Я, конечно, вращаясь в этом кругу, выбрал свою задачу. Мне было просто интересно: какая доля атомной энергетики и по каким причинам должна присутствовать в Советской энергетике. Мне удалось организовать такие системные исследования, связанные с тем: какого типа станции должны строиться; по целевому назначению; как они должны быть разумно использованы; должны ли они только электроэнергию производить или должны производить и другие энергоносители, в частности: водород. Вот водородная энергетика стала областью моего пристального внимания. Все это было необычные какие-то вопросы, дополняющие атомную энергетику.
Поскольку Анатолий Петрович сам то был реакторщиком, создателем и участником создания многих реакторов, то ему то я был нужен не как реакторщик, а человек, который со стороны может дать какие-то необычные советы, найти нетривиальные решения, но все эти решения и советы, касались не конструкции реакторов, чем я никогда не занимался, а касались возможных областей использования всех тех компонент которые содержатся в ядерном реакторе.
Поскольку вопросы безопасности атомной энергетики наиболее острые в разных сферах международного общественного мнения, мне было просто интересно сопоставить те реальные опасности, те реальные угрозы, которые несет в себе атомная энергетика с угрозами других энергетических систем. Вот этим я то же с увлечением занимался, главным образом выясняя опасности других, альтернативных атомной энергетике источников энергии.
Вот, примерно, тот круг вопросов, которыми мне профессионально приходилось заниматься. Ну, и помогать Анатолию Петровичу, в активной форме, учитывая его занятость в Академии наук, делами управления Институтом: планированием работы Института, некоторым режимом его работы; много я пытался создать таких элементов которые бы институт объединяли - общий Курчатовский Совет, общеинститутский семинар, выпуск различных изданий, которые ложились бы на стол научных сотрудников по их заказам, для того, что бы они могли быстро получать новинки из своих областей; пытался как-то организовать такие возможности для сопоставления различных точек зрения, различных подходов к общефизическим, энергетическим проблемам. Этим я занимался довольно много и с увлечением.
Что касается физики и техники реакторов, то это была запретная для меня область, как по собственному образованию так и по табу, которое было наложено Анатолием Петровичем АЛЕКСАНДРОВЫМ и его подчиненными, работающими в этой области. Они не очень любили вмешательства в свои профессиональные дела посторонних лиц.
Помню как однажды Лев Петрович ФЕОКТИСТОВ, только начавший работать в нашем институте, пытался проанализировать концептуально вопросы более надежного реактора, более интересного реактора, который бы исключал (тогда эта проблема волновала) наработки таких делящихся материалов, которые могли бы из реактора изъяты и использованы в ядерном оружии. Но его предложения были встречены в штыки. Равно как и предложения, пришедшего в Институт Виктора Владимировича ОРЛОВА о новом более безопасном типе реактора. Они как-то не воспринимались сложившейся реакторной общественностью.
Поскольку административной властью над этим подразделением я не обладал, но, в общем-то понимал многие конкретные детали того что происходит и хотя беспокойство за то, что начал предлагать среде реакторщиков инженерный, а не физический подход к решению проблем у меня было, но как-то существенно изменить эту картину я, естественно, не мог.
А у Анатолия Петровича была такая, по человечески понятная и, даже, привлекательная черта, а именно - опора на людей, с которыми он много лет проработал. Вот он, как-то доверился определенным людям, занятым флотскими аппаратами, занятыми станционными аппаратами, специальными аппаратами и очень не любил появления там новых лиц которые могли бы как-то беспокоить его или заставлять сомневаться в ранее принятых решениях. Вот таки примерно дело и шло. И в научном плане я выбрал для себя интересную область, о которой я уже сказал, - химическая физика, связанная с созданием необычных веществ, созданием систем, которые позволяли бы получать водород тем или иным способом, привязать к ядерным источникам места получения водорода и с увлечением, с привлечением внешних организаций занимался этой областью.
Занимала она в Институте весьма малую долю, как в денежном, так и в человеческом отношениях. Люди там были активные, интересные, много предлагали таких необычных решений, которые вызывали дискуссии, поэтому складывалось впечатление, что этому уделяется достаточно большое внимание, а на самом деле это была активность новых людей, пришедших в новую отрасль. А ресурсы, в виде зданий, сотрудников, финансирования,- шедшие на эту область, они конечно были совершено не измеримы с теми затратами, которые шли на...(затерта запись).
