Увидев его улыбку, Камилла быстро добавила:
– Вы просто пытаетесь заставить меня выйти из себя. Когда у нас будет возможность, мы с вами устроим скачки по пересеченной местности, и, уверяю вас, я даже смогу обогнать вашего Аполлона, если он все еще у вас.
– Аполлон! Что вы знаете об Аполлоне? – резко спросил Хьюго.
Понимая, что ненароком выдала себя, Камилла залилась краской.
– Я… просто слышала… что у вас была лошадь с таким именем, – пробормотала она.
– Вы увиливаете от ответа, – упрекнул ее Хьюго. – Скажите мне правду! Откуда вы знаете про Аполлона?
– Я видела, как вы выиграли на нем скачки около шести лет назад, – призналась Камилла. – Вы пришли первым, когда все думали, что победит другая лошадь. Я забыла, как ее звали. Кажется, Светляк.
– Я хорошо помню это событие, – улыбнулся Хьюго Чеверли. – Значит, вы были там? Но вы же тогда были совсем ребенком!
– Это был подарок к моему тринадцатилетию, – ответила Камилла.
– Так вот почему вы так удивились, когда впервые увидели меня, – медленно произнес Хьюго. – Я не мог понять изумления на вашем лице.
– Я никогда не думала, что снова встречусь с вами.
– Да, конечно, – согласился Хьюго, но его глаза неотрывно смотрели ей в лицо. – Это был великолепный конь, но те скачки были последними для него. Он был отправлен на отдых и, как мне говорили, произвел многочисленное потомство, среди которого было несколько жеребцов почти таких же хороших, как он сам.
– Вам говорили? – переспросила Камилла. – Вы имеете в виду, что это был не ваш конь?
– Я не мог себе позволить иметь такую лошадь, – признался Хьюго. – Мой полк размещался за границей, и мне трудно было платить за содержание Аполлона. Поэтому я продал его другу, которому я доверял и знал, что он будет хорошо заботиться о нем. Но больше я не хотел видеть, как он скачет.
– Должно быть, это причинило вам ужасную боль, – тихо сказала Камилла. – Это все равно что расстаться с другом.
– Это верно, – согласился Хьюго и добавил: – Странно, что вы помните Аполлона. Я сам часто думаю о тех скачках.
– Я тоже, – призналась Камилла, не подумав. – Мне показалось, что вы упадете у последнего барьера. На мгновение я даже закрыла глаза, но когда увидела, что вы благополучно преодолели все препятствия, я поняла, что вы победили.
– Вы действительно хотели, чтобы я выиграл? – спросил Хьюго, понизив голос.
– Я молилась об этом, – ответила Камилла просто. – Я так желала этой победы, что мне казалось, будто я сама скачу на Аполлоне.
Она говорила страстно, но вдруг поняла, что сказала слишком много. Глаза ее потупились, тень от длинных ресниц упала на щеки.
– Конечно, тогда я была еще ребенком.
– Но вы же запомнили меня так же, как и Аполлона, – настаивал Хьюго. – Наверное, вы не ожидали встретить меня в своей гостиной.
– Конечно, нет, – ответила Камилла. – Я… я думаю, мне следует вернуться в каюту и привести в порядок волосы.
Она собралась встать, но оказалось, что уйти почему-то очень трудно. Ей хотелось остаться, но молчание, воцарившееся в комнате, было каким-то неловким.
– Где баронесса? – спросил Хьюго Чеверли, будто он тоже внезапно осознал, что они с Камиллой оказались наедине.
– Ей было плохо ночью, – объяснила Камилла, – и сегодня она совсем не расположена покидать свою каюту.
– Вот несносная особа! – воскликнул в сердцах Хьюго. – Ей следует быть вместе с вами, вы не должны оставаться одна!
– Я совсем не против. Хотя завтракать в полном одиночестве было очень скучно.
– Я спустился бы к вам, если бы знал, – сказал Хьюго Чеверли, но затем добавил: – Нет, конечно, я не смог бы этого сделать! Было бы совершенно недопустимо, чтобы мы завтракали наедине!
– Значит, и обедать я должна тоже одна? – задала вопрос Камилла.
Какое-то мгновение стояла тишина, глаза их встретились.
– Вы прекрасно знаете, что это нарушит все условности, – произнес Хьюго, но его слова звучали неубедительно.
– А кто узнает и кого это интересует? – спросила Камилла. – В данный момент мы находимся на ничьей территории – мы уже покинули Англию, но еще не прибыли в Мелденштейн. Мы можем устанавливать свои собственные порядки.
– Я здесь для того, чтобы защищать вас, а не компрометировать, – заявил Хьюго.
– Неужели, если вы пообедаете со мной, это нанесет непоправимый вред моей репутации?
– Я думаю, будет разумнее отклонить подобное приглашение.
– А если это приказ? – поинтересовалась Камилла. – Вы говорили мне, что всего через несколько дней я буду обладать огромной властью. Конечно, я не могу приказать британскому подданному делать то, чего он не желает. Но разно, будучи гостем иностранного государства, он сочтет возможным отказаться?
