У них были головы как у насекомых и хитиновая поверхность тела, как у меня, но эти твари носили сапоги, и перчатки, и связки золотых и серебряных цепочек.
Внезапно между нами возник летучий паук, раскинувший щупальца, чтобы надежней вцепиться в плот, неуверенно покачивавшийся на воде под порывами ветра. Чудовище с дубинкой застыло на месте. Розовая шелковинка скользнула по моему телу, коснулась спины, неуверенно ткнулась – но контакта не возникло.
Я почти потеряла сознание от потрясения и боли и вдруг поняла, что от страха не дышу; моя дыхательная система все еще была подключена к жабрам. Дыхательные отверстия в спине открылись, и я почувствовала, как шелковинка скользнула внутрь.
Я смотрела вниз, на свои босые человеческие ноги. Между ними лежала металлическая нить с гроздью окровавленных крючков. Я подняла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как два чудовища-рыболова, воющие от ужаса, прыгают с плота. Плот покачнулся, накренился, и холодная вода заплескалась под моими ногами…
И наступила абсолютная тьма, абсолютная тишина. Я попыталась заговорить, но в моих легких не было воздуха. Я попыталась бы нащупать пульс, знай я, где мои руки. У меня пропали обоняние и вкус, чувство равновесия; я не ощущала ни мысленной связи с пауком, ни своих костей и мышц, как бывает в ВР-машинах в исходный момент настройки.
Не умерла ли я?
Я спросила его:
– Я мертва?
Ответа не было.
Возможно, наступил тот момент, ради которого меня выбрали среди моих соплеменников. Попытайся найти рациональное зерно. Путешествия в Антарктику и в центр земного шара – просто демонстрация могущества этих существ.
Потом – судилище в племени динозавров. Комната скорби и страданий Джона. Трансформация. Рыбная ловля. Три ситуации, вызывающие сочувствие, сопереживание. Две из них – еще и возмущение несправедливостью.
В темноте, рядом со мной, было что-то большое.
Мой приятель – паук, конечно. И еще кто-то. Но я не могла понять, что происходит.
Я почувствовала новый мысленный посыл.
Это последнее. Держи веревку покрепче.
Грубый ворсистый канат в несколько сантиметров толщиной лег мне в ладонь. Я вцепилась в него обеими руками.
Вместо темноты – ослепительное желтое сияние откуда-то снизу. Сила тяжести надавила на меня, и я сжала канат коленями и лодыжками, обкрутила вокруг запястий. Сильно раскачиваясь, я втянула воздух и закашлялась. Дым с привкусом серы, хлора и чего-то еще незнакомого наполнил воздух.
В десяти метрах внизу бурлила река из расплавленной горной породы, густая, как сироп, ярко-желтая, с красными и черными вкраплениями. Мои босые ступни опалило жаром, боль была ужасной – я чувствовала, как кожа вздувается и пузырями лопается.
В нескольких метрах от меня, бессвязно вскрикивая, раскачивалась Сандра, ее запястья были связаны таким же канатом. Молодая и сильная, она сумела подтянуться, свернуться в калачик, как на гимнастическом снаряде, стараясь как можно дальше отодвинуться от нестерпимого жара, но ее голые спина и ягодицы побагровели, покрылись пузырями, волосы уже задымились.
Продержись двадцать секунд, и ты спасена. Но твоя дочь упадет и погибнет. Брось веревку – и твоя дочь будет жить.
Падая в огненную бездну, я успела выкрикнуть одно-единственное слово, может быть, имя моей девочки, но, к своему удивлению, я не погибла сразу же. Пока я летела вниз, жар был нестерпимым, но когда упала, мне показалось, что я окунулась в жидкий лед. Я всплеснула руками – и увидела жуткие останки своей плоти, повисшие лохмотья кожи, запах горелого мяса забил мне глотку, я попыталась застонать – но мои губы спеклись…
Позже мне рассказали, что я появилась в офисе Деннисона почти сразу же после того, как исчезла. Сначала они не поняли, что это за чудище свалилось на пол – дымящееся, обугленное, даже не двуногое, потому что мои ноги намертво «приплавились» друг к другу.
Док Бишоп спас мою жизнь немедленной трахеотомией, проткнув мне гортань ножом Дэна и сунув туда соломинку для коктейлей, выдернутую из стакана на столе Деннисона. Прошло несколько месяцев, прежде чем я смогла поблагодарить его за расторопность.
Неотложную помощь мне смогли оказать на Эпсилоне – меня поместили в жидкость и накачали болеутоляющими. С орбиты прибыли хирурги, вывели содержимое мочевого пузыря и кишечника и сунули меня в ванну с гелием, чтобы гравитация не прикончила меня во время перелета. Времени для меня не существовало – только неутихающая, немыслимая боль.
