Она оплакивала Хьюго, и свою собственную судьбу, и убитого человека, который без погребения и исповеди был выброшен в море. Она рыдала при мысли навсегда покинуть Англию и свой родной дом. Но над всем этим преобладало, омрачая ее душу, сознание того, что корабль уносил ее все дальше и дальше от человека, которого она любила, и что ей никогда больше не суждено было его увидеть.Он мог презирать ее. Он мог быть рад удобному случаю отделаться от нее. Но она все еще любила его страстно и безнадежно, с той пылкостью, на которую раньше не считала себя способной.Девушка не имела понятия, сколько времени она просидела так на полу каюты. Слезы изнуряли ее до тех пор, пока у нее уже не осталось сил плакать. Когда дверь каюты открылась, она даже не повернула головы, поскольку ею овладела такая безысходность, что даже страх теперь был бессилен вдохнуть в нее новую энергию.— Как он?Этот вопрос был задан Лью, и, не получив ответа, он нагнулся, положив руку на щеку Хьюго.— Ему холодно, — коротко произнес он. — Ничего нам недолго осталось ждать. Уже светает, и ко времени завтрака мы должны быть в Дьеппе.Леона по-прежнему хранила молчание, Лью, пройдя через каюту, отдернул тяжелую занавеску на маленькой амбразуре в стене, пропуская в каюту свет.— На таком судне, как наше, и при спокойном море все плавание занимало не более чем три часа, — продолжал он. — К сожалению, мы идем на коротких веслах, так что нам потребуется несколько больше времени.Но мы сумеем обернуться достаточно быстро, чтобы ускользнуть от сторожевых и любых других судов, которые, по-видимому, уже ищут нас.Леона снова ничего не ответила, и, взглянув на ее поникшую голову. Лью произнес:— Неужели вам нечего сказать? Франция покажется вам далеко не самым плохим убежищем. Вам, конечно, понадобятся деньги. У французов вошло в обыкновение ни во что не вмешиваться, пока им не заплатят. Но я сопровождаю вас. Не забывайте об этом — для вас большая удача, что я сейчас с вами.Леона устало приподняла голову. Под глазами были заметны темные круги от бессонницы и слез, лицо было почти столь же бледным, как и у Хьюго. И все же она была удивительно красива в бледном холодном свете, проникавшем через узкое отверстие в темную грязную комнату.— Меня не волнует, что будет со мной, когда мы доберемся до Дьеппа, — произнесла она хриплым от усталости голосом. — Я прошу лишь о том, чтобы Хьюги как можно скорее был обеспечен уход врача. Но я должна поблагодарить вас за то, что вы… спасли его минувшей ночью. Мне страшно даже представить, что могло бы с ним случиться, если бы его… схватили после того, как он вас предупредил. И так как вы… вынесли его оттуда, мне остается сказать вам… спасибо, от всего сердца.Слова благодарности с усилием срывались с ее губ, хотя, понимала Леона, справедливость требовала, чтобы они были произнесены. В первое мгновение ей показалось, что Лью вот-вот рассмеется ей в лицо, но вместо этого он ответил со зловещим огоньком в глазах:— Значит, вы благодарны мне, не так ли? Что ж, это уже один шаг вперед. Я еще напомню вам при случае о вашем долге признательности — вероятно, вы сочтете нужным добавить его к той сумме, которую задолжал мне Хьюго.— Как вам угодно, — ответила Леона, и голос ее отзывался отчаянием и безнадежностью даже в ее собственных ушах. Она поняла в это мгновение, что стала заложницей, чье положение было столь же ужасным и унизительным, как та жизнь, которая ожидала Хьюго, если бы он остался в Англии. Она была всецело в руках Лью Куэйла и сейчас ничего не могла с этим поделать.Снаружи раздался крик одного из гребцов, и Лью вышел из каюты. Как только он ушел, Леона обернулась, утерев слезы, к Хьюго и прильнула головой к его груди.— Хьюги, милый, если бы только ты мог спасти меня! — прошептала она, сама понимая, однако, всю безнадежность своего желания.Но теперь, по мере того как они приближались к берегам Франции, Леона снова несколько воспрянула духом. Она уже опустилась на самое дно пропасти, достигла предельной ступени отчаяния. Потому ли, что была молода, или потому, что оставаться долго в подавленном состоянии противоречило самой ее натуре, ей казалось, что каким-то сверхъестественным образом все еще могло обернуться не так плохо, как представлялось.Вероятно, ей придало сил то, что Хьюго слегка пошевелил головой и бессвязно что-то пробормотал. Это было всего лишь слабое движение, и слова, срывавшиеся с его губ, были неразборчивыми. Но, по крайней мере, это свидетельствовало о том, что он был жив, и, во всяком случае, это было гораздо лучше, чем если бы он продолжал лежать молчаливым и неподвижным, со зловещей бледностью на лице.— Он пытается заговорить, — обратилась она к Лью, когда тот вошел в каюту сообщить ей, что через десять минут они должны прибыть в гавань.— Я же говорил, что вам не о чем беспокоиться, — отозвался он. — Хьюго очень вынослив, недаром ведь ему пришлось пройти через всю войну. Я знаю на набережной недорогие меблированные комнаты, куда я смогу вас отвести, и мы тут же пошлем за самым лучшим врачом в Дьеппе.— Спасибо, — только и смогла промолвить в ответ Леона.И она снова вынуждена была поблагодарить Лью после того, как Хьюго с величайшей осторожностью перенесли на импровизированных носилках с палубы корабля на мол.Комнаты, куда их проводил Лью, оказались небольшими, но вполне опрятными. Они были расположены над маленьким estaminet Кабачком.

