нельзя относиться к собственной жене, как к крепостной крестьянке – понадобилось ему, он и послал ее на барщину. Она не рабыня, чтобы беспрекословно повиноваться! И как он вообще посмел разговаривать с ней в таком тоне?
«А вот не надо было попадаться, – шепнул ей внутренний голос, – теперь сама расхлебывай!»
Надежда Николаевна растерялась – никогда прежде муж не говорил ей таких слов, как сегодня. Она решила использовать последний аргумент:
– А как же ты будешь жить без меня? А как же кот?
Чтобы привлечь кота на свою сторону, Надежда наклонилась, подхватила Бейсика, который как раз проходил мимо, и прижала его к груди. Но подлый котяра ловко вывернулся у нее из рук и спрыгнул на пол, да еще больно цапнул когтями.
«Предатель!» – подумала Надежда.
Видя, что она не кричит, не топает ногами и не бьет посуду, муж смягчился.
– Надя, если ты уж очень не хочешь ехать, то, конечно, заставить тебя я не могу…
– Нет уж, я поеду, – неожиданно для себя процедила Надежда, – поеду и буду там жить! А вы тут как хотите…
– Это ненадолго, всего на две недели! – радостно крикнул муж. – Потом Митькина жена из Крыма вернется, тебя сменит. А там мы все закончим, Митя в отпуск пойдет…
* * *
Митя оказался совсем молодым мужчиной – и тридцати-то нету, а возможно, так показалось Надежде из-за его субтильного сложения. Он бурно благодарил Надежду за помощь, вручил ей огромную сумку с продуктами и сообщил, что тетка Аглая Васильевна ему, собственно говоря, не тетка, а двоюродная бабушка. Она одинока, и он ее единственный родственник. В город ехать старушка ни за что не соглашается, вбила себе в голову мысль, что помрет там.
– И сколько же ей лет? – с подозрением осведомилась Надежда, прикинув, что у тридцатилетнего парня бабушке должно быть уж не меньше семидесяти пяти.
– За восемьдесят, – признался Митя и отвел глаза.
– Она что – в маразме? – Надежда решила отбросить дипломатию и спросить прямо.
– Да не то чтобы… – замялся Митя, – она ходит плохо, многое забывает, конечно, но существовать с ней вполне можно… Там магазин есть в поселке, километра два лесом… Электричество, вода в колонке чистая… Да вы Люсю спросите, соседку, она за теткой ухаживала, если бы не нога сломанная, то мы бы и горя не знали… Я звонил, вас встретят и до места довезут…
– Там мобильники работают? – оживилась Надежда.
– Нет, мобильники там не берут, я в поселок звонил.
После Рощина цивилизация за окнами поезда кончилась, и пошел лес. На положенном расстоянии от путей стояли высоченные ели, которые время от времени сменялись стройными золотистыми соснами. Сосновый бор был совершенно сухим и прозрачным, хотелось ходить по нему в тапочках. Сосны, в свою очередь, сменялись веселыми солнечными полянками, заросшими розовым иван-чаем с непременной компанией березок посредине.
От такой красоты настроение у Надежды улучшилось, она смотрела в окно и представляла свою жизнь на хуторе. На мужа, конечно, она обиделась надолго, а на кота – вообще навсегда, но старуха-то ни в чем не виновата, надо помогать ближнему, и, возможно, это Надежде зачтется потом как доброе дело.
Поселок Васильки оказался предпоследней станцией от конечной, города Выборга. Немногочисленные пассажиры споро выволокли из вагона котомки и сумки на колесиках, поезд залихватски свистнул на прощание и укатил дальше. Надежда поставила прямо на платформу свои сумки и огляделась.
Пассажиры, оживленно переговариваясь, спустились с платформы и направились по широкой дороге к нескольким видневшимся вдали строениям. На противоположной платформе ожидали поезда в город человек семь – две тетки необъятных размеров ели батон, отламывая от него поочередно, старик с рюкзаком и палкой отвернулся, не в силах смотреть на такое обжорство. Надежда очень его понимала. Была там еще бодрая старушенция с ведром черники и сапогами, подвешенными через плечо на веревочке. Двое подростков на велосипедах, а за ними… Надежда помотала головой, потому что увидела что-то очень знакомое… Вон тот мужчина – невысокий, подвижный, со смуглым или очень загорелым лицом, определенно она где-то его видела… Внезапно налетела электричка, от ветра взметнулся песок с насыпи, и когда Надежда проморгалась и вытерла пыльное лицо, она увидела только хвост последнего вагона. На платформе было пусто.
Митя объяснил Надежде, что основной поселок находится от путей справа, ей же нужно перейти железную дорогу и идти налево в лес по тропиночке. Идти надо километр или чуть больше, потом свернуть на просеку, подняться в горку, пройти еще совсем немного, потом спуститься в овраг, перейти через ручей по деревянному мостику, а как поднимешься, то тут и будет хутор – три дома, в одном из которых, с зелеными ставнями, живет Аглая Васильевна.
