— А сюда он в последнее время не наведывался?
Михаил Петрович помрачнел, понял, куда милиционер клонит, но Антонина опять не дала ему ответить:
— Ой, да он сюда последний раз в июле приезжал, когда Сталины не было. Михаила в гости приглашал, там у меня, говорит, озеро большое, рыбалка очень хорошая. А Сталина потом шухер подняла. Кричит — обокрали! — а это Федор Тимофеевич кровати взял старые железные да плиту газовую.
Молодые парни оживились:
— Так у вас, стало быть, и адрес его имеется?
— Есть, а как же, сейчас принесу.
Михаил Петрович только скрипнул зубами. Антонина принесла бумажку с адресом, потом фыркнула:
— Ой, Миша, а помнишь, Федор Тимофеевич рассказывал, как она к нему в деревню приперлась? Где уж она адрес достала, видит Бог, не у нас, я бы ей ни за что не дала, только приперлась она и стала калитку открывать. А он как раз в огороде копался, говорит, как увидел ее, так и обалдел, думал, мерещится все. А у него собака непривязанная по двору бегала. Собака видит — баба незнакомая прется, она и давай лаять, и даже плащ у Сталины немножко порвала. А Федор-то стоит столбом и даже собаке крикнуть не может. Так Сталина рассвирепела, побежала в сельсовет жаловаться, что Федор на нее собаку натравил и в морду дал, и чтобы ей в сельсовете по этому поводу справку предоставили. Ну там, в сельсовете, народ простой, ее быстро подальше послали, так и уехала ни с чем.
Наконец милиция собралась уходить. Михаил Петрович проводил их до калитки и вернулся в дом, кипя от злости.
— Ну ты, балаболка, ты за что же это хорошего человека под монастырь подвела!
Антонина посмотрела на него совершенно спокойно.
— Что ты, Миша, это ему нисколько не повредит, а только поможет. Вот ты сам посуди, начнет милиция разбираться, людей расспрашивать, все сразу скажут, что она с мужем разводилась и имущество делила, опять же суды эти. И первым делом на Федора подумают. А если рассказать побольше, как она ну буквально со всеми ссорилась, и по пустякам даже, как все ее ненавидели, а не только один Федор, так и пусть себе милиция расследует и каждого проверяет.
— Ну это уж ты хватила! Думаешь, милиция, да и вообще кто-нибудь поверит, что Зинаида Павловна ее прирезала из-за парника или Савушкины из-за котов?
— Нет, конечно, нет. Но пока разбираться будут, время пройдет, что-то еще может выясниться, и Федор как-нибудь отобьется.
— А как ты думаешь, Антонина, может, это он все-таки? Ну довела она его!
Антонина посмотрела твердо:
— И думать не смей! Чтобы такой человек приличный на мокрое дело пошел? Никогда не поверю! И вообще, Миша, ложись-ка ты, поспи хоть немного, а то с утра председатель приедет да родственники Сталинины, отдохнуть тебе не дадут.
Михаил Петрович долго лежал без сна.
Пожалуй, права Антонина, ишь как толково все объяснила. А ведь он никогда не замечал у нее умения логически мыслить.
Водка, что ли, влияет на ее умственные способности?
* * *
— Все, педсовет закончен, а вы, Алла Константиновна, останьтесь.
Завуч Алла Константиновна подавила вздох и украдкой взглянула на часы. Господи, сколько можно, восьмой час уже! Дома дети не ухожены, муж с работы вернулся, сидит голодный, сам ни за что не разогреет, опять будет скандал. И тетрадей на завтра проверять целую кучу, сумка неподъемная.
И что еще тут разговаривать, четыре часа заседали, ведь все уже обсудили. Но она знала, о чем директриса будет с ней говорить, и настроение ее испортилось еще больше.
И, разумеется, предчувствия ее не обманули. Они прошли в директорский кабинет, директор Тамара Алексеевна села за свой абсолютно чистый полированный стол. Алла хотела было опуститься в мягкое кресло, не зря ведь эту мебель покупали, но директриса сухо кивнула ей на стул с жесткой спинкой.
— Алла Константиновна, что у вас с Мамаевым?
Спокойный тон директрисы ничуть не обманул Аллу, она приготовилась к долгой изнуряющей битве.
— Тамара Алексеевна, Мамаев груб, патологически ленив, очень агрессивен и абсолютно неуправляем. Мало того, что он не успевает по всем предметам, он еще мешает учителям вести уроки и тянет за собой весь класс.
— Однако почему-то только вы в этой четверти поставили ему два, а остальные учителя считают, что по их предметам у него твердое три.
«А по моему предмету у него всегда будет твердое два! — подумала Алла. — А остальные учителя тоже поставили бы ему двойки, только боятся директора. И конечно, я тоже выставлю ему тройку, потому что бороться с тобой у меня больше нет сил».
Тем не менее она решилась на последний шаг.
— Тамара Алексеевна, Мамаева надо убирать из школы, иначе мы потом не сумеем справиться с классом.
— Что? После того, как его родители столько сделали для школы?