, который, как догадалась Леона, избрали местом своих встреч контрабандисты.Хьюго подняли наверх по узким ступенькам, и, когда они добрались до спальни с ее просторной кроватью, набитыми перьями матрацами и выходившими на набережную вычищенными окнами, украшенными белыми занавесками, Леона осталась вполне довольна увиденным.— Вас это устраивает? — осведомился Лью.— Хьюги будет здесь очень удобно, — ответила она.— Ваша спальня за следующей дверью, — сказал он, — и хозяин предоставляет в ваше распоряжение свою собственную гостиную, чтобы вам не пришлось заходить в бар.— Врача! Умоляю, поскорее приведите врача!— Я сделаю все, что в моих силах, — ответил Лью, и девушка услышала, как он с шумом спустился вниз по лестнице.Жена владельца трактира, толстая, болтливая француженка, поднявшись наверх, помогла Леоне раздеть Хьюго и уложить его на чистое белье. Леона говорила по-французски, но не очень уверенно и иногда делала ошибки в произношении отдельных слов. К счастью, она могла понять все, что пыталась сообщить ей француженка.Когда Хьюго был в постели, они смыли запекшуюся кровь с его раны, которая — убедилась теперь Леона — оказалась не такой глубокой и опасной, как ей показалось сначала. Теперь, согревшись, он начал бредить и метаться из стороны в сторону: было очевидно, что у него нарастала лихорадка.— Если бы только врач поторопился! — простонала Леона, но француженка с улыбкой произнесла в ответ:— Не волнуйтесь, ma'm'seile, ваш брат поправится.Мне случалось видеть много раненых, и мы выхаживали здесь людей куда в более худшем состоянии, чем он.Леона, однако, не поверила ей, пока не прибыл врач — пожилой мужчина с пышными усами и резкой, довольно неприятной манерой в обращении. Он тщательно осмотрел Хьюго, перевязал его рану бинтами и произнес:— Alors! Ну что ж! (фр)

Это не опасно. Пуля прошла насквозь и повредила артерию. Вот почему было так много крови.Ему нужно оставаться в полном покое три или четыре дня. Если лихорадка усилится, я приду снова и пущу ему кровь, в противном случае мне здесь больше делать нечего.— Но, monsieur Сударь (фр).

, — запротестовала Леона.— Я же сказал: мне здесь больше делать нечего, — повторил француз. — Это будет стоить пятьдесят франков, с вашего позволения.Он протянул руку, и Леона почувствовала, как ее лицо вспыхнуло румянцем.— Я — я прошу прощения, monsieur, но… у меня нет при себе денег, — объяснила она смущенно, спотыкаясь на французском произношении. — Если вы будете… так любезны… обратиться к джентльмену, который… привел вас сюда, мистеру Куэйлу, то он, я… уверена, заплатит вам.Врач что-то недовольно пробурчал себе под нос и покинул комнату. Леона коснулась руками пылавших щек. Быть обязанной Лью Куэйлу, обращаться к нему за каждым пенни и знать, что из его денег им придется оплачивать жилье и каждый кусок пищи на столе, — все это уже само по себе было достаточно тяжело. Но как долго это могло продолжаться? У нее едва хватило силы воли, чтобы поставить перед собой этот вопрос.Однако должен же был существовать какой-то иной выход!» Я найду себе работу, — убеждала она себя. — Наверное, в Дьеппе есть люди, которые нуждаются в услугах швеи. Или, быть может, мне удастся наняться посудомойкой в estaminet «.При одной этой мысли девушка вздрогнула, и все же она понимала, что чувство самоуважения никогда не позволит ей сидеть без дела, пока она не найдет какой-либо способ заработать деньги.Внезапно она подумала, что Хьюго, вероятно, захватил некоторую сумму с собой, и упрекнула себя за то, что не догадалась об этом раньше. Француженка аккуратно разложила одежду брата на спинке кресла, и сейчас, пошарив в кармане белых атласных брюк, которые он надел накануне к обеду, Леона обнаружила кошелек.» Каким красивым Хьюги выглядел тогда, — подумала она невольно с болью в сердце, — совсем как дома среди блистательного светского общества, собравшегося в Клантонбери! И теперь ему больше никогда не суждено вернуться туда «. Леона понимала, что это вынужденное изгнание обещало быть очень мучительным для Хьюго.Она высыпала содержимое кошелька в ладонь. Пять золотых гиней! По крайней мере, это было уже кое-что, но надолго ли их могло хватить? Кроме них, из ценных вещей оставались только золотая с изумрудом застежка на кармашке для часов и брегет Карманные часы, изготовлявшиеся французским мастером Брегетом (1747 — 1823).

