот и амба. – Брюхатый устало утер пот с хари, как после трудовой смены на рытье котлована. – Откукарекался петушок…Шрам, кося под Тараса Бульбу с картинки школьного учебника, наклонился вперед, сколь позволяла веревка. Глубоко захлюпал ноздрями, приходя в себя. Он бы сполз на пол, да мешала стойка, в которую упирались обмотанные запястья.Словно работяги, успешно справившие халтуру, обитатели пресс-хаты расселись за столом. Рыжий и самый молодой из ссученых зеков, откинув скатерть, свешивавшуюся почти до полу, подобрал с фанерной полки бутылку водки. Зашуршала отвинчиваемая пробка, горлышко застучало по краям сдвинутых в центре стаканов.– Гляди-ка, Петрович, оклемывается пахан, – сказал кто-то из четверки.Брюхато-волосатый; оказавшийся Петровичем, шумно выдохнув после принятия, промямлил сквозь закусочное чавканье:– Пущай. Ща послухаем его. Как теперь-то запоет наш соловей?Сказано было почти добродушно. Не сильно обиделись суки на «пидоров гнойных». А ведь Шрам хотел обидеть, достать до селезенок. Глядишь, и допустили бы промашку. Но не допустили. Да и теперь не торопились отбивать почки и крошить зубы, приговаривая: «На кого хавкалку раскрыл, гнида, мы тебе покажем сучье и пидоров». Видать, этим мудакам «плюнь в глаза – все божья роса». Да и чего размениваться на обидки, когда конкретно собрались мочить, враз и сочтутся.Второй раз зажурчала водка, второй раз потянулись руки к центру стола.– Нормальное пойло, в прошлый раз резче была. Говорю вам, и «Флагман» уже бодяжить стали.А Шрам наконец продышался. Выпрямился, прижавшись спиной к вертикальной трубке, затылок уперся в спинку верхнего яруса. И вообще, оно бы все ништяк, кабы не блядская веревка, не четверо жирных сук, не тюряга, у которой толстые стены. И из этих стен тебя не собираются выпускать живым.Вжикнуло колесико зажигалки, суки, задымили сигаретами. Сигареты у всех сплошняком дорогие, с неоторванными вопреки правилам фильтрами.– Шрам, значит, – вспомнил про прикрученного к шконке человека кряжистый мужик с вытатуированным на груди Медным всадником и с борцовскими, похожими на капустные листы ушами. – Помню, доходили базары за твои подвиги. Прогони нам, чего в тебе этакого крутого. Так поглядеть, ни фига особенного. Да? – поискал он поддержку у собутыльников. – Таких шрамов с улиц кучу нагрести можно.– Закурить дайте, – сказал Сергей.– Во борзый! – воскликнул самый рыжий и молодой.«Наоборот, – подумал Шрам, – совсем наоборот». Он крайне терпелив и вежлив с суками, и собирается вести себя примерно, не делать того, чего сейчас до боли хочется. А хочется сплюнуть на пол (нет ничего сволочнее, чем харкнуть на пол хаты, но то на пол хаты людской, а это сучья), хочется также расписать этим козлам всю их позорность и что с ними следует сотворить.– Чего ж не ругаешься? – поинтересовался упакованный в зеленую майку Петрович.– А на хрена? – усмехнулся Шрам.– Правильно. – Брюхато-волосатый Петрович был явно у них за главного. И его благодушие, легко объясняемое на славу справленной работой и предвкушением мздыка, за давало тон остальным сукам.Может, им даже вовсе запретили превращать жертву в синий и дырявый мешок с переломанными костями. Типа, состряпать самоубийство, привязав свободный от петли кончик ремешка к верхней перекладине второго яруса.– Отнеси ему, Чубайс. – Петрович щелкнул ногтем по пачке «Парламента». – Пущай раскумарится.Чубайс, то есть самый рыжий и молодой, выудил из пачки сигаретину и направился к пленнику.– Я и от стакана не откажусь, – прикурив от протянутой Чубайсом зажигалки, произнес Сергей. – Все равно кончать будете.– Будем, правильно понимаешь. – Петрович обвел взглядом своих подельников. – Хорошо держится мужик, мне нравится. Может, и не зря про него бакланили, что крутой. А касаемо стакана… Получишь. Не торопись.