— Не имеет значения, где я держу вещи. Эго мой дом!
— Только временно. Разве я не упомянул, что все дома в Эренити — моя собственность, так же, как и земля?
Джеки рассмеялась. Только Монтгомери мог таким бесцеремонным тоном сказать, что владеет городом.
— Так, значит, ты получил эти дома в свой двадцать первый день рождения?
Она так пошутила, но по тому, как Вильям покраснел, она сообразила, что не ошиблась, и развеселилась.
— Всякий другой человек на земле просил бы подарить ему путешествие вокруг земного шара или дворец, или даже бриллиантовое ожерелье, а что просит мой прочный, как скала, всегда наперед рассчитывающий Вильям? Город призраков! Разрушенный, ничего не стоящий старый город, который люди бросили, когда город еще жил. Что же заставило тебя просить о таком подарке?
Он напряженно взглянул на нее:
— Я мог построить здесь летное поле.
Ответ был простой, а сказано было много. Он говорил, что всегда все планировал: и городок, и аэрополе было для нее приманкой. Несмотря на то, что она была замужем за другим мужчиной и не имела намерения возвращаться в свой родной городок, Вильям планировал привезти ее обратно. Как это он тогда сказал? Что, если план достаточно проработан, можно добиться, чтобы произошла счастливая случайность. Не потому ли она сейчас здесь, что он хотел ее так сильно и планировал так тщательно, что она вернулась?
Она смеялась над ним, но это сработало, и она почувствовала себя польщенной. Чарли никогда не завоевывал ее: у него всегда было чувство, что он облагодетельствовал ее, увозя из ничтожного Ченд-лера. Он позволял Джеки завоевывать его с помощью работы, работы и работы. И вот перед ней теперь был мужчина, который провел целые годы, обдумывая, как завоевать ее.
— Свою ценность я узнала благодаря тебе, — сказала она ласково. — Я почувствовала себя так, как будто я — драгоценность.
— Ты и есть драгоценность.
В его голосе прозвучала такая искренность, что Джеки смутилась.
— Благодарю тебя, — еле слышно прошептала она.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Это просто рай, думала Джеки, это как сделать одну за другой пятнадцать «бочек», это так же хорошо, как сама жизнь. Она лежала на своей хорошенькой кушетке, занятая лучшим, что можно вообразить: слушала радиопрограмму, включенную Вильямом. На самом же деле она наблюдала, как он начищает свою и ее обувь, целую гору футовой высоты. Он ворчал на нее, а она ненавидела его за мужскую самонадеянность, но, может, и ей неплохо открыть корзину для рукоделия и взять ножницы вместо пассатижей. И, наверное, будет неплохо надеть сияющую обувь…
За окном дождь, Вильям затопил камин, изгнав из дома холодный ночной горный воздух. Он же настоял на том, чтобы Джеки прилегла на кушетке, накрыл ее теплым одеялом, и теперь ей ничего не остается, как тихо лежать и слушать радио. И наблюдать за ним, подумала она. Кто бы мог подумать, что вид мужчины, делающего что-то очень домашнее — вроде чистки обуви — будет так ее волновать? Но это простое занятие заставляло ее больше думать о любви, чем его поцелуи. А ведь Джеки точно известно, что не на страсти основан хороший брак… Ведь, если что-то нужно смонтировать, один из вас должен читать инструкцию, пока другой собирает. Джеки всегда казалось, что мужчины не любят получать от женщины вообще какие-нибудь распоряжения. Эти мелкие споры могут испортить вечернее и послеобеденное время.
Джеки твердо знала, что влюбленные должны уметь сосуществовать день за днем, чтобы иметь возможность жить в мире и гармонии.
Вот это и было ее трудностью в отношениях с Вильямом. С ним было чрезвычайно легко жить, если забыть эту его глупую идею все планировать, а также требование, чтобы она клала вещи туда, куда положено — по его мнению. С ним было легко жить — каждый день, день за днем. Когда он был голоден, он не высматривал, где ближайшая женщина, которая приготовит ему горячую еду, как будто для нее это выделение желез — вроде грудного молока. Он не ждал, что она все на свете для него сделает. Вот сейчас он полирует Джеки туфли, а она делала это за свою жизнь всего лишь пару раз. В конце концов, кому было замечать, чищены ее туфли или нет? Другим пилотам? Чарли? Аэропланам?
Его голос вывел ее из задумчивости.
— Джеки, — сказал он, и кротость в его голосе немедленно заставила ее броситься к оружию. Голос прозвучал так, будто он сделал что-то, что не должен был делать, или же собирался сделать то, что делать не должен.
— Да? — откликнулась она тоже невинно.
— Приводя в порядок твой стол, я нашел нечто очень интересное.
— Ну и что же это было? Ножницы, выступившие из шеренги на полдюйма?
Он не обратил внимания на ее насмешку, так что она поняла, что он поймал довольно крупную рыбу.
