– Вы точно слышали бой?
– Хоть и контуженные мы все тут, но пока еще не до конца глухие, ясно?
– Та-ак!.. Я доложу об этом немедленно. Следующий сеанс связи через час. Как поняли? Прием!
Однако снова на связь «Гнездо» вышло лишь часа через два, и Терентьев сразу же узнал донесшийся из наушников голос полковника Игнатенко.
– Привет! Узнаешь меня?
– Узнаю.
– Ну, рассказывай, как там у вас дела?
– Нормально, товарищ пол...
– Тебе говорили, что Сергеев исчез? – не дослушав, прервал начальника заставы Игнатенко.
– Так точно. Мне сообщили еще утром, что «Кукушка» на связь не вышла.
– Ты понимаешь, что это значит?
– Так точно, догадываюсь.
– Ну так слушай. Время "Ч" – одиннадцать. Поможешь «Вороне» встречным ударом. «Ворона» вышла на рубеж и готова, через час доложишь о готовности и ты. Ясно?
– Так точно.
– Это первое. А второе... Ты не узнавал там... Что там слышно, а?
– Товар пропал.
– В смысле?
– Нет его нигде.
– Как? Они же сказали...
– Нигде не нашли.
Игнатенко замолчал, и капитан явственно представлял себе, как он сейчас задумчиво сопит, стараясь переварить и осознать только что услышанную весть.
– И что дальше? – спросил полковник, нарушая молчание в эфире.
– Не знаю.
– Думай! Я должен за тебя отдуваться?! – снова взревел Игнатенко, в который раз срываясь на крик в совершенно невинной, казалось бы, ситуации. – Думай!
– Я понял...
– Ты ни черта не понял! Там мы на хрен никому не нужны сами по себе, ясно? И живем мы с тобой в кайфе не потому, что кому-то сильно понравились...
– А я кайфа не видел еще! Ясно, полковник? – вдруг заревел в микрофон Терентьев, которому уже до чертиков надоели каждодневные разносы начальника штаба. – Пока ты там себе трудовую мозоль на пузе растишь, на меня каждую минуту мины и гранаты сыплются...
– По твоей же дурости, притырок!
– Пошел ты!
– Ты мне еще там потрынди! Забываешься, капитан! У тебя, сука, обратного пути больше нет, ясно? Или ты «духам» достанешься, или сюда вернешься, а здесь тебе, падла, не жить...
– Тебе тоже, бля!
– Так вот поэтому, – вдруг спокойнее заговорил Игнатенко, разом понизив голос и изо всех сил стараясь сдержать бешенство, – вот поэтому ты и думай. Ясно?
– Ясно, – постарался взять себя в руки и капитан Терентьев.
– То-то... Время "Ч" запомнил?
– Так точно.
– Постарайся хоть как-то поддержать «Ворону». Я пришлю «грачей»...
– Нет, только не этих. Они раздолбают тут все – и своих, и чужих. Дай «вертушки».
– Хорошо... И думай.
– Понял. Конец связи...
Терентьев, конечно, хорошо понял, чего хотел от него начальник штаба. Наверное, полковник был прав на все сто – обратной дороги из всей этой заварухи, кроме как в омут головой, у них уже не оставалось.
И действовать следовало так же странно и непредсказуемо, как странно и непредсказуемо затягивалась вокруг них смертельная петля событий.
Капитан отдал необходимые распоряжения, подготовил своих ребят к тому, что предстоящий бой будет, конечно, тяжелым, но именно он решит, останется ли хоть кто-то из них в живых. Четко и грамотно он определил задачи чуть ли не каждому бойцу, особенно старательно проинструктировав сержантов – в такой жуткой сече, которая предстояла им через несколько часов, именно сержанты встанут в случае чего на место офицеров. И если младшие командиры не будут знать, что конкретно нужно делать, провал всей операции обеспечен.
