Окна выходили в парк, за которым виднелось море; по большому ковру на полу разбросаны были маленькие коврики из меха дикого кота.
Комната была строгая по стилю и создавала впечатление величавости.
Маркиз затворил дверь и сказал:
— Я должен поздравить вас. Вы блестяще прошли через это мучительное испытание.
— Вы и в самом деле так считаете? — спросила Эрайна. — Я так боялась осрамить вас.
— Вы меня спасли!
— Я отлично понимаю, что вы не захотели бы жениться… на леди Морэг, — робко заговорила Эрайна. — В то же время я вижу, что ваш отец… ненавидит меня.
— И, тем не менее, он верит, что вы моя жена, а с этим он ничего не может поделать.
— Леди Морэг очень негодовала, — продолжала Эрайна. — Не приведет ли это к тому, что вражда между кланами усилится… и вам снова придется сражаться?
В голосе у нее было столько ужаса перед подобной перспективой, что маркиз расхохотался.
— Конечно же, нет, — сказал он. — Мы теперь гораздо более цивилизованны, чем в прошлом, и я убежден, что старейшины кланов со временем научатся уважать друг друга и станут вести себя как человеческие существа, а не как варвары.
— Быть может, было бы лучше… для всех… если бы вы женились на ней.
— Япредпочел бы умереть! — отрезал маркиз. — Или — что гораздо реальнее! — голодать.
Он говорил так твердо, что Эрайна взглянула на него: он был, несомненно, искренен.
— Мы должны быть очень… очень осторожны, чтобы не попасться, — проговорила она.
— Мы и будем, — ответил маркиз. — А теперь отдохните и готовьтесь к весьма торжественному обеду. Мой отец обедает по всей форме.
С этими словами он вышел из комнаты, и в нее поспешно, словно только и ждали его ухода, вошли две служанки — помочь Эрайне раздеться.
Маркиз возвращался взамок с реки по короткой дороге через заросли вереска, который еще и не начал цвести; маркиз находился прямо-таки в триумфальном настроении — ему было, чем похвастаться.
Он поймал ни много, ни мало целых четырех лососей, начав удить с самого утра, и был в восторге оттого, что не утратил сноровки, хотя с двенадцати лет не брал удочку в руки.
Двое слуг, нагруженные лососями, удочкой и острогой, с трудом поспевали за ним — маркиз спешил поскорее рассказать Эрайне, каким ловким он оказался.
«Завтра возьму ее с собой, — решил он, — и научу удить. Уверен, что ей это занятие понравится».
Просто удивительно, как легко Эрайна освоилась с жизнью в замке, причем так, что никто не мог к ней придраться, даже сам герцог; Шотландия ей явно пришлась по сердцу не меньше, чем ему.
Вышагивая по направлению к замку, он подумал, что хочешь, не хочешь, но он вынужден признать Килдонон своим домом.
Он этого никак не ожидал, наоборот, предчувствовал, что возненавидит каждый миг своего пребывания здесь, но вышло иначе: он словно начал жизнь с того часа, как оставил ее пятнадцать лет назад.
Стоило ему услышать утром игру волынщиков, вышагивающих мимо замка, как начинало казаться, что годы, проведенные на юге, меркнут в сознании, рассеиваются, будто туман на болотах.
Он снова стал шотландцем, живущим на родной земле, и сердце его начинало биться сильнее, а кровь в жилах бежала быстрее при мысли о древних традициях этой земли.
Волынки, вересковые пустоши, туман и люди его клана — со всем этим связана целая жизнь.
«Я ехал сюда с ненавистью к Шотландии, но я ее люблю!» — признался он себе прошедшей ночью.
Спал он на узкой кровати в гардеробной, примыкающей к спальне, которую занимала теперь Эрайна, и как это ни смешно, сожалел, что не может возлежать на огромной постели с четырьмя столбиками, поколение за поколением принадлежавшей старшему из сыновей главы клана.
Но самая большая перемена произошла с его отцом.
Едва только приехав, маркиз удивился тому, каким ссохшимся и маленьким стал отец по сравнению с тем, каким он его помнил.
Потом он понял: на самом деле это он, Алистер, вырос, стал взрослым человеком и больше не боится отца, как это было в детстве.
Герцог состарился и, хотя все еще оставался требовательным и властным, но держался он спокойно и приветливо… до тех пор, пока не задевали его авторитета.
Маркиз готовил себя к борьбе с отцом, но это оказалось вовсе не нужным.
— Я сильно разочарован, Алистер, — пожаловался герцог, — что ты женился на женщине с юга, а ведь я полагал, что ты займешь место брата и женишься на Морэг Макнаин.
— Фолкнер говорил мне об этом, — ответил маркиз, — но, поскольку я уже женат, это неосуществимо.
— Разумеется, — согласился герцог, — но жаль… очень жаль!
К удивлению маркиза, на том он и остановился и, хотя все присматривался к Эрайне с осторожностью, словно она не заслуживала полного доверия, но не был с нею груб, и она занимала в доме место, принадлежавшее ей по праву.