— Я нашел письмо из журнала, в котором тебя просят написать для них что-нибудь о полетах.
— А-а, — протянула она, пытаясь придумать, как его перевести на другую тему. Но она знала, что его главная цель — вставить ее имя в книги по истории и, раз он не может сделать ее победительницей гонок, может, он преуспеет в превращении ее в писательницу.
— Я думаю, что это великолепная идея, — продолжал он кротко, — все, что ты знаешь об аэропланах — бесценно. Ты можешь помочь новому поколению молодых женщин научиться летать, приохотив к этому через чтение. Ты можешь поделиться своим мастерством и вдохновить целую нацию.
— Да, правда, если я сделала бы это, у меня не было бы нужды снова садиться в аэроплан. Тогда я могла бы отрастить крылья и лететь прямо на небеса.
Снова он проигнорировал ее замечание.
— Посмотри на это.
Журнал прислал статью как образец: Найте Стинсон, летающая машинистка, рассказывает о своем первом полете. Просматривая статью, он насмешливо фыркнул.
— Летающая машинистка, между прочим. А ты — истинный пилот.
— К твоему сведению, Найте — моя подруга, и пилот замечательный. — Ее голос прозвучал немного враждебно, как будто она была готова сражаться за свою подругу.
— Извините меня, я не хотел тебя обидеть. Прости, если мне случается подумать, что ты лучший пилот на свете — среди мужчин и женщин. Даже архангел Гавриил завидует твоим полетам.
Когда она взглянула на него, он улыбнулся ей так, что она поняла — он ей отплатил.
— Почему же ты не хочешь попробовать писать?
С беспомощной улыбкой она подняла забинтованную руку, показав ему, что такая задача ей непосильна. Вильям моментально схватил перо и бумагу.
— Расскажи, о чем тебе хотелось бы поведать, я это запишу.
— Полеты развлекают, поэтому мне это нравится. Вы тоже должны это испытать.
— Посерьезнее, Джеки. У тебя должно быть нечто, что ты хотела бы сказать миллионам молодых женщин, интересующимся, как стать пилотом.
Она подумала немного, потом засмеялась.
— Кое-что я могу сказать миру. У тебя ручка наготове?
С удовлетворенной улыбкой Вильям начал писать:
— Если женщина занимала когда-нибудь нижайшую ступень на социальной лестнице, она останется на ней до конца жизни, невзирая на то, чего потом достигнет. Даже если ей случится стать президентом Вселенной, люди скажут: «Мисс Джоунс, прежде секретарь, сейчас президент Вселенной». Сложность в том, что она подпрыгнула выше себя, ибо в глубине души мы все осознаем, что мисс Джоунс на самом деле только секретарь в приемной. С другой стороны, если мужчина сделается президентом Вселенной, люди говорят: «Мистер Джоунс, который раньше трудился в почтовой конторе, сейчас управляет Вселенной». Сложность в том, что этот мистер Джоунс слишком великолепен, чтобы занимать такое низкое положение. Различие между ними в том, что мисс Джоунс — это секретарь, претендующий быть мировым лидером, а мистер Джоунс — это мировой лидер в процессе развития, даже когда он сортирует почту.
Еще до того, как она закончила первое предложение, Вильям отложил ручку и перестал писать. Полностью закончив свое заявление, она самодовольно засмеялась. Ей не хотелось писать статьи, похожие на засахаренные, пахнущие фиалками вещи, пытаясь убедить молодых женщин идти в авиацию. Чтобы летать на самолете, женщине нужно быть самоуверенной, потому что мир авиации очень грубый. Нужно очень жестко конкурировать с мужчинами, полагающими, что вас ждет неудача уже потому, что вы женщина, а кроме того, по их мнению, вы обязательно должны быть не сообразительны и некомпетентны.
— О чем ты сейчас думаешь? — спросила она невинно.
— То о чем я думаю, не подойдет для этого журнала. Ладно, я хочу есть. Пойдем спорить, кто будет нарезать тебе еду. Мне нравится путь, ведущий меня к победе.
Его помощь на кухне она приняла со смехом.
Когда Джеки проснулась на следующий день, у нее было ощущение радости бытия. Она была еще нездорова, ведь так? Ну, ладно, точнее — не совсем здорова, но все-таки в той мере, что не должна принимать решение об уходе Вильяма. Когда она выздоровеет, он, конечно, должен уйти, но сейчас можно отложить это решение. Он ее друг, и он ей помогает. Вот и все, что их связывает.
Какое изумительное воскресное утро! Вильям приготовил пироги с черникой, пропитав их маслом с сиропом; она оба хохотали, как дети. Странно все-таки, как по-детски могут вести себя двое взрослых, когда их никто не видит. Все, что они говорили, казалось им или очень остроумным, или смешным. Она не помнила, чтобы они столько хохотали, даже когда были детьми. Джеки всегда рассматривала жизнь как вызов, где что-то завоевывают, а Вильям, видно, считал, что Джеки — его вызов. Что бы ни было в прошлом, настоящее было другим: вместе им было легко и весело.
