Навсегда. Я еще не был знаком с настоящим отчаянием. Тяжелее, чем гора, оно навалилось на меня, придавило к земле, растерло в пыль.
– Этот червяк похож на одного из фон Заровичей, – произнес кто-то с издевкой.
Нет. При чем тут фон Зарович? Я – просто несчастный, который все потерял, у которого ничего не осталось. Ничего. Человек, убитый горем, которого не высказать словами.
Мои мучения были так велики, что я даже не почувствовал, как в меня вонзилась первая стрела.
Вторая воткнулась в спину и я растянулся на земле. С трудом встав на ноги, я уставился невидящим взглядом на башенки. У маленьких окошек стояли лучники с колчанами, полными стрел, и целились в меня.
Несколько человек выбежали на смотровую площадку. Все одеты в цвета Дилисния. Все готовились стрелять.
И один за другим они выпустили в меня стрелы. Я взял себя в руки и не уклонился от них, приветствуя их. Меня охватило то же безумие, которое уволокло в бездну Татьяну. Скоро это кончится. Я заплачу этой незначительной болью за забвение. Даже ад не сможет изобрести для меня пытки хуже той, которой я подвергся сегодняшней ночью. Стрелы, стрелы. Они были ничто по сравнению с тем отчаянием, которое раздирало мое сердце. Но смерть почему-то не торопилась мне навстречу, я должен заставить ее поспешить. Схватив одну из стрел, я вырвал ее из тела. Меня как будто ошпарили кипятком и я закричал. Из дыры хлынула кровь, но не так сильно, как я ожидал. Я вырвал еще одну стрелу. Некоторые попятились. Те, кто посмелее, остались на месте и опять прицелились. Я смотрел им в лицо, поощрял их и одну за другой вытаскивал из себя их стрелы. И ломал их на две половинки. Я был похож на зверя в ловушке, который отгрызает себе лапу, чтобы обрести свободу.
Наконец…
…я стал ослабевать… Ты перестанешь стареть. Отлично. Дай мне умереть.
Я опустился на колени. Лучники осторожно приблизились ко мне. Слабее…
Руки и колени. Земля и камни были залиты моей кровью… кровью Сергея… Алека.
В меня выпустили столько стрел, что можно было бы прикончить дюжину здоровых мужиков, но я выжил. Неправильно… Противоестественно…
Нет.
Хохот над моим безумием.
Ты перестанешь стареть.
Мне не суждено умереть. Ни теперь, ни потом.
Хохот над моей болью. Бесконечные ночи, нескончаемые годы.
Без нее.
В одиночку.
Хохот.
Один из мерзавцев ударил меня и я опрокинулся на спину. Я беспомощно разглядывал их ухмыляющиеся рожи. Как они посмели? Как они вообще посмели? Я был одним из фон Заровичей. Но для них я всего-навсего очередная жертва – может, более непокорная, более строптива, чем остальные, но мое упрямство только придало остроты их ощущениям. Они смеялись надо мной и их голоса смешались с теми, другими в моей голове.
Хохот… над всколыхнувшейся во мне яростью.
Я смотрел на эти живые трупы. Я не мог умереть, погибнут они. Не пройдет и часа, как я отправлю их прямиком в ад. Всех до одного. Всех, кроме самого главного предателя. Для него я приготовлю кое-что особое. Кто?… Тот, кто ударил меня, передал лук стоящему рядом и снял шлем.
Лео Дилисния.

* * * * *
Несмотря на то, что бледные мраморные стены столовой были испачканы и заляпаны кровью, а на длинном столе царил непривычный беспорядок, в помещении по-прежнему чувствовалось праздничное настроение. В люстрах, высекая искры из хрусталя, горели свечи. Лежа на холодном полу, я глядел на язычки пламени и изучал их великолепие. Иллюзия. В мире не осталось ничего красивого. Красота умерла, когда она…
Перед тем, как приволочь меня сюда, чьи-то грубые руки выдрали из меня все стрелы. Дотронувшись до ран, покрывающих мою грудь и живот, я невольно застонал. Мои пальцы обожгло, как будто я случайно наткнулся на угли, выброшенные из костра. Но раны перестали кровоточить. Пока что никто этого не заметил.
