Они специально сделали длинные привязи, чтобы животные могли свободно передвигаться и щипать заиндевевшую с ночи траву, похрустывающую под ногами. Выйдя из леса, они двинулись к глинистому откосу, над которым возвышались скалы.
Старик шел впереди вдоль подножия скал. Добравшись до первой узкой расщелины, прорезавшей крутой склон под углом, он двинулся вверх по ней. Таким же способом — неторопливо, спокойно, не останавливаясь, чтобы перевести дух, — он преодолел и Следующую, ведущую в противоположном направлении. Борну казалось, что старик в своем уверенном восхождении вот-вот должен остановиться, уперевшись в непреодолимую преграду, вернуться назад, чтобы поискать иной путь, но каждый раз тот находил подходящий выступ, нужный камень, на который можно было поставить ногу, щель, в которую можно было просунуть руку, и подняться еще выше. Либо он уже проходил этот путь неоднократно, подумал Борн, либо прожил в горах так долго, что ему достаточно одного взгляда для безошибочного выбора маршрута.
Вскоре верхушки сосен оказались у них под ногами. Светало. Камни внизу казались пугающе огромными; заглядевшись на них, Борн едва не сорвался, успев в последний момент поймать ногой прочную опору.
— Не прижимайся близко к скале. Отклонись. Она сама поможет тебе, — негромко посоветовал старик.
Борн удивился: тот находился гораздо выше и, казалось, должен был кричать, чтобы быть услышанным. Непонятно, как это происходит. Борн больше не смотрел вниз, а просто виимательно искал, за что ему покрепче уцепиться кровоточащими, в ссадинах пальцами, посиневшими от холода, и переставлял ноги по почти отвесной поверхности скалы, взбираясь все выше и выше — и вот над головой уже не было ничего, только небо и вольный воздух. Последнее усилие — и он на плоской вершине. Старик сидел неподалеку, рядом с какими-то голыми кустиками, и ждал. Борн поспешил к нему.
— Посмотри на свои руки, — проговорил старик. Борн понял, что тот имел в виду: его разбитые в кровь руки дрожали крупной дрожью — то ли от холода, то ли от пережитого страха, когда он едва не свалился вниз, — но ничего поделать не мог. Решив не обращать на это внимания, он двинулся вслед за стариком, который уже был на другом краю плоской макушки скалы. Ползком он добрался до обрыва. Внизу простирался каньон — Овечья пустыня. С этой высокой точки он был виден как на. ладони. Широкие каменистые участки, обрамляющие подножия скал, полоса пожухлой травы в средней части. В самом центре каньона можно было различить хижину, несколько сараев и загон для овец, оставшиеся, видимо, с тех давних пор, когда здесь жили пастухи. Он вспомнил, что на карте они также не были помечены. Старик протянул вперед руку, и Борну показалось, что он предупреждает об опасности. Он тут же напрягся, пытаясь разглядеть, не движется ли кто около строений, но быстро догадался, что старик обращает внимание на черную тучу, быстро заволакивающую горизонт. Ну вот и снег, подумал он, вспомнив слова старика прошлой ночью. Облака закрыли солнце; вокруг резко посерело и потянуло холодом. Борн вздрогнул и попытался согреть окоченевшие руки. Вот мы его и дождались, повторил он про себя. Старик уже отполз от края, словно, опасаясь, что его фигуру могут заметить на фоне неба, потом огляделся и, пригнувшись, побежал направо, туда, где внизу был проход из каньона в речную долину.
Когда Борн догнал его, тот уже примеривался к крупному валуну. Отсюда было ясно видно, сколько путей в этом скальном лабиринте внизу заводили в тупик; лишь один, прямо под ними, вел к цели.
С первым валуном они справились без труда. Просто подтолкнули его, и он неожиданно легко перевернулся, покатился по склону и рухнул, отскакивая от стенок расщелины. Грохот от его падения был подобен раскату грома в горах.
— Ну, вот и славно. — Старик был доволен. — Они подумают, что это буря наделала.
— Вы что, видели их?
Валун, упав вниз, не перегородил проход полностью. Просто через него стало труднее перебраться. Старик уже шагал к другому валуну, гораздо больших размеров.
— Вы не ответили мне, — повторил Борн, догоняя его. — Вы их видели?
— Нет. Это ты считаешь, что они где-то здесь. Каменная глыба не поддалась, даже когда они навалились на нее изо всех сил. Подобрав сухую лесину, они подвели ее под камень, действуя, как рычагом, и попытались столкнуть его с места. Конец бревна обломился. Со второй попытки валун покачнулся, но с места не сдвинулся. Потом им удалось перевалить его на другой бок; эту операцию пришлось повторить трижды, прежде чем глыба оказалась на пологом склоне, по которому уже под собственным весом, набирая скорость, покатилась вниз и исчезла. Грохот падения достиг их слуха, раньше, чем они добежали до края скалы. Валун рухнул точно меж стенок прохода. Теперь уж ни одному всаднику не заставить свою лошадь взять такой барьер.