Когда ко мне вернулось ощущение времени, оказалось, что прошел уже месяц и что я нахожусь на корабле, в отделении хирургии с нулевым «джи», что новую кожу пересаживают мне по небольшой заплатке за один заход, что зрение понемногу восстанавливается. Лицо еще предстояло реконструировать. Уши пока оставались просто отверстиями, но подходящие для пересадки уже подобрали. Донорского материала в «Новом доме» было предостаточно, его обеспечили неудачные случаи выхода из криптобиоза.
Все интимные органы предстояло восстановить с нуля. Груди обгорели полностью, ягодицы и все прочее стянуло бесформенными шрамами. В итоге из этой переделки я вышла в куда лучшей форме, чем была до операций. Грудь не обвисала, с «кормы» исчезли лишние килограммы… Но навязывать свой опыт косметическим кабинетам я не решусь.
Сандра была около меня все это время – с того момента, как ее выпустили из постели врачи. Она испытала несколько секунд чудовищного страха и поняла, что я сделала, хотя и не знала, как все это вышло. Я тоже, детка. Когда на моих руках появилась кожа, она брала их в свои ладони и сидела рядом, рассказывая, как здорово я иду на поправку, шутила, делилась больничными сплетнями… В моей комнате не было зеркал, но по лицам других посетителей можно было догадаться, как я хороша. Но только не по Сандриному – полный оптимизм, бодрость, уверенность в лучшем. Догадываюсь, чего ей стоило смотреть на меня и улыбаться, когда день шел за днем без всяких ощутимых перемен. Я горжусь своей дочкой.
И еще я горжусь Эви. За месяц перед этим происшествием она ушла в отставку. Но когда я попала в беду, она тут же вернулась на работу и отстранила Сандру от самых тяжелых и болезненных процедур, к сожалению, требующихся чаще всего. Я не позволяла себе признаться, как ненавидела юную Эви, но старую Эви полюбила всей душой!
На протяжении первого (стодневного) года Дэниел ни разу не появился в те часы, когда я бодрствовала. Раз шесть я сквозь сон слышала, что он сидит в темноте около моего гамака и плачет. Они с Джоном были близки как братья, и я знаю, как угнетающе подействовало на Дэна несчастье с Джоном. А теперь еще – восковой манекен вместо жены. Потом я узнала, что Дэн дал зарок не пить, пока я не вылечусь или не умру. Очень храбро и дальновидно с его стороны.
Через триста дней мне принесли зеркало и предоставили возможность восхититься работой хирургов. Лицо было воспроизведено с невероятной точностью, за вычетом пары морщин и родинок. Мне оно показалось похожим на маску, и не только из-за некоторой неподвижности. Зеркало оставили у меня, и я долго изучала свое отражение, прежде чем сообразила, что в нем не так. Глядя на собственное лицо, мы видим совсем не то, что другие. Мы видим отблески пережитого, следы радостей и печалей, любви и потерь.
На этом лице не было отпечатка смертельной агонии и трех лет неизбежных пыток. Может, оно и к лучшему.
Кстати о пытках. С каждым месяцем я все больше времени уделяла лечебной гимнастике и постепенно продвигалась от низкой гравитации к нормальной, чтобы меня можно было выпустить погулять по Эпсилону и даже дать в руки зонтик. Мы с Дэном рискнули заняться сексом, и здесь меня ожидало множество вдохновляющих открытий. Каждая женщина после менопаузы обнаруживает, что ее нервная система здорово обновилась.
Каждый день я проводила час или около того с Джоном. Он выглядел таким же бодрым, как и всегда, но изрядно сдал. Я рассказывала ему о своем странном приключении, об испытании и тому подобном. Из всех известных мне людей только Джон способен помочь мне разобраться во всем этом, отчасти благодаря своей мудрости, всеобъемлющей и отвлеченной, отчасти потому, что он прошел через такую же бездну боли.
Мне почему-то кажется, что Джон каким-то образом будет вовлечен в эту историю, и очень скоро. Я не верю в сверхъестественное – или говорю себе, что не верю, но эти создания (они сказали, что их нужно называть ивилоями) обладают властью над временем. Возможно, я получила предостережение?
Через год я была уже в хорошей форме и могла спуститься на планету. Тяжко было прощаться с Джоном, ведь мы с ним виделись тут каждый день. Я возвращаюсь на свою старую работу, так что смогу время от времени заскакивать к нему, но это не то же самое. Любое прощание всегда кажется последним. Ему лишь восемьдесят земных лет минус годы криптобиоза, но он и выглядит, и чувствует себя как старик. Кроме того, известно, что человек, переживший один серьезный удар, обычно умирает от второго…
Но как чудесно было шагнуть из шаттла под теплый бриз! Я провела больше времени в госпитале на орбите, чем на Эпсилоне, но эмоционально – это мой дом. Стояла весна, и в воздухе одуряюще пахло цветами, смесью привозных, земных сортов и местных. В кабине лифта была теперь решетчатая дверь; я скользнула взглядом по Хиллтопу и с удивлением обнаружила, что Лейксайд здорово разросся. Посевная площадь увеличилась втрое, но теперь землю возделывали с учетом естественного ландшафта, в соответствии с пожеланиями ивилоев.