Как мило, она даже не скрывает, что принимает детей за деньги!
— Тамара Алексеевна, у вас устарелые понятия о жизни, спонсорская помощь сейчас вполне официальная вещь.
— Я не против спонсорской помощи, я против того, что в сочинение по «Евгению Онегину» дети вставляют матерные слова, а про Печорина и Грушницкого пишут, что после того, как они забили стрелочку у обрыва, у них произошла разборка, после чего Печорин Грушницкого замочил. Не убил на дуэли, не лишил жизни, а коротко и ясно: замочил! А ведь Мамаев только так и выражается, а остальные за ним тянутся. Ведь он Диму Козырева побил за то, что тот ему списывать не давал.
— А Козырев у меня в кабинете сказал, что сам упал.
— Еще бы он другое сказал, этого Мамаева все боятся! Тамара Алексеевна, я вам серьезно говорю: у нас экспериментальная школа, мы добиваемся статуса гимназии, мы же на олимпиады должны выходить, на конкурсы, мы должны детей принимать по способностям, а не по спонсорской помощи!
— А кто нам тогда компьютерный класс организует? Ведь за компьютерами будущее.
Дети должны заниматься этим по-новому.
— А литературой дети должны заниматься по-прежнему! Ведь уходят, после девятого класса многие уходят в серьезные школы…
Тут Алла заметила, что директриса смотрит на нее абсолютно пустыми глазами, и замолчала.
— Вот что, Алла Константиновна, вы — заведующий учебной частью, вот и учите детей, организуйте правильный педпроцесс.
Педпроцесс, да что ты вообще понимаешь в педагогике? Образование у тебя высшее техническое, металлург ты по профессии, а дети-то тут при чем? По специальности работать не захотела, пришла в школу домоводство преподавать. Работала себе помаленьку, потом директор на пенсию вышел, стали думать, кого назначить? У всех семья, дети, никто не захотел дополнительный хомут на шею вешать, а у Тамары Алексеевны ни мужа, ни детей, может себя полностью посвятить школе. Вот в РОНО и утвердили. Это ж кому рассказать — директор школы преподает домоводство!
И ладно бы учила девочек, как дом вести, семейный бюджет планировать, мужу обед сготовить, ребенку носочки связать. Так нет, то у нее макраме, то фриволите, то вышивание гладью. А то еще квилт какой-то выдумала, одеяла из лоскутков шить. Для показухи, конечно, красивое покрывало сделали, в учительской висит. Так сколько трудились бедные девчонки! С уроков их директриса снимала, у нее, у Аллы, часов шесть отобрала русского и литературы.
А еще про педпроцесс рассуждает, да она из педагогики только одну фамилию знает — Макаренко, в детстве книжку прочитала, «Флаги на башнях». А Януш Корчак — это у нее герой замечательного сериала времен ее юности — «Четыре танкиста и собака», а Песталоцци — это такие итальянские макароны…
Алла встала.
— Простите, Тамара Алексеевна, мне пора домой, дети ждут.
Она без разрешения направилась к двери.
— Алла Константиновна! — В директорском голосе послышалось шипение кобры перед прыжком. — Я не давала вам разрешения уходить. И давайте договоримся раз и навсегда: личное не должно мешать работе.
И запомните: ни мне лично, ни школе нашей не нужен безответственный преподаватель, который способен бросить детей, прервать урок и помчаться в неизвестном направлении, никому ничего не сообщив!
Сволочь какая! Это она напоминает про тот случай, когда Алле позвонили из больницы. Младший сын сломал руку, и Алла, потеряв голову, помчалась туда на такси. Но не правда, что она никого не предупредила, у географички было окно, она и посидела с брошенным классом. Господи, ну как можно объяснить это женщине, не имеющей детей, она никогда не поймет.
— Алла Константиновна, к завтрашнему дню вы должны решить насчет Мамаева.
Алла не ответила. В дверях она столкнулась с нянечкой тетей Полей.
— Тамара Алексеевна, вы долго еще?
— Посижу пока.
Тетя Поля шла с Аллой вниз, чтобы открыть двери и ворчала:
— Вот сидит и сидит, никуда не торопится и приходит раньше всех, а что людям домой надо, так ей наплевать…
Уже в дверях Алла спохватилась:
— Ой, тетя Полечка. Я же забыла совсем.
У нее завтра день рождения, там в кладовке розы, двадцать пять штук, в тазу лежат. Вы завтра пораньше придете, так уж поставьте ей в кабинет, а то неудобно, люди покупали, да и обида будет, если не поздравим.
— Ладно, ладно, все сделаю, не забуду.
— Вот спасибо, до завтра. — И Алла побежала к трамвайной остановке.
Тетя Поля пошла проверить розы, убедилась, что все в порядке, воды достаточно, и отправилась на свое место у раздевалки, по дороге поглядев на часы.
— Ох, девятый час уже, пойду-ка, потороплю ее, а то на «Санта-Барбару» не успею.
Однако когда она подошла к кабинету, то увидела, что дверь заперта и свет не горит.