Я был членом Научно-технического Совета Министерства Среднего машиностроения СССР, но не был членом реакторной секции этого Совета , поэтому многих деталей, конкретных дискуссий я не знал. На НТС Института довольно часто обсуждались концептуальные вопросы развития атомной энергетики, но крайне редко - технические аспекты; качества того или иного реактора; качества топлива; проблемы которые стояли. Эти вопросы обсуждались либо на реакторных секциях Министерства либо на научно-технических советах соответствующих подразделений.
Но, тем не менее та информация, которой я располагал, она убеждала что не все благополучно, как мне казалось, в деле развития атомной энергетики, потому что невооруженным глазом было видно, что наши аппараты принципиально мало отличались от западных, скажем, по своей концепции, в некоторых вопросах даже превосходя их, но больно были обеднены хорошими системами управления, были крайне обеднены системами диагностики.
Вообще, скажем, сам факт, когда я узнал о том, что проделанный американцем РАМСОМСОНОМ анализ безопасности атомных электростанций (последовательно он искал возможные источники каких-то неприятностей, приводящих к авариям, систематизировал их, вел вероятностные оценки того или иного события, оценки того с какой вероятностью данное событие может привести, скажем, к выходу активности наружу) вот это мы узнавали из зарубежных источников. Я не видел ни одного в Советском Союзе коллектива, который мало-мальски компетентно ставил бы и рассматривал эти вопросы.
Наиболее активно за безопасность атомной энергетики у нас выступал Виктор Алексеевич СИДОРЕНКО, но мне казался подход его к вопросам безопасности был серьезным, потому, что он реально знал картину связанную с эксплуатацией станции, с качеством изготавливаемого оборудования, с теми неприятностями, которые порой встречались на атомных станциях. Но его усилия были направлены главным образом на то, что бы справиться с этими наприятностями: во-первых, организационными мерами; во-вторых, системой совершенствования документов, которые должны находиться на станциях и у проектантов; в-третьих, он очень беспокоился о создании надзорнных органов, которые контролировали бы ситуацию. Все это он называл такими организационными мерами.
Большое беспокойство проявлял он и его единомышленники по вопросу качества оборудования, которое поставлялось на станции. В последнее время мы все вместе стали проявлять беспокойство по качеству обучения и подготовленности персонала, который проектирует, строит и эксплуатирует атомные станции, потому что число объектов резко возросло, а качество персонала, участвующего в этом процессе, скорее понизилось и понижалось на наших глазах.
Вот вокруг этих вопросов я бы сказал, что Виктор Алексеевич СИДОРЕНКО был лидером людей, которые проявляли беспокойство. Он не получал должной поддержки в нашем Министерстве, каждый документ, каждый шаг давался с мучительным трудом и то же, это психологически можно понять, потому что ведомство, в котором мы все работали, было построено на принципах высочайших квалификаций людей, исполняющих любую операцию с высочайшей ответственностью.
И, действительно, в руках квалифицированных людей, хорошо ведущих свою работу, наши аппараты казались и надежными и безопасно эксплуатируемыми. В этом круге беспокойство о дополнительных мероприятиях повышающих безопасность атомных станций казалось каким-то надуманным вопросом, потому, что это была среда высококвалифицированных людей, которые привыкли полагаться и были убеждены, что вопросы безопасности решаются исключительно квалификацией и точностью инструктирования персонала, который ведет процесс. Военная приемка в большой мере присутствовала в нашей отрасли, поэтому, значит, качество оборудования было достаточно высокого класса.
Это все как-то успокаивало и даже научные работы, направленные на решение важнейших вопросов дальнейшего совершенствования станций, как с точки зрения безопасности, так и с точки зрения экономичности, - не пользовались поддержкой.
Все большее количество ресурсов тратилось на создание объектов, не имеющих прямого отношения к атомной энергетике. Создавались мощности по производству плееров, создавались мощности металлургического и металловедческого плана. Большое количество строительных ресурсов тратилось на создание объектов, не имеющих отношения к тематике ведомства. Начали ослабляться, не укрепляться научные организации.