Губы Хьюго Чеверли растянулись в улыбке, и вид у него уже не был ни циничным, ни скучающим.
– Я вижу, вы всегда намерены добиваться своего, – заметил он. – Очень хорошо, мэм, прикажите мне, и я подчинюсь.
– Я бы предпочла просто попросить вас, – мягко проговорила Камилла. – Капитан Чеверли, сэр, бывший владелец замечательного черного жеребца по кличке Аполлон, не откажетесь ли вы пообедать со мной?
Она хотела сказать это шутливым тоном, но почему-то неожиданно ее голос стал серьезным и трогательным. Глаза их встретились, и на мгновение Камилле показалось, что нее замерло вокруг.
– Я убежден, что делаю ошибку, – ответил Хьюго. – И, тем не менее, с превеликим удовольствием принимаю ваше приглашение на обед.
– Вот и прекрасно! – воскликнула Камилла, даже не догадываясь, как засверкали ее глаза от радости.
Она встала, но в этот момент корабль накренился, и она потеряла равновесие. Она упала бы, если бы капитан Чеверли не подхватил ее. Какое-то мгновение голова Камиллы покоилась на его плече, и она засмеялась над собственной беспомощностью. Но вдруг глаза их встретились, и у Камиллы перехватило дыхание.
Казалось, они оба были ошеломлены, оба были не в состоянии говорить или двигаться, а лишь чувствовали, что нечто непреодолимое промелькнуло между ними, нечто такое, что заставило Камиллу нерешительно произнести:
– Я… должна идти…
Она с трудом добралась до своей каюты и прилегла на кровать. В течение следующего часа шторм, казалось, усилился, а потом постепенно утих. Хотя море было еще бурным, она уже могла передвигаться по каюте, не натыкаясь па стены и на мебель. Когда раздался стук в дверь и объявили, что обед подан, она успела переодеться, а Роза примела в порядок ее волосы.
Камилла велела горничной распаковать одно из самых красивых новых платьев и, разглядывая себя в маленькое зеркало, пришла к выводу, что оно ей очень к лицу.
Платье было сшито из тончайшего газа, украшенного узорами в виде веточек с голубыми цветами. На тот случай, если в салоне будет прохладно, Камилла взяла с собой пелерину из нильского голубого бархата на лебяжьем пуху. Девушка чувствовала, что выглядит гораздо более изящно, чем когда-либо прежде. Она не хотела признаваться себе в том, как хочется ей еще раз увидеть восхищенный взгляд Хьюго Чеверли.
Когда Камилла вошла в салон, Хьюго Чеверли сидел там с мрачным и презрительным видом. Но, к ее великой радости, при ее появлении выражение его лица изменилось, он взял ее руку и галантно поднес к своим губам.
– Ваш покорный слуга, мэм.
Камилла сделала реверанс, но в этот момент корабль накренился, она потеряла равновесие, и ее смех растопил легкий холодок их встречи.
– Как там на палубе? – поинтересовалась она. – Мне очень хочется подняться и посмотреть самой, но я боюсь навлечь на себя недовольство капитана.
– Ветер стихает, и завтра к утру море будет спокойным.
– Я думала, мы должны были прибыть к месту назначения уже сегодня вечером, – сказала Камилла.
– Из-за шторма мы сильно отклонились от курса, – пояснил Хьюго, – поэтому капитан решил не спеша привести корабль в порт во время утренней вахты. Когда вы проснетесь, мы будем уже в Европе.
– Я рада, что мы можем сегодня пообедать на корабле, – просто сказала Камилла, когда они уселись за стол и стюарды принесли первое из длинной вереницы необычных блюд.
Они говорили об Аполлоне, о службе Хьюго Чеверли в армии, о Джервезе и о том, как он всегда любил море. Во время обеда Камилла не раз заставляла Хьюго Чеверли смеяться от души, но когда стол был убран, а стюарды ушли, в каюте повисла неожиданная тишина.
– Я в первый раз обедала наедине с мужчиной, – вдруг произнесла Камилла, следуя ходу собственных мыслей и вряд ли осознавая, что говорит вслух. – Оказалось, что гораздо легче вести беседу с одним человеком, чем участвовать в общем разговоре.
– Это еще зависит от данного человека, – предположил Хьюго.
– Возможно, – ответила Камилла. – Но поскольку у меня нет опыта подобного общения ни с кем, кроме вас, мне трудно судить.
– Вы не должны никому рассказывать, что обедали со мной наедине, – тихо произнес Хьюго Чеверли. – Очень важно, чтобы в ваш адрес не раздалось ни слова критики.
– Угнетающая мысль, не правда ли? – заметила Камилла. – Начиная с сегодняшнего дня я должна все время помнить: что бы я ни сделала и ни сказала, всегда найдутся глаза, которые увидят, и уши, которые услышат. О Боже, если бы только я могла остаться дома и быть просто мисс Никто.
– Это, безусловно, решать вам, – сказал Хьюго Чеверли.
Тон его переменился, и Камилла поняла, что опять чем-то вызвала его недовольство. От огорчения и разочарования она готова была расплакаться.