, принадлежавший их отцу, который Хьюго носил за подкладкой сюртука.Она положила деньги для лучшей сохранности в карман своего жакета, вспомнив между делом, что Хьюго, когда он выздоровеет, понадобится новая одежда. Невозможно было расхаживать по улицам Дьеппа в белых атласных брюках и голубом бархатном парадном сюртуке. Его галстук и жилет были насквозь пропитаны кровью, и у него не было других башмаков, кроме вечерних, с серебряными пряжками. Все это представлялось почти неразрешимым узлом проблем, и ей ничего не оставалось, как только ждать, пока Хьюго достаточно окрепнет, чтобы решить хотя бы часть из них.Некоторым утешением служило то, что, хотя время шло, от Лью не было никаких вестей. Около полудня француженка принесла ей омлет, который оказался восхитительно вкусным, несмотря на то что Леона с трудом заставила себя съесть несколько кусочков.День был уже в самом разгаре, когда Хьюго наконец пошевелился и открыл глаза.— Дьявольщина! Где я? — спросил он раздраженно. — У меня вся голова как будто огнем горит.— Ох, Хьюги! Ты в порядке?! — воскликнула Леона.До этого момента она не сознавала, каким страхом наполняла ее мысль о том, что пуля могла задеть мозг.Эта мысль постоянно присутствовала в ее подсознании, но девушка не осмеливалась даже наедине с собой отдать себе в этом отчет. Теперь на глазах Леоны выступили слезы облегчения.— Что ты имеешь в виду — в порядке? — осведомился Хьюго и, подняв руку, прикоснулся к бинтам. — Что еще стряслось?— Пуля попала тебе почти в самый висок, — ответила Леона.— Пуля?! Какая пуля?— Ох, Хьюги! Разве ты не помнишь? — воскликнула Леона. — Ты бежал по берегу, чтобы предупредить Лью.— Ни черта не помню об этом, — отозвался Хьюго и, словно затраченное усилие было слишком велико для него, устало опустил веки и погрузился в глубокий сон.Он проснулся снова двумя часами позже и на этот раз мог более связно рассказать о случившемся. Он не помнил точно, что произошло, когда он оказался на берегу, но зато ему удалось почти со всеми подробностями восстановить последовательность событий того рокового вечера, когда, сидя за карточным столом, он случайно узнал о том, что затевается.— Я не помню, кто первый завел об этом речь, — произнес он слабым голосом, на лбу от напряжения проступили складки. — Кажется, одна из дам заметила, что встретила утром на дороге отряд солдат, и затем герцогиня — да, это была герцогиня — ответила:» О, они все уже ушли в Элфристон «. Я только взмолился про себя, чтобы ты успела предупредить Лью вовремя, как вдруг еще один из присутствовавших — если не ошибаюсь, мужчина — сказал:» Нет, не все. Я слышал, что этой ночью они установили караул на берегу бухты. Ходят слухи, что контрабандисты пользовались ею раньше «.» Нет, что вы?«— воскликнула герцогиня.Хьюго слегка простонал, и Леона быстро произнесла:— Не разговаривай, если это затрудняет тебя. Это может подождать до завтра.— Нет, нет, я хочу восстановить все в памяти, — отозвался Хьюго раздраженно. — Так вот, она сказала:» Нет, что вы! У нас в Клантонбери нет контрабандистов «. И тут Николас Уэстон рассмеялся. — Хьюго замолк на мгновение, закрыв глаза. Губы его искривились от боли, прежде чем он продолжил:— Тогда я понял, так же ясно, как если бы кто-нибудь сказал мне об этом, что должно произойти. Лью, получив твое сообщение, доставит груз в бухту Клантонбери — он часто поступал так и раньше, я слышал, как он хвастался на этот счет, — и Чарду останется только захлопнуть ловушку. Ума не приложу, как я мог так его недооценивать. Он был точно таким же во Франции. Со стороны тебе бы показалось, что он бездействует, а на самом деле в это время в его голове рождается целая стратегия, которая должна привести к разгрому французов.— Если бы только ты предупредил меня об этом заранее, — прошептала Леона.— Наверное, он околдовал меня, — ответил Хьюго. — Он казался таким дружелюбным, таким покладистым, что я никогда бы ни о чем не заподозрил. Но когда Уэстон расхохотался, я все понял.— И как же ты поступил?— Я продолжал играть, как будто ничего не расслышал. Кажется, я выиграл несколько гиней. Но я оставил их на столе и поднялся со стула, сказав, что хочу выпить. Было уже довольно поздно, и по моим расчетам выходило, что если тебе удалось связаться с Лью и он решил идти в Клантонбери, то как раз приблизительно в это время яхта должна была достигнуть бухты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34