Они потихоньку, бывшие когда-то в стране самыми мощными, стали терять уровень оснащенности современным оборудованием. Персонал стал стареть. Молодёжи меньше стало появляться. Не очень приветствовались новые подходы. Постепенно, незаметно, но это было, все таки происходило. Оставался привычный ритм работы, привычный подход к решению тех или иных проблем.
Я все это видел, но мне было трудно вмешаться в этот процесс сугубо профессионально, а общие деклорации на этот счет, воспринимались в штыки. Опять же потому, что попытка непрофессионала внести какое-то свое понимание в их работу навряд ли могла быть приемлемой.
Все время требовались новые здания, новые стенды, новые люди для выполнения работ, потому, что число объектов возрастало. Но наращивание носило, все-таки, не качественный, а количественный характер. Причем, вновь приходящие специалисты уже по своей квалификации повторяли уровень конструкторских организаций: часто проходили там практику и хорошим специалистом-реакторщиком считается тот, который хорошо освоил конструкцию данного реактора, который хорошо умел считать, скажем зону, который знал все аварийные случаи, происходящие на станции, который умел приехать на любой объект и помочь в его физическом и энергетическом пуске, быстро разобраться в том, что там происходит, доложить руководству института или в Министерство.
И вот, выросло числено-великое поколение инженеров, которые квалифицированно знали свою работу, но не критически относились к самим аппаратам, не критически относились ко всем системам обеспечивающих им безопасность, а главным образом знали эти системы и требовали наращивания их числа.
Эта ситуация была для научного центра не нормальной. При этом многочисленные разговоры о том, что бы укреплять конструкторские организации такого рода специалистами и такого рода подходами полтора десятка лет звучали в институте, на профессиональных и на партийных уровнях, но практически конструкторские организации не укреплялись, за исключением одной, а оставались на том же привычном уровне выполнения исходно-заданных обязанностей.
Поэтому картина такая и складывалась: что вроде все благополучно и нужно просто наращивать количество известных стендов, увеличивать количество людей, работающих по известному алгоритму, - и все будет в порядке.
Червь сомнения меня гложил, потому что в своей профессиональной области мне казалось надо делать всегда не так. Надо делать всегда обязательно что-то новое, очень критически относиться к тому, что было сделано до тебя, пытаться отойти в сторону и сделать как-то иначе, чем делалось до тебя. Можно было на этом деле конечно рисковать
И я рисковал довольно сильно, но мне за свою жизнь, не очень короткую, не очень длинную, пришлось вести десять проектов на уровне, скажем, мира. И вот я должен сказать, что пять проектов из них провалилось. Я принес на этих провальных проектах порядка 25 млн. рубл. ущерба государству. Провалились эти проекты не потому, что они были исходно неправильными.
Они были привлекательными, интересными, но оказывалось что толи нет нужных материалов или материаловеды не хотели или не сумели их сделать, то не было организации, которая взялась бы за разработку нетривиального компрессора, нетривиального, скажем, теплообменника, со ссылкой опять же на отсутствие нужного материала или опыта.
В итоге, исходно привлекательные проекты, при их проектной проработке, оказывались очень дорогими, громоздкими и не принятыми к исполнению. Вот из 10 проектов 5 оказались проваленными. Два из этих десяти проектов, я боюсь, ожидает такая же судьба и, примерно, по тем же причинам.
Но три проекта оказались очень удачными там где мы нашли хороших партнеров и где выложились максимально, с использованием высших эшелонов власти, с использованием авторитета Анатолия Петровича, Центрального Комитета партии. И в итоге, одна только из трех состоявшихся работ, на которую мы затратили 17 млн. рубл. стала приносить ежегодного дохода - 114 млн. рубл.
Четыре года уже работает соответствующая промышленность, техника. Более 0,5 млрд. рубл. дохода она государству принесла, что с лихвой покрыло те 25 млн. рубл. затрат, которые не кончились до сегодняшнего дня позитивно. Но степень риска в моих собственных работах была достаточно высокой. Ну так или 30 или 50 или 70 процентов риска - высокий конечно процент риска. Но зато он и давал поразительный эффект, тогда когда работу удавалось довести до завершения.
В реакторных направлениях я не видел ничего похожего и поэтому мое внимание привлек:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24