– Я вспомнил, что у меня для вас есть пакет, – сухо сказал Хьюго. – Было непростительно с моей стороны не подумать об этом раньше.
– Пакет?! – воскликнула Камилла. – Почему мне не отдали его сразу?
– Боюсь, это моя вина, – холодно ответил он. – Капитан вручил мне его прошлой ночью, но из-за шторма я совершенно забыл о нем.
Сказав это, Хьюго достал из бокового столика большой пакет, скрепленный в нескольких местах внушительного вида печатями. Он положил его Камилле на колени, а сам вернулся на свое место и взял в руки рюмку с коньяком, стоившую рядом с ним.
Рассмотрев пакет со всех сторон, Камилла попыталась вскрыть его. Но ее маленькие пальчики оказались слишком слабы, чтобы сломать печати. После нескольких тщетных попыток она передала пакет наблюдавшему за ней Хьюго.
– Вы не могли бы открыть его? – спросила она. – Или вы предпочитаете, чтобы я позвала стюарда?
– Я сам открою, – резко ответил Хьюго и разорвал бумагу.
Внутри оказался голубой кожаный футляр с выпуклым изображением короны. Хьюго бросил упаковку с печатями па пол и с преувеличенной любезностью протянул Камилле футляр. Чувствуя себя неуютно под его пристальным взглядом, она приподняла крышку и онемела от изумления. На белом бархате покоился восхитительный бриллиантовый гарнитур, состоявший из ожерелья, серег и браслета. К крышке футляра была прикреплена карточка с надписью: «Моей невесте. Хедвиг Мелденштейнский».
– Красивые побрякушки, – иронически заметил Хьюго, прежде чем Камилла смогла произнести хоть слово. – Несомненно, в вашем новом положении они будут вам очень кстати. С бриллиантами на шее и в ушах вы поймете, что и ветер, и ваше заколдованное море – это всего лишь иллюзии. Реальные ценности, уверяю вас, гораздо лучше мечтаний о несбыточном.
Камилла стремительно захлопнула шкатулку. Она чувствовала, что короткое послание всего из четырех слов – это довольно скромное приветствие от будущего супруга. Он мог бы, по крайней мере, написать ей письмо с несколькими словами ободрения и надежды на скорую встречу. Драгоценности были великолепны, но от них веяло холодом, и Камилла вдруг поежилась.
– Разве вы не собираетесь надеть эти украшения? – с усмешкой спросил Хьюго Чеверли. – Никакая женщина не устоит перед искушением увидеть, как она выглядит в бриллиантах, а особенно в таких, как эти.
– Меня не особенно интересуют драгоценности, – сказала Камилла. – Я думала, может быть, мне прислали что-нибудь еще?
– Что-нибудь еще? Что вы имеете в виду?
– Капитан вам больше ничего не передавал?
– А чего вы ожидали?
– Я думала, может быть, было письмо?
Последовала минутная пауза, а затем Хьюго Чеверли тихо произнес, и ни один из них не осознал, что он впервые назвал ее по имени:
– Камилла, зачем вы делаете это? Вы совершенно не подходите для той жизни, которую избрали. Вы слишком молоды, слишком чувствительны, слишком уязвимы. Прошу вас, передумайте, пока еще не поздно. Если вы прикажете, я поверну яхту назад. Я придумаю какой-нибудь предлог – скажу, что вы больны и должны вернуться. Но не делайте этой глупости. Это не для вас, и вы сами это знаете.
Камилла пристально посмотрела на Хьюго. Ей казалось, что он заглянул в ее душу и увидел там страх и отчаяние, которые она скрывала даже от себя самой. Нечеловеческим усилием воли она заставила себя отвести глаза.
– Нет… я не могу… все должно идти, как задумано.
– Вы не должны делать этого, вы знаете, что не должны, – настойчиво повторял Хьюго. – Сейчас еще не поздно, Камилла, но завтра утром уже ничего нельзя будет изменить. Прикажите мне повернуть назад. Я найду предлог, лишь прикажите.
Всего одно мгновение Камилла чувствовала, что должна дать ему тот ответ, которого он так ждал. Она сделает так, как он говорит, и вернется домой, к тому, что любит и знает с детства. И вдруг она вспомнила, что отец, и мать рассчитывают на нее, только она может спасти их.
– Я не могу, – пробормотала она так тихо, что он едва слышал ее слова. – Я должна ехать.
– Но почему, по какой причине? – спросил Хьюго. – Неужели для вас имеют такое значение богатство и положение? Вам и так уже многое дано, неужели вы хотите большего?
Губы ее приоткрылись, и она была уже готова рассказать ему всю правду, объяснить, что ее родители остались без гроша и вот-вот окажутся в долговой тюрьме. Но потом она вспомнила предупреждение отца – все, что она скажет баронессе или капитану Чеверли, станет известно в Мелденштейне. Она предстанет перед всеми нищенкой, а это было худшим из всех мыслимых унижений.
– Нет, – вскричала она, – нет, вы не должны так говорить со мной!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28