– Дело плохо.
– Да. – Она подняла глаза. – Может, придумаешь что-нибудь, чтобы отвлечь меня?
Стюарт облизнул губы.
– Что?
– Люби меня. – Отбросив сдержанность, она мягко толкнула его вниз. Когда он распластался на диване, она упала на него сверху. – Здесь. И сейчас!
– Лаура… Все это так неожиданно… – Он следил за ее пальцами, расстегивавшими ремень на брюках. – По крайней мере, давай перейдем в спальню, там нам будет удоб…
– Нет! – Она уже расстегнула «молнию» и стянула его брюки. – Я хочу заняться любовью прямо здесь, при полном свете. Хочу делать то, что никогда раньше не делала.
У него задергался кадык.
– То есть… что?
– А вот что! – С многозначительной улыбкой она расстегнула свое красное платье и швырнула его на пол.
– Лаура!..
Она улыбнулась, заметив, как нарастает его возбуждение. Пусть он и ханжа, но уже возгорается.
Оставшись лишь в чулках, черном кружевном бра и таких же трусиках, она оседлала его.
– Скачи, ковбой! Скачи сильнее!
Стюарт разомкнул застежку бра. Затем притянул ее ближе и, обхватив сосок ртом, начал втягивать его в себя, тихо постанывая. К сожалению, когда мужчина перешел ко второй груди, он был уже полностью напряжен. А в таком состоянии ему всегда требовалось быстрое удовлетворение, зачастую в ущерб ее ощущениям.
«Нет, только не сегодня», – пронеслось у нее в голове, пока она не торопясь вытягивалась вдоль его тела. Сегодня ей хотелось, чтобы ее любили медленно и нежно. Она мечтала получить утешение в объятиях и ласках, услышать, что все будет хорошо.
– Ты хочешь меня, Стюарт?
– Конечно.
– Как сильно?
– Дай войти в тебя, – Стюарт задыхался, – и я покажу как!
– Не сейчас. – Она начала покусывать ему мочку уха, в то время, как ее руки скользнули вниз.
Покусывание доконало его. Со стоном полунаслаждения-полусожаления он закрыл глаза и погрузился в нее. Она попробовала отодвинуться, но он не отпускал.
– Дрянная девчонка! – бормотал он, входя мощными, быстрыми движениями, а это значило, что теперь он уже не мог остановиться. – Ты специально это сделала, правда? Чтобы заставить меня кончить!
Ее разочарование оказалось так велико, что в какой-то момент она чуть не вырвалась, но он вошел в такой раж, вцепившись в ее груди и шепча страстные безумные слова, что ей не хватило жестокости лишить его наслаждения.
С навыком, приобретенным в последние шесть месяцев, она начала двигаться ему в такт, хотя и не сомневалась, что не шевелись она, никакой разницы он бы не заметил.
Он кончил очень быстро и поступил, как всегда: поцеловал ее в щеку и сказал:
– О-го-го!
С легким вздохом разочарования она положила голову ему на грудь. Может быть, это ее вина. Все эти черные кружева и сексуальные разговоры… Бедняга просто не выдержал.
Ей нравилось, когда ее обнимали, не меньше чем заниматься сексом, поэтому она прижалась к нему сильнее и начала рассказывать о том, как прошел день: от его обнадеживающего начала до того момента, когда Джейн Ньюкомб заявила, что увольняется.
– Если бы я только смогла вывести на чистую воду Малкольма Кендалла, – мечтала она, рисуя пальцами круги вокруг его соска. – История получила бы признание, как шедевр криминальной журналистики, сравнимый с Уотергейтом, и принесла бы нам миллионные тиражи. Тогда «Сентинел» была бы спасена.
Вздохнув, она подождала слов поддержки и ободрения. Но ответом было молчание. Она подняла голову и посмотрела на любимого.
Он спал крепким сном.