«Все обернулось куда лучше, чем я ожидал», — говорил себе маркиз.
Выводок молодых куропаток вспорхнул у него из-под самых ног, и маркиз вспомнил, что в августе начинается охота, а егеря пророчат полные ягдташи дичи.
Уезжая из Лондона, он считал, что ему ужасно будет не хватать скачек в Аскоте, друзей из клуба «Уайтс», почти еженощных балов.
Но все это отодвинулось куда-то далеко, словно он жил на другой планете.
Поднимаясь по утрам с постели, он думал не о тех, кто остался в Лондоне, а о тех, кого увидит сейчас, и о том, как бы поскорее выбраться к реке на рыбалку.
Он также строил планы, как и что следовало бы изменить, когда он будет у власти.
Заметил он и то, что, поскольку отец стареет, подчиненные ему люди, по-прежнему верные и преданные, мало-помалу разбалтываются; чтобы держаться на должном уровне, люди эти нуждаются в твердом руководстве.
— Здесь многое нужно сделать, Чампкинс, — сказал он своему слуге, одеваясь.
— Я это заметил, м'лорд, — отвечал тот. — Но ваша светлость во всем разберется, как всегда.
Маркиз улыбнулся.
А сегодня спозаранку, собираясь на реку, сказал Чампкинсу:
— Отыщи где-то тут в замке одежду моих братьев. Я ведь такого же роста, как лорд Колин. Найди мне его вечерний костюм, а завтра я мог бы отправиться на рыбалку в килте.
Он вышел из комнаты и не заметил ухмылку Чампкинса, но, наверное, не слишком бы удивился, услыхав, как тот бормочет себе под нос:
— Никуда им не деться от собственной крови. Она призовет их, в конце концов.
Эрайна в это утро работала в саду; она заметила, как удлинились тени, — значит, маркиз вот-вот вернется с рыбной ловли и захочет, чтобы она налила ему чаю.
Она поспешила подняться по каменным ступеням, и замок казался ей сейчас таким же прекрасным, как и в тот миг, когда она впервые увидела его.
Именно таким вот красивым во всех отношениях должен быть замок, и у Эрайны не хватало слов, чтобы описать его матери.
Она вошла в большой мраморный холл, отделанный темными дубовыми панелями и украшенный знаменами, захваченными Макдононами в сражениях. Поднялась по лестнице с надеждой, что нынче к чаю соберется немного народу, и она сможет пообщаться с маркизом.
Она уже привыкла, что замок всегда открыт для родственников и друзей, что они могут явиться сюда в любое время дня и ночи, и будут приняты с отменным гостеприимством.
Она вошла в маленькую гостиную, где был накрыт чай на большом круглом столе.
В комнате никого не было, но, как и ожидала Эрайна, стол ломился от яств: булочки, ячменные и пшеничные лепешки, песочное печенье, имбирная коврижка, овсяное печенье, мед в сотах и большой круг золотистого сливочного масла с выложенным на нем гербом Макдононов.
Эрайна уже начала привыкать к тому, что гербы и эмблемы здесь везде и всюду.
Позади себя она услышала шаги и, обернувшись, увидела маркиза.
Солнце и морской ветер покрыли загаром его лицо, и она подумала, что он теперь еще красивее, чем в Лондоне.
— А я вас искал, Эрайна, — заговорил он. — Как вам это покажется? Я поймал четырех лососей, один из них весит больше тринадцати фунтов!
Он произнес эти слова с восторженностью мальчугана.
— Замечательно! — воскликнула Эрайна. — Я рада за вас. Можно мне на них взглянуть?
— Их положат на мраморную доску в кладовой внизу, — ответил он. — Я покажу их вам после чая или завтрака.
— Вы, должно быть, проголодались.
Она привычно уселась возле серебряного подноса, на котором стояли металлический чайник с кипятком, чайник для заварки и посуда из серебра с гербом Макдононов.
Маркиз принялся намазывать лепешку маслом, сопровождая это рассказом о том, как ему удалось поймать рыб, как он упустил двух, как одна из них сорвалась, промучив его целые четверть часа.
Рассказ звучал живо, был полон бурных эмоций, а Эрайна слушала и думала, насколько это не похоже на скучающую, пресыщенную тональность его лондонских речей.
Никто больше не явился к чаю, и они с маркизом долго еще разговаривали, пока он сказал:
— Мне бы надо принять ванну. Кажется, кто-то собирался приехать к обеду, только не помню, кто именно.
— Приемы здесь каждый вечер, — заметила Эрайна.
— А почему бы и нет? — сказал маркиз. — Слуг множество, а стол хорош.
— Даже слишком хорош! — воскликнула Эрайна. — Боюсь, мои новые платья перестанут сходиться на талии из-за этого хорошего стола.
— Вот это мне приятно слышать, — заявил маркиз. — Должен заметить, что вы гораздо лучше выглядите и очень похорошели.
Эрайна не ожидала комплимента, она смутилась, покраснела и даже отвернулась.