Но в этом нет необходимости, говорил Митя, ее обязательно встретят. Однако на платформе никого не было, и никто не торопился к Надежде навстречу. Она постояла еще немного, поглядела, как маленькие фигурки ее попутчиков исчезают вдали, пожала плечами и подхватила свои сумки. Нужно было добираться самостоятельно.
Канава у дороги была такая глубокая, что пришлось переносить через нее тяжелые сумки по очереди. Тропиночка была едва заметна, видно, нечасто ею пользовались. Надежда бодро припустила вперед.
Сразу же на нее налетели комары. Комары были удивительно крупные и на редкость злобные. Они садились на голые руки, на лицо и даже пытались прокусить брюки. Отгонять их было затруднительно, поскольку руки были заняты тяжеленными сумками. Надежда мотала головой, как лошадь, и пыталась сдуть нахальных насекомых. Тропинка понемногу забирала вверх, и тут Надежда остановилась, потому что прямо на дороге стояли два огромных ярко-красных мухомора. Они были такие большие и красивые, что производили впечатление ненастоящих – вроде как из мультфильма.
Надежда полюбовалась на красавцев, и тропинка привела ее в лес. Ели были такие высокие, что, задрав голову, никак не разглядеть верхушки. Однако долго стоять на одном месте не было никакой возможности – комары совершенно распоясались, как будто сейчас не август, а самое начало июня.
Через некоторое время Надежда Николаевна почувствовала легкое беспокойство. Тропинка понемногу перешла в лесную дорогу, и, судя по всему, оттопала по ней Надежда уже очень много. А вот будет ли это километр? Давно уже должна была появиться справа просека, и нужно идти в горку, а дорога не кончалась. По сторонам стоял лес – серьезный, темный и густой. Надежде стало неуютно. Вон там под елью виднеется большое отверстие в земле. Это нора, но чья? Да уж точно не заячья и не мышки-норушки. Должно быть, лисья? Но с детства Надежда твердо знала, что лиса всегда делает вход в нору как можно незаметнее, нарочно запутывает, это во всех сказках про хитрую Лису Патрикеевну написано. Ладно, тогда барсук, барсук попроще, как он выглядит, Надежда представляла плохо, у соседки, кажется, когда-то давно была барсучья шапка. На ходу Надежда решила, что с барсуком ей встречаться тоже не хочется, вдруг он обидится за шапку, и как ему объяснить, что Надежда к той шапке отношения не имеет?
Сумки были тяжеленными, особенно та, что дал Митя, с гостинцами для тетки. Если судить по физической усталости, то Надежда отмахала уже километров десять, не меньше.
– Нет, так не пойдет! – сказала она вслух и решительно плюхнула сумки прямо на дорогу. – Что такое километр? Тысяча метров. В метре сто сантиметров, а мой шаг составляет примерно шестьдесят сантиметров, стало быть…
От жары и усталости никак невозможно было в уме тысячу умножить на сто и поделить на шестьдесят. Надежда подобрала прутик и занялась письменными вычислениями прямо на дороге. Получилось, что в километре примерно тысяча шестьсот шестьдесят ее шагов.
– Замечательно, – вздохнула Надежда, – знала бы – считала шаги. И время не засекла, когда через канаву перебиралась.
И когда она окончательно приуныла, послышался шум мотора, и возле нее остановился мотоцикл с коляской. Управлял мотоциклом крепкий красномордый дядька в клетчатой рубашке. Рукава рубашки были закатаны, и видно было, как под кожей, покрытой светлыми волосками, перекатываются мускулы.
– Здрассте! – крикнул дядька, перекрывая шум мотора. – Вы не на хутор идете?
– На хутор, – осторожно ответила Надежда, – а что?
– К Аглае Васильевне? – обрадовался дядька. – Ну так садитесь, подвезу!
– А вы вообще-то кто? – Надежда решила отбросить хорошие манеры, потому что ее очень впечатлили дядькины руки – большие, с лопатообразными ладонями и квадратными ногтями. Лес кругом, никто на помощь не придет, если что…
– А я вообще-то местный участковый, Черенков Николай Иванович, – посуровел дядька, – просили вас встретить и до места довезти. Желаете с документами ознакомиться?
– Да ладно, так поверю… – застеснялась Надежда Николаевна, подхватив сумки.
Участковый в это время внимательно рассматривал ее вычисления на дороге, хмыкнул и подсадил Надежду в коляску. Сумку пришлось пристроить перед собой, так что когда Надежда сумела что-то разглядеть, оказалось, что они едут совсем не туда. Не было просеки, и овражка тоже не было, был довольно широкий проселок, и поле, вдали виднелись какие-то подозрительные строения. Надежда забеспокоилась, что зря она не посмотрела в удостоверение, потом решила, что сейчас любой документ можно подделать, простой человек с ходу не определит.