Глава 6
Агенту Теда потребовалось всего несколько дней, чтобы организовать выставку его работ в галерее «Люберик». Владелица, бывший директор Музея современного искусства в Нью-Йорке, была польщена возможностью выставить «одного из самых значительных фотографов современности».
Впервые за шестнадцать лет он вновь ступил на техасскую землю.
Сейчас, сидя за рулем черного «БМВ», арендованного в аэропорту, Тед направлялся в сторону отчего дома и с ностальгическим чувством всматривался в знакомые места. Хотя за прошедшие годы в городе многое изменилось, Западная авеню, считавшаяся самым престижным уголком Остина, осталась точно такой, какой она ему запомнилась. Старые величественные особняки все так же утопали в тени великолепных дубов, выставляя напоказ безупречно подстриженные газоны фронтальных двориков, и пусть на смену старомодным «бентли» пришли новенькие сияющие «мерседесы», дух старых денег продолжал витать над этим местом.
Тед свернул к тротуару в конце улицы и припарковался. Дом Кендаллов, двухэтажный, с мансардой, и викторианско-готическом стиле, был построен в конце девятнадцатого века каким-то капитаном из армии конфедератов. В 1903 году прадед Теда, бывший тогда окружным судьей, перекупил его, и с тех нор дом остался их семейным владением.
Все еще не выходя из машины, Тед нащупал сигарету в пачке «Мальборо», лежавшей в нагрудном кармане рубашки, и, глубоко затянувшись, закурил. Его обуревали смешанные чувства. Бывали, конечно, чудесные дни, но их затмевала память о беспрестанных ссорах, обвинениях, огромном количестве угроз, черт бы их подрал. Он вспомнил, как поклялся никогда больше не переступать этот порог, но вот он снова здесь, в том самом месте, где началась его жизнь и где умерла часть его души.
Немного поколебавшись, он выдвинул пепельницу, загасил сигарету и выбрался из машины. Еще до того, как он позвонил в дверь, послышались торопливые шаги внутри дома, и Люсинда, экономка Кендаллов, служившая им более тридцати лет, распахнула дверь настежь.
– Боже мой! – закричала она, раскрыв объятия и прижимая Теда к своей могучей груди. – Это ты! Это и вправду ты!
– Из плоти и крови, Люси.
Разомкнув объятия, она взяла его за руки и осмотрела с головы до пят.
– О, Тедди, я так по тебе скучала!
– Мне тоже тебя недоставало, Люси. Больше, чем ты думаешь.
По ее круглой коричневой щеке покатилась слеза, и она неловко смахнула ее рукой.
– Я так беспокоилась за тебя! Мечешься туда-сюда, увертываясь от пуль… – Она покачала головой. – Это отнюдь не прибавляет здоровья.
– Мы же договорились – я стараюсь беречь себя, а ты не волнуешься.
– Ах, я слишком хорошо тебя знаю, Тедди! Знаю твою неугомонность и любовь к флирту со смертью.
Все еще обнимая Люсинду, он нежно сжал ее плечи.
– А ты все такая же привлекательная, – сказал он, меняя тему. – Твой муж, должно быть, счастливейший из смертных!
Она хохотнула и старым, до боли знакомым жестом взбила густые черные волосы, уже изрядно тронутые сединой.
– Ой, прекрати! – Но он видел, что комплимент доставил ей удовольствие. Затем, посерьезнев, она добавила: – Я так обрадовалась, когда Сандра сказала мне, что ты согласился приехать! – Она тяжело вздохнула. – Бедный твой отец!
– Как он, Люси?
– Иногда в порядке, иногда… – она тряхнула головой, – от одного его вида сердце разрывается на части.
– Он дома?
Она кивнула:
– В библиотеке. Работает над предвыборной речью твоего дяди.
В голосе Теда послышались жесткие нотки.
– В чем дело? Дядя Малкольм не может позволить себе штатного референта?