Большая часть ивилоев перебралась на остров в другом полушарии Эпсилона, попросив нас некоторое время держаться от них подальше. Но двое остались с людьми, так что я страшно удивилась, увидев ивилоя. После сердечных объятий с Сандрой и Чарли и менее эмоционального обмена приветствиями с Оденвальдом, Деннисоном и доком Бишопом я заметила, что ивилой выплыл вперед и протянул розовое щупальце к моей голове. Я прикрыла глаза и застыла, приготовившись к легкой боли.
Жало коснулось моей головы – и на мгновение из черной тьмы выплыли воспоминания, но почти сразу же в моем мозгу прозвучало: Добро пожаловать домой, и щупальце отдернулось.
Многое изменилось за годы моего отсутствия. Некоторые перемены были чисто декоративными, вроде правильных цветочных клумб вдоль дороги, но были заметны и более конструктивные нововведения. Поселок разросся, и настало время подумать о транспорте. Повсюду стояли или лежали велосипеды, а также несколько мощных картов для ленивых и для перевозки грузов. Сандра подхватила первый попавшийся велосипед и умчалась работать. Дэн и я пошли пешком. Я еще не чувствовала себя настолько уверенно, чтобы сесть на велосипед. Не хотелось бы снова попасть в руки хирургов, налетев на первое же дерево. Просто не хотелось бы снова попасть в руки хирургов!
Топорно сработанный офис Деннисона сменило кирпичное здание сто на пятьдесят метров – Административный центр. Такое же здание, стоявшее через дорогу, служило больницей. Там же хранили запасы мяса – причудливое, но обоснованное решение.
По крайней мере, я пока не заметила ни магазинов, ни банков, ни страховых контор. Здесь есть «рынок», но деньги не переходят из рук в руки. Это просто специальное место, куда люди приносят фрукты и овощи для генерального распределения. Люди, которые едят мясо, получают его в больнице. Это выглядит как подталкивание к вегетарианству. Или по меньшей мере к тщательному контролю за качеством мяса.
Люди теперь сами готовят себе пищу. Звучит дико и отстало, но, как мне кажется, стоит потрудиться, чтобы есть то, что ты хочешь. С другой стороны, неаппетитная китайская кухня в «Новом доме» помогла мне избежать лишних калорий. Если Дэн состряпает что-нибудь несъедобное, боюсь, мне придется справиться с собой и съесть.
Возможно, я и сама научусь готовить. Некоторые мои знакомые на Земле находили невероятным, что я дожила до двадцати одного года, не научившись стряпать. Сейчас мне под шестьдесят, и если мне дадут яйцо, я не буду знать, с какого конца его чистить.
Лейксайд теперь находится в «округе» Дрейк. Есть еще два прибрежных округа, Колумбус и Магеллан, в них входят дома, расположенные вдоль прибрежной линии. Каждый округ имеет свои подстанции энергии, воды и канализации. Самое большое население в округе Дрейк, ближайшем к Хиллтопу, поэтому здесь единственный пока плавательный бассейн, гандбольные площадки и дом отдыха, в котором есть все – от шахмат до ВР-машин. Два других округа, по сути дела, просто длинные цепочки домов, стоящих вдоль дороги со стороны озера. Дрейк потихоньку разрастается и взбирается на гору, навстречу пригородам Хиллтопа, сползающим вниз.
Некоторые храбрые пионеры взялись возводить новый округ Риверсайд в глубине континента, обосновавшись в плодородной долине на берегу широкой медлительной реки, впадающей в озеро в восточной болотистой части Магеллана. Новая дорога змеится от Хиллтопа к пристани по границе болот. Некоторые развлекаются греблей; получается здоровая двухчасовая лодочная прогулка до Риверсайда, а на обратном пути – ленивый дрейф. До сих пор никаких озерных чудовищ в реке не замечено, но купаться там считается безрассудным.
Наш домик выглядел таким же, только более чистым; Дэн определенно изменил своим студенческим чудачествам. Кухню прекрасно оборудовали. Раньше хватало двух горелок, чтобы сварить кофе и разогреть готовую пищу. Теперь здесь стоят печка, холодильник, мойка, навесная полка для различных кухонных принадлежностей. На балконе есть гриль, рядом сложены поленья. Десять глиняных горшков выстроились в линию, из них выглядывают кустики душистых трав.
Ароматы трав внезапно напомнили о печальной поре, когда погиб Сэм. Я покосилась на Дэниела, а он давно внимательно смотрел на меня. Я сказала, что прогулка была долгой, и я устала, взбираясь наверх. Он усадил меня на хрупкий стул на балконе, вышел на кухню и вернулся со стаканом холодного пива.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39