Затем Терентьев спустился в свой блиндаж, старательно завесив за собой дверной проем, и, по привычке приложившись к заветной фляжке, снова достал из вещмешка, лежавшего в ящике из-под гранатометных зарядов, маленькую портативную радиостанцию. Пора было начинать действовать...

* * *

Аркан не успел.
Он видел почти весь бой издалека, и, по его оценкам, даже с двумя взводами спецназа здесь ничего нельзя было сделать.
Он не увидел, конечно, подробностей того, как погиб второй взвод, выходивший на связь под позывным «Ворона», на соединение с которым двигались они, «Кукушка». Он лишь наблюдал издалека вздымающиеся в небо клубы огня, дыма и пыли, поднимаемые ежесекундными взрывами в той стороне, откуда пошли в атаку спецназовцы второго взвода.
Но он видел, как погибала застава, а потому мог представить себе, как нашли свою смерть и его друзья.
«Духов» оказалось гораздо больше, чем сообщала разведка. К тому же за неделю блокады бандиты успели профессионально подготовиться – они создали на склонах гор вокруг заставы настоящие укрепления, великолепно оборудовав каждую огневую точку.
Пограничники, ровно в одиннадцать по сигналу командира заставы бросившиеся на склоны при поддержке своих пулеметчиков, были сразу же накрыты шквальным, страшным, смертельным огнем сверху.
Атака захлебнулась в считанные секунды.
Успев покинуть укрытия разгромленной заставы, пограничники оказались на простреливаемой со всех сторон местности и теперь судорожно пытались найти спасение за каждым камнем, в каждой расщелине или яме.
Но укрыться от свинцового ливня, обрушившегося на них сверху, шансов не было.
Расстрел заставы был, пожалуй, пострашнее ночного расстрела взвода Аркана, если вообще можно сравнивать такие вещи...

* * *

– Вашу мать! – Терентьев предполагал, конечно, что атака будет нелегкой, но он и представить себе не мог, насколько плотным окажется огонь «духов» и насколько быстро залягут его бойцы, не в силах сделать больше ни шагу вперед и не в состоянии вернуться назад, в укрытия заставы. – Вперед, в атаку! Встать!
Он сам рванулся вперед, показывая бойцам пример, и кто-то уже бросился за ним, но близкий взрыв гранаты сбил капитана с ног, безжалостно швырнув его на землю.
Несколько секунд он лежал, прислушиваясь к собственным ощущениям – жив ли? цел ли? – затем вскочил, но ребята уже снова залегли, атака захлебнулась, и капитан бросился, укрываясь от огня «духов», за удачно подвернувшийся валун, жестом подзывая к себе радиста.
– Отходим! – крикнул он в свою маленькую переносную полевую радиостанцию, надеясь, что хоть кто-нибудь из сержантов жив и сможет передать приказ своим людям. – Назад, на заставу! В укрытия! Всем назад!
В этот момент рядом с ним тяжело плюхнулся на живот радист. Парень боялся за целость своей аппаратуры, висевшей в ранце у него за спиной, пожалуй, не меньше, чем за собственную жизнь.
Не дожидаясь, пока его подчиненный справится с радиостанцией, капитан сам рванул к себе висевший у радиста на плече микрофон, а другую руку протянул за наушниками.
– "Гнездо", прием! «Кукушка» на связи. Мне нужна помощь. Срочно нужна помощь.
– В чем дело?
– Наша атака отбита. У меня масса «трехсотых» и хватает «двухсотых» (на языке кодированных сообщений «трехсотыми» именовались раненые, «двухсотыми» – те, помочь которым было уже ничем нельзя). Нужна срочная помощь в эвакуации и огневая поддержка.
– Помощи пока не будет, – спокойно ответило «Гнездо» голосом дежурного офицера.