– Там мотоцикл не пройдет! – крикнул участковый, повернув голову. – Мы в обход!
У Надежды отлегло от сердца.
И правда, вскоре свернули на другую дорогу, поуже, потом мотоцикл запрыгал по корням и кочкам, и вот среди леса показался большой дом с зелеными ставнями.
Николай Иванович высадил Надежду перед калиткой. Сам он вкатил мотоцикл в широко распахнутые ворота, которые вели, собственно, к тому же дому. Дом был большой, старый и несуразный, как помесь бульдога с носорогом. Видно было, что на протяжении его долгой жизни к этому дому много раз пристраивали какие-то терраски, крылечки и верандочки, а то и просто чуланчики. Трудно даже было сказать, сколько в этом доме этажей – с одной стороны вроде бы два, с другой – полтора, а с самого краю и вовсе один. Входа было два – один в левом крыле, куда направлялся Николай Иванович, второй – справа, напротив той калитки, в которую вошла Надежда.
От калитки к крытому крыльцу вела едва заметная тропинка, проложенная среди густой высокой травы. Поскольку другого пути видно не было, Надежда Николаевна решительно зашагала по этой тропинке. Попутно она оглядывалась по сторонам, изучая место своего временного заточения.
К несуразному дому примыкал такой же несуразный участок. Большая его часть заросла, как уже сказано, высокой травой, бурьяном и лопухами. Лопухи были знатные – каждый лист со слоновье ухо.
Среди этих зарослей кое-где проглядывали захиревшие кусты черной и красной смородины, явно проигрывавшие лопухам битву за место под солнцем, да несколько кривых хилых яблонь, прежде знавших лучшие времена. Между двумя яблонями была натянута веревка с сохнущим бельем.
Зато вокруг участка возвышались могучие ели с освещенными солнцем верхушками. Дальше простирался темный бескрайний лес – тот самый, где, по словам Мити, было полным-полно грибов и ягод.
«Однако в одиночку в такой лес идти страшновато, – подумала Надежда, – заплутать в нем ничего не стоит…»
– Здравствуй, милая! – донесся до нее с крылечка жизнерадостный голос. – Как доехала?
Надежда повернулась на голос и разглядела крупную внушительную старуху, которая сидела на крыльце в массивном деревянном кресле с высокой прямой спинкой. Старуха и сама была высокая и прямая – по крайней мере в сидячем положении.
– Здравствуйте, Аглая Васильевна! – отозвалась Надежда и подумала, что Митина тетка, по первому впечатлению, вроде бы не в маразме и даже вполне контактна.
– Как детки? – продолжала хозяйка. – Как Витенька?
– Какие детки? – опешила Надежда. – Какой Витенька?
– Ты ведь Таня? – Старуха приложила руку козырьком и вгляделась в гостью. – Или ты Маша?
– Я Надя, – сообщила Надежда Николаевна, резко меняя суждение о вменяемости старухи. – Меня прислал Митя… я у вас поживу… буду вам помогать…
– А, ты не Маша? – сообразила старуха. – Я знаю, ты Клава! Здравствуй, Клавочка!
– Я не Клава! – Надежда повысила голос: – И не Маша, и не Таня. Я Надя! Надежда!
– Заходи, Клавочка, сейчас будем чай пить! – пригласила ее Аглая Васильевна. – С сушками!
– Все равно ты ее не переубедишь, – раздался сбоку женский голос, – у нее все Клавы. Меня она тоже Клавой зовет.
Надежда обернулась и увидела румяную женщину лет сорока или около того, в длинной цветастой турецкой юбке и зеленой трикотажной кофте, обтягивающей внушительный бюст. Судя по всему, эта особа приоделась по случаю приезда Николая Ивановича, который умывался возле второго входа в дом, плеская на себя воду из умывальника и радостно фыркая.
– Я Люся вообще-то, – сообщила женщина. – Это я за ней приглядывала, да, видишь, ногу сломала…
Только сейчас Надежда разглядела, что ее собеседница опирается на металлический костылик, а из-под юбки выглядывает запеленутая в гипс нога. Собственно, стало понятно и назначение такой длинной юбки – она прикрывала следы временного увечья.
Надежда поймала выразительный взгляд Люськи, брошенный на мужчину возле умывальника, и все поняла. Да и что тут хитрого-то, все ясно…
– Так-то я хожу нормально, но со старухой управляться не могу, – с сожалением сообщила Люся, которая, видимо, лишилась дополнительного заработка. – Если чего понадобится, ты у меня спрашивай. Помогу по-соседски…
Тут ее окликнул Николай Иванович, и Люся, несмотря на перелом, упорхнула удивительно проворно.
А Надежда Николаевна поднялась на крыльцо, с облегчением поставила на пол сумку и пригляделась к старухе.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5