После завтрака Вильям мыл посуду, а Джеки, изображая великое страдание от боли, которой не было, вытирала. Когда посуда была чистая, они пошли в столовую, где Вильям предложил читать ей комиксы из газеты. Совершенно естественно, что она должна была сидеть в кольце его рук, чтобы можно было разглядывать картинки, а как еще сидеть? Вот она и ела яблоко, откусывая с ним по очереди — раз она, раз он. В общем, сцена из рая.
Звук рожка и шуршание гравия приближающейся машины вызвали на лице Джеки выражение ужаса.
— Это Терри, — сказала она в страхе, как будто это самое ужасное, что могло случиться. В следующую секунду она отбросила руку Вильяма и встала, в суматохе пытаясь прибрать комнату. Казалось, всюду бросаются в глаза признаки совместного проживания с Вильямом, и она судорожно пыталась уничтожить все следы.
— Что с тобой произошло? — спросил он, не двигаясь с кушетки.
— Это Терри, — повторила она снова, как будто эти слова все объясняют. У большого кресла стояли домашние туфли Вильяма. Его рубашка с оторванным карманом свисала из ее корзины для шитья: она обещала ее зашить, когда заживет рука. Его плащ висел на вешалке у двери.
В суматохе она пыталась все это собрать, но ее руки уже были заняты — она искала место, куда все это можно спрятать. Что, если у Терри появится причина заглянуть в кладовку? Джеки двинулась в спальню, потом остановилась. Это было последнее место, где можно прятать вещи Вильяма.
Неслышно перед ней появился Вильям и взял вещи из рук.
— Я уберу их, — сказал он спокойно.
В его тоне было что-то такое, что ей не хотелось бы слышать. Без сомнения, она задела его чувства, но сейчас она об этом не могла думать. Об объяснении с ним она должна беспокоиться позже.
— Терри не должна видеть, что со мной здесь живет мужчина, — сказала она, пытаясь прикрыть ложью свои действия. Но один-единственный взгляд в глаза Вильяма сказал ей, что он ей не поверил. Он понял, что она смущена присутствием мужских вещей в ее столовой только потому, что это вещи «неподходящего» мужчины, молодого человека. Более того — не такого мужчины, которого она с гордостью представила бы своим друзьям.
Пока Джеки искала еще какие-нибудь следы присутствия Вильяма, она старалась не думать, что делает. Позже она убеждала себя (и Вильяма), что она только старалась защитить свою репутацию.
Она взглянула на него, нагруженного вещами:
— Может быть, ты… — начала она.
— Конечно, — ответил он, повернулся и пошел по лестнице наверх.
Она хотела его позвать, но остановилась, услышав громкий стук в дверь. Она повернулась и пошла открывать.
— Чем, в самом деле, ты занимаешься? — спросила Терри, — я стучала четыре раза. Только сегодня утром я услышала о несчастном случае с тобой. Почему ты не позвонила? Может, я смогла бы приехать ухаживать за тобой.
— Как мило, что ты предлагаешь помощь, но я уже здорова. В самом деле…
— А мне сказали, что это не так.
Терри вошла после Джеки и осмотрела комнату. На взгляд Джеки, улик пребывания другого человека не было, но комната неуловимо изменилась: меньше беспорядка и больше аккуратности.
— Что-то происходит, — сказала Терри, повернувшись и пристально вглядываясь в подругу. — Что происходит?
— Ничего, — ответила Джеки, но должна была прочистить горло в середине слова: даже на собственный слух прозвучал так, как будто она лжет.
— Мм… — протянула Терри, совершенно неудовлетворенная. Так что ты делала эту неделю?
Как будто обессилев (что было на самом деле), Терри прямо упала в большое низкое кресло. Ее муж на этой неделе потерял еще одну работу, и у них было сражение. «Работа — это же не связка ключей, — кричала она на него, — ты не мог ее потерять без причины. Что ты натворил?» Что потом случилось, лучше не вспоминать. Только несчастный случай с Джеки дал возможность Терри уехать из дома сегодня.
Но ей не хотелось говорить о своей жизни, она ни думать, ни говорить о ней не хотела. У Джеки захватывающая жизнь, у Джеки есть все, что может быть хорошего в жизни, все, что должен иметь человек.
Усаживаясь поудобнее, Терри засунула руку под подушку кресла и — как малышка Джек Хорнер — вытянула лакомство в виде мужского носка.
С носком в руке она выглядела озадаченной. Затем, увидев, как покраснела Джеки, и как Джеки вырвала носок у нее из руки, Терри рассмеялась.
— У тебя есть мужчина, — смеясь, констатировала она. — Так вот почему ты так долго не открывала дверь. Ну, признайся, кто же он?
Видимо, даже неудачное замужество не может излечить женщину от мечты о любовной связи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22