«И не собираюсь, – мысленно ответил Шрам. – Торопиться в мои планы уж точно не входит». Его игра на мизере предполагала время. Тогда, у двери, покуда вертухаи расстегивали стальные запонки, он пробежался мыслью по карманам своих штанов и рубахи. Карманы болезненно страдали пустотой, но все ж таки на дне переднего брючного завалялись чиркаш и спички. Их он зажал в кулак. И не выпускал, не разжимал пальцы. Потолгу и боялся лишится вырубона, чтобы, выронив, не лишиться, так сказать, последнего патрона.Тем временем Чубайс вернулся к столу и разлил в стаканы по новой. Брюхатый Петрович, с хитрецой взглянув на Сергея, отогнул скатерть и отыскал на фанерной полке стола еще один пузырь. Взглянул, прищурившись сквозь бутылочное стекло на ламповый свет, поболтал содержимым.– Эй, Шрам! Вот она твоя касаточка. С этикеточкой «Тигода». Вся твоя, мы не претендуем.– Заряженная, что ли? – спокойно поинтересовался Шрам. А говорить, придерживая зубами в углу рта сигарету, тяжело. И пепел осыпается на рубаху, некультурно.– А как же иначе, браток! – Петрович нежно погладил бутылочный бок. – Теплая. Правда уж не сердись.Похоже, Петрович из разряда мягких садистов. Покалякать с жертвой, с которой может покончить прямо сейчас или еще какое-то время поиграться, ему в сладкое удовольствие.– Чего он пристал, а?! – взорвался вдруг четвертый, до того распахивавший пасть лишь для принятия внутрь бухала и хавки. – С микрофоном, что ли, заслан?Этот четвертый, бесспорно, был самым красивым из присутствующих, красивым реальной франкенштейновской красотой: квадратное с тяжелым подбородком лицо, кустистые, сросшие на переносице брови, низкий лоб над глазными впадинами. Он, кажется, обходился вовсе без шеи – голова утопала меж бугров вздернутых плеч. Про микрофон он двинул всерьез, чем насмешил остальных.– Ты, Клещ, фильмов штатовских пересмотрел. – Петрович выудил из кармана треников грязный и мятый платок, смачно, с удовольствием высморкался. – Поговорить человеку охота, оттянуть неминучую, надо ж понимать.– Я достаю вторую? – привстав и уже шагнув к холодильнику, Чубайс обернулся к Петровичу за дозволением.– Валяй! – дозволил Петрович.– Между прочим, я у вас кой-чего спросить хочу. – Сергею молчать было не с руки. Чем больше звуков будет наполнять хату – тем лучше для спокойного протекания его плана. Точно так же – чем больше надымят в камере куревом, тем ему полезней.Проверив – надежно ли зажаты спичины в пальцах и не касаются ли серные головки кожи (может выступить пот и размочить серу), он подвел зажигательное навершие деревянной щепки к чиркашу.Спичек четыре, ровно по числу сук, так уж совпало. Хватит ли?– Ну, спрашивай, – милостиво разрешил Петрович. – Рад буду, если чем поможем.– Да я тут все мучаюсь-терзаюсь, ночами, понимаешь ли, не сплю, отгадку ищу. (Чубайс рванул на себя ручку холодильника «Сибирь», Сергей пустил спичку по чиркашу – синхронно с громким чмоком резины, звоном содержимого «Сибири», чтоб вернее заглушить яростное шипение вопламеняющейся серы.) Охота разобраться с одним темным делом. Клим Сибирский, слышали про такого?– А-а, – понимающе протянул Петрович. – Вот что тебя, сердешного, растормошило.– Бляха, Петрович! Беса он гонит или дуру лепит, верь мне! Не нравится это! – Клещ вскочил, вскинул руки по-крабьи: вперед перед собой, навытяжку. Ручищи длинные, волосатые и, будто узлами, мышцами опутаны. Обычно подобных уродов природа, словно извиняясь за остальное, награждает недюжинной силищей.Тем временем крохотное пламьице спички опаливало веревочный капрон. Кожу пальцев и запястий обжигало, ох, пойдет потом волдырями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34


А-П

П-Я