– Нет, эту речь твой отец собирается произнести сам на заседании торговой палаты в пятницу. Он очень активно участвует в кампании своего брата.
– Сандра мне говорила.
Тед замолчал, все еще не уверенный в том, что готов встретиться с отцом лицом к лицу, но Люсинда положила конец его колебаниям, мягко, но довольно ощутимо подтолкнув его вперед.
– Давай, мальчик, – прошептала она, – самое время!
Дверь в библиотеку была приотворена, и он тихонько открыл ее шире, обежав глазами все помещение, отделанное деревянными панелями, с креслами коричневой кожи, письменным столом из палисандра и книжными полками до потолка, забитыми старыми книгами по юриспруденции. Здесь ничто не изменилось, и это его не удивило. Предельно консервативный, Чарльз Кендалл всегда был против перемен. Этим он руководствовался как в сенате, так и в собственном доме.
Отец стоял у окна, глядя на пустынный задний двор, в былые счастливые времена служивший ареной бесчисленных семейных пикников и футбольных состязаний.
– Привет, папа.
Он так давно не говорил этих слов, что они чуть не застряли у него в горле. Тед увидел, как вздрогнули отцовские плечи, и, кажется, прошла вечность, прежде чем тот обернулся. Когда сын увидел лицо отца, он ужаснулся. Старший Кендалл почти полностью облысел, лицо стало бледным и морщинистым. Не очень крупный мужчина, он всегда казался выше и сильнее, чем был на самом деле, благодаря твердой выправке и стати, которые придавали ему солидности как сенатору штата. Сейчас от былой мощи не осталось и следа. Он выглядел изможденным и постаревшим. Только глаза, вернее, их выражение не изменилось. Темно-васильковые омуты смотрели на Теда, словно на какого-то незнакомца.
«С таким же успехом мы могли бы не видеться и миллион лет вместо шестнадцати», – подумал Тед, но все же выдавил из себя улыбку.
– Люсинда сказала, что я могу найти тебя здесь.
– Что тебе надо?
Голос стал слабее, чем, помнилось Теду, раньше, он был ровен, холоден, абсолютно лишен эмоций. Под тяжелым, неприязненным взглядом Тед снова почувствовал себя десятилетним мальчишкой. Какого черта он дал Сандре уговорить себя?! Ясно, что ему здесь не рады. И никогда не будут.
– Галерея «Люберик» будет экспонировать некоторые из моих работ на следующей неделе, ну и поскольку уж я в городе, то решил заглянуть поприветствовать тебя.
– Зачем?
Тед откашлялся.
– Затем, что хотел узнать, как ты?
– С каких это пор тебя волнует мое здоровье? – спросил Чарльз с интонацией, больше похожей на обвинение, чем на вопрос.
– Меня всегда это волновало. – Он не собирался говорить этого, не хотел обнажать свои чувства перед отцом, боясь, что тот может поглумиться над ними. Но раз уж слова сорвались с языка, дальнейшее показалось не столь уж и невыполнимым. – Нам надо поговорить, папа.
Отец вздернул подбородок, совсем как раньше, и стал похож на прежнего Чарльза.
– Мы сказали друг другу все, что считали нужным, шестнадцать лет назад.
– Нет, не все. – Тед осторожно вошел и остановился в нескольких футах от отца. Вблизи перемены были еще заметнее – темные круги под глазами, глубокие морщины, очертившие рот. – По крайней мере, я надеюсь, что так. – Он принял ледяное молчание Чарльза за обнадеживающий признак. – Я столько хотел рассказать тебе все эти годы, но ты никогда не давал мне такой возможности. Я подумал, что если не просто напишу письмо, а поговорю с тобой лично, то ты выслушаешь меня.