— Очень похорошели! — повторил маркиз. На этот раз Эрайна посмотрела ему прямо в глаза, и оба они почему-то долго не могли отвести взгляда.
Маркиз пошел переодеваться к обеду, Эрайна отправилась к себе и слышала, как он в соседней комнате ходит и разговаривает с Чампкинсом; ей хотелось войти к нему и побыть еще немного вместе, пока не начнут съезжаться гости к обеду.
Она позвонила горничной и быстро переоделась в очень нарядное платье с вышивкой и кружевной отделкой.
Платье было более интересным, чем те, которые она носила обычно, и Эрайна надеялась, что маркизу оно понравится.
Пока она думала о нем, в гардеробной стало тихо. Значит, маркиз либо очень долго находится в ванне, либо уже переоделся и ушел в гостиную, где они встретятся перед обедом.
Ей очень хотелось увидеть его, и она быстро пошла по коридору, но, к своему разочарованию, в гостиной никого не обнаружила.
Потом она сообразила, что до обеда еще полчаса; маркиз, возможно, спустился на нижнюю террасу.
Она отправилась туда, но ее ждало новое разочарование: на каменной террасе никого не было.
Солнце спускалось к горизонту за вересковыми пустошами, оно сияло ослепительно, а море было синее-синее.
Вновь очарованная всей этой красотой, Эрайна медленно сошла в парк по каменным ступеням.
В парке лежали длинные тени, и розы благоухали сильней и сильней, своим ароматом наполняли воздух и усыпанные цветами кусты.
Эрайна уже собиралась направиться на лужайку, но вдруг ей показалось, что в кустах кто-то негромко поскуливает.
Она прислушалась: негромкий непонятный звук повторялся снова и снова. Может, какое-нибудь животное угодило в ловушку?
Было невыносимо думать, что кто-то страдает. Эрайна раздвинула ветки, чтобы посмотреть, что там, но в эту секунду ее ударили сзади по голове чем-то твердым.
Она успела негромко вскрикнуть от боли — и наступила тьма…
Эрайна медленно приходила в сознание; голова болела, было трудно дышать.
Потом она поняла, что на лицо ей наброшено что-то плотное, и что лежит она на спине.
И вдруг девушка услышала мужской голос:
— Надеюсь, ты синяк-то ей не поставил. Ее милость велела, чтобы никаких следов на ней не было.
— Я же говорил тебе, что дал ей по затылку, — отвечал второй мужской голос. — Какой еще синяк ты увидишь под волосами?
Эрайна сильно перепугалась.
Ясность мысли понемногу возвращалась к ней. Значит, эти двое свалили ее с ног сильным ударом… Разум подсказывал, что если она сейчас пошевелится, то может получить еще один удар.
Смутно, неопределенно, в самой глубине сознания возникло воспоминание. Отец рассказывал, как после сражения раненые солдаты прикидывались мертвыми, когда мародеры обыскивали их в поисках чего-нибудь ценного.
«Если раненый пытался защитить свое имущество, его приканчивали! — говорил отец. — Однажды мне удалось выжить только благодаря тому, что я притворялся мертвым несколько часов».
Мама тогда вскрикнула от ужаса, но Эрайна, припомнив этот рассказ, продолжала лежать неподвижно.
В то же время она изо всех сил старалась сообразить, что же с ней произошло. Мужчины упомянули «ее милость», стало быть, похищение затеяла леди Морэг.
Но если ее хотели похитить, то почему обошлись с ней так жестоко?
Голова все еще болела, но Эрайна отдавала себе отчет, что могло быть и хуже.
Ей хотелось предстать перед маркизом в наиболее привлекательном виде, и она уложила волосы в сложный шиньон, а горничная закрепила его шпильками и приладила сверху маленькую кружевную розетку, подходящую к платью.
Выглядело очень мило, но теперь Эрайна поняла, что если бы масса волос не смягчила удар палкой или чем там еще, она вряд ли опомнилась бы так скоро.
— Далеко мы ее отвезем? — спросил один из мужчин.
— Подальше, — ответил второй, — но не так чтобы чересчур. Пускай думают, что она сама поплыла на веслах по морю.
— Не нравится мне такое дело, — снова заговорил первый. — Подумать только, совсем молоденькая барышня. Слаба, чтобы грести.
— Ее милость управляется с веслами будь здоров, вот она и думает, что все женщины такие.
Мужчины захохотали с явной издевкой, словно не одобряли геркулесовы подвиги своей хозяйки.
— А она хорошенькая, — отсмеявшись, заметил один.
— Саксонка!
— Все равно женщина что надо! — последовал ответ.
— Это твое мнение, Джок, ты вечно бегаешь за юбками.
Судя по разговору, эти двое относились к более высокому разряду и были лучше образованы, чем самые простые и грубые клансмены.
Эрайна была уверена, что если леди Морэг поручила кому-то похитить ее и пустить в лодке в море, то выбрала для этой цели наиболее смышленых своих слуг.
Из услышанного разговора Эрайна поняла, что с ней намерены сделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18