— Конечно, они могут бросить лошадей и идти дальше пешком, — рассудительно заметил старик и побежал еще к одному валуну. Измучившись, но так и не сумев сдвинуть его с места, оба в изнеможении опустились рядом с ним, решив, что человек все равно переберется через камни, какими бы огромными те ни были, и что главную цель — создать видимость того, что на лошадях здесь не проехать, — они достигли.
Облака висели уже прямо над головой и быстро передвигались в сторону города; так похолодало, что Борну пришлось достать из кармана куртки толстые шерстяные перчатки и натянуть их на свои распухшие, порезанные камнями руки. Подул ветер — колючий, пронзительный, выжимающий слезы из глаз. Он повернулся к ветру спиной, поднял капюшон и взглянул на город. Там еще сияло солнце, но вот тень от облаков накрыла его, и в этот же момент несколько белых крупинок мелькнуло перед глазами.
— Пожалуй, пора спускаться, а то лошади испугаются, — сказал старик; ветер и холод, казалось, ему были нипочем; он лишь плотнее натянул шляпу и застегнул куртку, но от ветра не отворачивался и даже не спрятал руки в карманы. Пригнувшись и уперевшись ладонями в колени, он увлеченно наблюдал, как ветер несет пыль и гнет ветви деревьев и кустарников.
— Одну минуту, — попросил Борн и достал из кармана куртки фотографию. Вчера вечером после ужина он заприметил ее на стенке за баром.
— Так город выглядел как раз перед оспой, — сказал ему тогда старик.
Обычная старинная фотография размером пять на шесть дюймов, пожелтевшая от времени, потрескавшаяся и ломкая — чем-то она привлекла его внимание. Такие снимки делали в старину громоздкими аппаратами на треноге, в которые вставляли большие стеклянные негативы в деревянных рамках. С задней стенки ящика свисал длинный кусок черной материи, под которой фотограф подлезал, чтобы навести на резкость объектив. На фотографии была изображена панорама города в долине, снятая издалека и с. высокой точки. Несмотря на дымку, можно было различить людей и даже какой-то фургон, выезжающий из города по направлению к реке.
— Это снято сверху, с того места, куда мы отправимся завтра, — пояснил старик. Борн, повинуясь какому-то безотчетному импульсу, открепил кнопки и сунул ее в карман.
Теперь, сличая старый снимок с тем, что было перед глазами, он не мог не согласиться: снимали действительно почти с этого места, только немного правее. Он сдвинулся вправо, пытаясь совместить угол зрения.
— Что ты делаешь? — спросил старик. — Мы должны идти.
— Еще минутку, — повторил он и сделал еще пару шагов вперед и в сторону, продолжая держать фотографию перед собой, добиваясь максимальной точности. Он даже наклонился, как это сделал бы фотограф, и смотрел на снимок, словно в видоискатель фотоаппарата, передвигая его слегка взад-вперед, чтобы совместить изображение с реальностью. Он почти добился желаемого, хотя уже понял, что полностью ему это не удастся. Во-первых, снимок был сделан летом, и кустарник на переднем плане кадра сейчас не был виден, а те кусты, что торчали перед глазами, отсутствовали на фотографии. Тогда летом все было покрыто зеленью, а сейчас все листья облетели. И сам город был тот же, да не совсем. Он стал как-то меньше, съежился, словно усох с годами, и отсутствие каких-либо признаков жизни там, внизу, делало его еще меньше.
Он смотрел на фотографию, которая была такой же старой, как город, со странным ощущением какой-то двойственности. Ему казалось, что ветер вот-вот выхватит ломкую карточку и она просто исчезнет, растворится в пространстве, оставив какие-нибудь обрывки…
— Ну хватит, пора идти, — произнес старик за спиной; холод, кажется, пронял и его. Во всяком случае, он спрятал руки в карманы и втянул голову в плечи. — Это всего лишь фотография.
Но что-то в ней царапало взгляд, и Борн продолжал вглядываться, не понимая причины своего беспокойства. Расположив снимок перед собой так, чтобы он максимально точно соответствовал по масштабу и положению виду города, Борн, даже сделав скидку на время года и на изменения, произошедшие в пейзаже за столетие, чувствовал, что что-то не так, что есть на снимке какая-то неуловимая деталь, вызывающая безотчетный страх. Да, страх исходил не от боязни потерять карточку, унесенную порывом ветра, а от того, что было изображено на ней. И наконец, он увидел это — в левом нижнем углу среди густых зарослей на краю утеса он увидел пригнувшуюся фигуру человека в пятнистой куртке, почти не различимой на фоне кустарника. Лицо его скрывалось в густой листве.