Ничуть не изменив выражения лица, Чарльз отвернулся к окну. Если бы не слово, данное Сандре, Тед тотчас ушел бы. Вместо этого он глубоко вздохнул и медленно сосчитал до пяти, прежде чем заговорить снова:
– Да, я высказал тебе нечто нелицеприятное в день маминых похорон. Я бы хотел извиниться за это, хотя, по правде говоря, я не помню точно тех слов…
Чарльз медленно полуобернулся. Впервые с начала разговора в нем, казалось, появились проблески жизни.
– В таком случае позволь освежить твою память. Твои слова были буквально следующими: «Моя нога в жизни больше не переступит порог этого гребаного дома. Ты – проклятый убийца, и надеюсь, ты будешь гореть в аду». – Чарльз поднял тонкую седую бровь. – Вспомнил?
Все существо Теда пронзила боль, когда давно забытые слова эхом отразились в его мозгу. Неужели Чарльз помнил все это с такой ужасающей ясностью?
– Я страдал в тот день, – пытался защититься Тед. – Мне хотелось заставить кого-нибудь страдать тоже. – Он помолчал. – К тому же я был очень молод.
– А теперь, очевидно, постарев и поумнев, приполз назад вымаливать прощение? Так, что ли?
От этой тирады сын рассвирепел.
– Вряд ли уместно говорить «приполз»…
– Или, может быть, ты узнал, что я болен, и заглянул посмотреть, насколько близок к получению своей доли наследства? – Губы растянулись в тонкой, почти жестокой улыбке. – На этот раз я угадал?
Тед почувствовал, как румянец заливает его щеки.
– Дурацкое предположение! – выпалил он, даже не подумав отрицать, что знает о болезни Чарльза. – Когда это меня волновали твои деньги? Я добился всего сам, папа. Ты бы знал об этом, если бы пожелал проследить за моей карьерой…
Чарльз нетерпеливо взмахнул рукой.
– Если ты пришел сюда хвастаться своими успехами, то попусту теряешь и свое, и мое время. Мне отнюдь не интересны, ни твоя карьера, ни сколько денег ты зарабатываешь или насколько ты знаменит. Я давно прекратил заботиться о тебе.
Самообладание покинуло Теда, уступив место былому негодованию.
– «Заботиться»? – он разразился саркастическим смехом. – Ты никогда не проявлял заботы ни о единой живой душе за всю свою жизнь. Ты всегда был слишком занят разными мероприятиями, встречами с президентами. Тебе никогда не хватало времени на меня, маму и даже на Сандру. Но, конечно, никто об этом не догадывался. Хорошо, папа, у меня для тебя есть новость. Ты не был идеальным, отнюдь!
Глаза Чарльза гневно вспыхнули, и он выпрямился, словно собирался ударить сына.
– Ты, ничтожная, маленькая дрянь! Убирайся вон из моего дома. Пошел прочь, пока я не прибил тебя!
– С удовольствием! – До боли, стиснув кулаки, Тед развернулся и выбежал из комнаты. На лестничной площадке он чуть не сшиб Люсинду.
– Что случилось? – воскликнула та, переводя взгляд с Теда на Кендалла-старшего.
– Спроси у него! – Затем, не оглядываясь, юноша рванулся вниз и выскочил из дома.
Сидя в машине, он вцепился в руль с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Этот сукин сын опять добился своего! Он точно знал, на какую кнопку нажать, чтобы вывести его из равновесия. Этим даром, похоже, обладали все мужчины из рода Кендаллов, включая и его самого.
Тед подождал, пока успокоится дыхание, включил зажигание. Затем, не заметив женщину, наблюдавшую за ним со своего крыльца в доме напротив, тронул машину и направился на запад, в направлении ранчо Джей Би.
На этот раз даже полицейский спецназ не смог бы вернуть его обратно.
По обыкновению с утра Малкольм Кендалл сидел на веранде своего фешенебельного дома на берегу озера в престижном западном районе Остина, наслаждаясь легким завтраком из тостов, свежего апельсинового сока и черного кофе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39