— Надо же, ушла уже, у нее ведь от входной двери ключ свой. Наверное, пока я в кладовке была, она и проскочила. А я тут сижу, ее жду.
Тетя Поля быстро оделась, аккуратно заперла все двери, обошла здание школы, занесла ключи в квартиру завхозу и бойко пошлепала по лужам к дому.
Алла открыла дверь своим ключом. Так и есть: муж в комнате дуется. А у мальчишек визжит компьютер, опять играют вместо домашнего задания.
— Ребята, я пришла.
Муж рывком соскочил с дивана.
— А попозже ты не могла прийти? Знаешь ведь, какая у меня сейчас работа, чуть живой прихожу, а тебя вечно нет.
— Но, Олег, у нас педсовет был, а потом Тамара меня задержала.
— И опять мордой об стол возила? Ну что молчишь, я же знаю, что это так, по тебе видно. Слушай, тебе что, удовольствие доставляет, когда об тебя ноги вытирают?
— Олежек, я не могу без школы.
— А я не могу больше так жить! В общем, выбирай: либо я, либо школа.
Алла молча ушла в ванную. Конечно, он это не всерьез, он ее любит, и детей тоже.
А сейчас просто голодный и устал, чего не скажет в сердцах голодный мужчина? Однако раньше он никогда так не говорил, даже когда очень ссорились. А если он действительно поставит ее перед выбором, что делать?
— Господи, за что мне все это? — Алла прижалась лбом к зеркалу и горько заплакала.
* * *
Наутро тетя Поля постучалась в квартиру завхоза в полвосьмого утра.
— Ты чего это так рано, теть Поля?
— А забыл? Сегодня же у нашей день рождения. Надо розы в кабинет загодя поставить.
— Ну иди, я тоже сейчас подойду.
Взяв охапку роз, тетя Поля поднялась по лестнице, открыла директорский кабинет, поставила цветы в большую хрустальную вазу и оглянулась в поисках графина с водой.
Однако на обычном месте, на тумбочке, графина не оказалось. Тетя Поля поискала глазами и вдруг похолодела.
Из-за письменного стола торчали ноги в знакомых туфлях. Ноги самой тети Поли стали ватными, но она все же подошла поближе. Между письменным столом и книжным шкафом лежала директриса Тамара Алексеевна, глядя в потолок остекленевшими глазами. В груди у нее торчал нож, к ножу был приколот клочок бумаги, а на животе лежала темно-красная роза, и капельки воды из разбившегося графина блестели на ней, как бриллианты.
— Тетя Поля, ты здесь? — Это завхоз шел с пылесосом.
Тетя Поля, стараясь не поворачиваться спиной, выползла из кабинета. Увидев ее лицо, завхоз выронил пылесос.
— Семеныч, Тамара-то наша — того, каюк. — Тетя Поля выразительно махнула рукой.
— Чего? Может, жива еще? Пойдем, поглядим.
Выпихивая друг друга вперед, они вошли в кабинет и наклонились на телом. Клочок бумаги оказался запиской, где жирным черным фломастером было нацарапано: «С днем рождения!».
Завхоз вздрогнул, тетя Поля почему-то перекрестилась.
— Семеныч, не трогай тут ничего.
— Сам знаю, не маленький. Звонить надо в милицию и в «скорую».
— Какая уж тут «скорая»?
С директорского телефона они позвонить не решились, пошли в учительскую.
В милиции велели «скорую» все же вызвать, а кабинет закрыть и никого не пускать.
Медики приехали раньше, врач констатировал смерть и уехал. К этому времени подошли учителя и некоторые из учеников, самые дисциплинированные. Тетя Поля перехватила Аллу Константиновну в раздевалке и вкратце сообщила ей о событиях. Алла сначала вскрикнула, побледнела, но потом взяла себя в руки. Приехала милиция и выгнала всех из коридора второго этажа, где находился директорский кабинет. Посовещавшись с завучем младших классов, Алла решила старших учеников распустить, а маленьких отправить на экскурсию. С завтрашним днем проблемы не было, потому что сегодня была пятница, а по субботам учатся только старшие классы.
Милицейская бригада в составе трех человек развернулась вовсю. Врач осматривал тело, эксперт колдовал над замком и разбитым графином на предмет отпечатков, опер снимал показания с работников школы.
Начал он с тети Поли и завхоза Ивана Семеновича, но начал неудачно, тетю Полю назвал бабулей, чего делать было нельзя ни в коем случае, ибо тетя Поля, имевшая не только внуков, но и одного правнука, старухой себя не считала и на «бабулю» очень обиделась. Поэтому она замкнулась в гордом молчании, и, кроме фразы «Я вошла, а она лежит», опер ничего не добился.
Иван Семенович тоже был немногословен. Тетя Поля принесла ему ключ в полдевятого, он поужинал под «Санта-Барбару», после десяти вышел на улицу, осмотрел все двери снаружи, замки были в порядке, а на окнах первого этажа у них решетки, так что на них смотреть. Потом в одиннадцать завхоз посмотрел «Вести» и лег спать, и спал до полвосьмого утра и никакого шума ночью не слышал.
1 2 3 4 5