Впрочем, Борн не мог сказать наверняка, был ли это человек, а не игра теней, была ли у него в руках винтовка, чье дуло высовывалось из кустов, или это просто сухая, ветка торчала в направлении снимка. Нет, неверно, в направлении объектива, в направлении фотографа. В его направлении. Он взглянул туда, где, согласно снимку, должны были быть кусты, но сейчас там стоял старик. В такой же пятнистой куртке, как на фотографии. Холод уже пронизывал Борна до костей, куртка не защищала от ветра, но он стоял с широко открытыми глазами, не в силах сдвинуться с места.
— Мы должны спускаться, — крикнул старик, быстрым шагом направляясь к краю обрыва. — Если ветер усилится, нас просто сдует со скалы!
Но Борн не шелохнулся, оцепенело наблюдая, как старик смотрит вниз с утеса и изучает спуск. В следующий момент фотография улетела — ветер выхватил ее и унес в ущелье. Он бросился за ней и почти сорвался вниз, опомнившись на самом краю. Бросив взгляд на старика, Борн понял, что тот заметил происшествие и даже приостановился. Фотография быстро исчезала из виду в легкой снежной пелене, укрывавшей долину.
Борн подошел к обрыву, снял перчатки, медленно спустил ноги вниз, как это делал старик, потом, держась руками, нащупал под собой узкий выступ и встал на него, продвинулся на несколько дюймов вдоль скалы, нашарил еще одну опору… Мелькнула мысль о том, что нужно найти эту фотографию, но было ясно, что сделать это не удастся. Ухватившись за очередной выступ скалы и повиснув на руках, нашел опору для ноги в расщелине; схватился за другой выступ и спустился ниже, нащупал новый выступ и снова повис на руках. То, что они сделали сегодня, имело значение не меньшее, чем удачный отрыв от погони в самый первый день — только ему никогда не пришло бы в голову, что он способен взобраться по этой вертикальной стене.
Через некоторое время он стоял у подножия слева от старика. Из-за деревьев послышалось лошадиное ржанье. Переглянувшись, они бросились вниз по глинистому склону. Без слов было ясно, что следует разойтись и подобраться к лошадям с разных сторон — на тот случай, если там кто-то уже был. Сделав большой крюк и увидев лошадей, беспокойно метавшихся по поляне, Борн сообразил, что маневр не имел смысла — ведь старик был безоружен. Он выругал себя в душе за то, что не предложил ему хотя бы свой маленький пистолет, а потом понял, что старик не вспомнил об этом просто потому, что какое-то оружие у него при себе было.
Борн продолжал кружить по лесу, останавливался, прислушиваясь, снова кружил, но слышал только шум ветра в кронах деревьев и звук снежной крупы, бьющей по еловым веткам. Наконец, на поляне появился старик. Он подошел к лошадям и стал успокаивать их. Конечно, следовало бы более тщательно проверить окрестности, но страх того, что старик может угнать лошадей, заставил Борна поспешить присоединиться к нему.
— Ну, чего испугалась? Это просто ветер и снег, — разговаривал старик с каурой кобылкой, похлопывая ее по крупу.
— Где он?
Старик повернулся и посмотрел на него.
— Не понимаю, о чем ты?
— Ваш пистолет. Где он? За поясом? В сапоге? Где?
— В кобуре под курткой, — после паузы ответил он.
— Какой? Покажите!
— Зачем? Уж не собираешься литы отнять у меня и его? Ты прекрасно знаешь, что этого я не позволю.
Борн промолчал. Ситуация вновь, как и днем раньше, оказалась тупиковой, но с тем лишь различием, что сейчас Борн не смог бы направить пистолет на старика. Хотя бы потому, что сам бы поступил на его месте точно так же. Он просто разозлился на себя за то, что позволил себя одурачить.
— Нет, — ответил он, — не собираюсь. Если бы вы хотели нас убить, вы бы давно это сделали. У вас было для этого немало возможностей. Я, видимо, просто нервничаю из-за погоды — так же, как лошади.
— Похоже на то. — Старик пристально взглянул на него. — Это старый армейский кольт 45-го калибра.
Он расстегнул куртку, достал револьвер и показал его Борну. Это был револьвер, похожий на “магнум”, с длинным стволом, наподобие тех, что показывают в вестернах, но металл был тусклый и серый, на деревянной необработанной рукоятке виднелась трещина.
— Он еще неплохо стреляет, — сказал старик. — Не бойся, я умею им пользоваться.
— Не сомневаюсь, — ответил Борн.
— Они не обменялись больше ни словом, ни жестом, но атмосфера разрядилась. Борн почувствовал, что все снова будет хорошо.
— Берите каурую, — предложил он старику, потом распутал концы веревок, которыми были привязаны лошади, смотал их и сел в седло.
Глава 17
На обратном пути ветер дул им в спину, но холод все равно пробирал до костей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29