– Как не будет? У нас уже все, конец, ни боеприпасов толком не осталось, ни медикаментов. Мы залегли, не можем пошевелиться даже. Нам срочно нужна помощь. У нас же «трехсотые», а из лекарств только бинты и остались. Вы что?! Срочно помощь давайте! Терпеть здесь больше уже невозможно. Как меня поняли? Прием!
Терентьев испугался не на шутку. Этот спокойный голос штабного связиста не просто настораживал – пугал по-настоящему.
– Ты вот что скажи – у вас может сесть вертолет?
– Может. Вы прикройте его огневыми «вертушками» и садитесь сколько угодно...
– Прорабатываем этот вариант.
– Быстрее!
– Доложите возможность своего немедленного отхода. Как поняли? Прием.
– Я отдал приказ, но смогут ли ребята...
– Не понял.
– Трудно отойти! Нам «трехсотых» надо выволочь и убитых. Нам нужна ваша помощь с воздуха, чтобы мы могли уйти. И где там «Ворона» копается? Нам хотя бы «трехсотых» тяжелых эвакуировать и к вам отправить, а сами мы потом еще продержимся, если на заставу вернемся. Вы нам хоть пару «вертушек» прислали бы!
– "Ворона" сама блокирована.
– Ну вот видите! – Терентьев отлично понимал, в какую переделку попали спецназовцы, спешившие им на помощь, а потому даже обрадовался – ну не бросят же в штабе на съедение «духам» такое множество народа! Должны же они прислать помощь! – Передайте «вертушкам», что мы сможем обозначить для них некоторые цели ракетами...
– Обстановка обсуждается.
– Срочно надо!
– Ладно, ладно, не волнуйся! К тебе пошла уже помощь, жди! «Ворона», как у тебя? Что там? – переключился штабной связист на взвод спецназа, и тотчас же отозвался его командир:
– Бля, залегли на хрен!
– Продолжайте атаковать, помощь вам уже идет. Помогите «Курице».
– Каким хером? У меня у самого уже два «двухсотых» и шесть «трехсотых», ясно?
– Полностью нас прижали, – снова закричал в микрофон Терентьев, перебивая «Ворону»; ясно было, что со стороны спецназа помощи уже никакой не будет. – Из РПГ, из «выстрелов» молотят, минометами. Мы не можем головы поднять. Заставу долбят. Срочно помощь! «Гнездо», помоги, 9 твою мать! Давай Игнатенко на связь, если сам не можешь!
– Я понял тебя, понял, «Курица». Понял и тебя, «Ворона», держитесь, идет помощь.
– По нам прямой наводкой бьют. В упор молотят, прямо с горы, суки.
– С какой стороны огонь?
– Отовсюду, мать их! Справа, метрах в ста, куча гранатометчиков засела, чуть левее – минометы. Мы не можем головы поднять. Где ваша сраная помощь?
– Уже пошли «вертушки», жди, – невозмутимо отвечал штаб, и Терентьев понял, что большего пока от них не добьешься.
Вытащив из-за пазухи заветную фляжку, которую он предусмотрительно сунул под бронежилет перед атакой, он сделал два больших глотка и нервно закурил, пытаясь рассмотреть из своего ненадежного укрытия то, что делалось на поле боя.
Кто-то уже успел отойти к заставе, и ребята пытались организовать там огневую поддержку, работая из пулеметов ДШК по склонам, где засели «духи», но пулеметы быстро накрывались огнем вражеских гранатометов. Казалось, что теперь «духи» сосредоточили основное свое внимание на заставе, давая передышку залегшим на открытом месте пограничникам.
Правда, передышка была весьма относительной – командир заставы не мог даже толком оценить свои потери, не мог сориентироваться, где расположились его бойцы и что они делают. Он не видел ни одного своего сержанта, ни одного офицера, и это обстоятельство его особенно встревожило.
Отшвырнув в сторону только начатую сигарету, капитан Терентьев снова схватил микрофон:
– "Курица" на связи. Срочно нужны «вертушки», все! Мы не можем больше держаться.
– Спокойно, вас понял, – голосом Кашпировского отозвался штаб. – Держитесь, держитесь... Сейчас командование как раз решает...
– Что решает?! – заорал вне себя Терентьев – Сколько можно решать, бля? Ты нам уже полтора часа мозги трахаешь... Вы там уже всех нас похоронили. Какая, бля, помощь?! Ждите, бля, помощь... «Гнездо», ну я прошу тебя, мобилизуй все, слышишь? Позови срочно к рации начштаба!
– Ну не нервничай ты так. Вылетели уже «вертушки» к вам, скоро будут...
– Когда они вылетели, на хрен? Сколько будут лететь, в конце концов? Мы тут уже заманались их ждать. Мы же уже не можем держаться. У тебя «вертушки» уже целый час летят. Я тебе час назад говорил – дайте помощь, вашу мать!
– Продержитесь еще минут двадцать... Ну мужики, ну минут двадцать, не больше...
– Ты что, бля?! Я не понимаю вас.
– Я понял тебя, «Курица», понял. Как у «Вороны» дела?
– Хреново, – отозвался спецназовец. – Тоже молотят прямой наводкой. У меня, между прочим, боеприпасы на исходе, скоро врукопашную на «духов» пойдем. Девять «трехсотых», черт возьми, и еще один «двухсотый».
– Господи, сколько ж вас там осталось?! – удивленно возопило «Гнездо».
– Сам посчитай.
– Понял тебя, понял. Успокойтесь...
Терентьев был опытный боевой офицер, уже много раз участвовавший и в мелких столкновениях с «духами», и в более крупных операциях. Но еще никогда в жизни ему не было так страшно, как теперь.
Как ни странно, но за себя он боялся сейчас меньше всего. Возможно, сказывалась усталость недельной блокады, возможно, это было следствием того разговора с Игнатенко, когда стало понятно, что обратного пути лично у него, у капитана Терентьева, просто нет. Так или иначе, но почему-то собственная судьба его не волновала.
Сейчас он больше всего боялся за ребят.
Нечто ужасное творилось сейчас на этом участке границы – практически сотню или полторы ребят расстреливали в упор, без жалости и сомнений, а они не имели ни малейшего шанса спастись или дать отпор – силы были слишком неравными. Но самое страшное состояло в том, что капитан не в состоянии был понять позицию штаба.
Гибло столько народа, подвергалась разгрому целая застава, пропадало элитное спецподразделение, а начальство и в ус не дуло. По радио пороли натуральную херню: все решают, высылать помощь или нет! Все думают, видите ли, позволить и дальше расстреливать ребят или все же выручать их всеми силами и средствами, какие только есть в распоряжении штаба!
Осознание того, что где-то не слишком близко от этого страшного места в тихом штабе преспокойно сидят несколько человек в таких же погонах, как и у тебя, и, пререкаясь друг с другом, решают твою судьбу и судьбу твоих подчиненных, – осознание этого было просто невыносимо.
Терентьев снова схватил микрофон:
– Вот что: вы меня заманали! Вы такими темпами целый день будете принимать решение. Давайте срочно «вертушки», пусть идут сюда. Мы тогда сможем головы поднять маленько. Как меня поняли? Срочно высылайте «вертушки»!
– Поняли вас хорошо, Капитан понял, что больше уже не может переносить этот спокойный тон. Он сорвался, зарыдав в микрофон, осыпая проклятиями штабных офицеров:
– Суки вы! Что вы там поняли? Мы уже выдохлись, сдохли! Вы вывезете нас всех отсюда ногами вперед. Но вам же не жить потом! Мы вас из-под земли достанем!..
– Успокойся, капитан.
– Я тебе успокоюсь! Давай быстрее «вертушки», гад! Решайте быстрее!
– Все, «вертушки» сейчас подойдут. Все нормально, успокойся, все нормально.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38