Одному негодяю было приказано стеречь меня. Еще несколько человек пасли остальных пленников: Айвана Бучвольда, брата его жены Виктора Вочтера и его девятилетнюю дочку Ловину. Потрясенная до глубины души, девочка прилипла к своему отцу, как моллюск к днищу корабля. На лицах мужчин застыло такое же испуганное выражение – на них было жалко смотреть. Их праздничная одежда промокла от крови и пота, а значит, они тоже принимали участие в битве.
Которая, кажется, произошла столетия назад. Во всем замке не было слышно ни шороха. Дворец замер, как поле боя после того, как сражение окончено. Двойные двери с южной стороны столовой отворились и часовые впихнули леди Илону и Рейнхольда Дилисния. Илона устояла, а Рейнхольд, с серым от боли лицом, рухнул на пол, поджав под себя ноги, как бездомный пес. Илона присела около него, держа руки над его трясущимся телом, и зашептала молитву, склонив голову набок.
Я отвернулся и заскрежетал зубами, чтобы не заорать. Когда я снова взглянул на него, он, казалось, уже спал.
– Лорд Страд? – Илона стояла около меня на коленях. Сегодняшней ночью на ее лице выступили все прожитые ею годы, и я подивился, сколько же раз она встречалась со смертью и как ужасны были эти встречи. Она потянулась ко мне.
– Не тронь меня! – прохрипел я.
Она отдернула руку.
– Повелитель? – Она повнимательнее посмотрела на меня. Если кому и были заметны перемены, происшедшие внутри меня, так это ей. За этот короткий, страшный промежуток времени она увидела и поняла. Голова ее поникла.
– Оставь это для других.
– О Страд, что же ты наделал? – Она каким-то образом догадалась, что я не жертва, а виновник случившегося со мной.
– Все и ничего.
Я никогда раньше не видел ее слез. И они должны были бы пробудить во мне нечто большее, чем то презрение, которое я чувствовал.
– Нужно лучше контролировать свои эмоции, леди, – пробормотал я, передразнивая ее собственные слова. Мне это показалось очень забавным и, несмотря на боль, я засмеялся.
Она перевела взгляд на мой раскрытый рот.
Я знал, на что она смотрела – мой язык постоянно задевал за их острые края.
– Если я могу тебе помочь, я это сделаю, – прошептала она.
Как будто меня действительно могло заинтересовать ее предложение, тогда как я продал душу дьяволу.
– Скажи мне… что тут творится.
Она колебалась. Правильно. Учитывая, кем я стал, осторожность ей не помешает.
– Где Лео Дилисния?
Она колебалась. Конечно, Лео был вдохновителем сегодняшней резни, но он ничем не отличался от нее – от других грешников, – в то время как меня уже нельзя назвать человеком.
Я обвел взглядом пленников.
– Скажи и я спасу их.
Да. Это было ее слабое место. Она тоже это знала. Илона не сомневалась в моей способности преуспеть в таком практически невыполнимом деле.
– Дай мне слово, Страд фон Зарович.
– Думаешь, я его сдержу?
– Поклянись своей честью. Ты ведь еще не забыл, что это такое, верно?
– А вот мы и проверим.
Этого было достаточно, чтобы отбить у нее всякую охоту сидеть рядом со мной. Она сдержанно кивнула. – Я не знаю, где Лео, но он скоро придет. Часовые так говорили.
– Что с моими придворными?
– Убиты или смертельно отравлены. Гости… все мертвы… во всяком случае те, которые сохранили верность тебе. Где Сергей? Где Татьяна?
Я засмеялся, потому что разучился плакать.
Илона передернула плечами и подняла руку.
– Не смей!
Она окаменела.
– Мне жалко тебя, Страд.
– Оставь свою жалость для тех, кто в ней нуждается.
Она очень долго смотрела на меня. Жалость, ужас, сострадание и отвращение боролись на ее лице. Мне было наплевать. Я показал глазами на остальных. – Держи язык за зубами, леди.
Кивок головы, шорох юбок, когда она поднялась, и я освободился от ее гнетущего присутствия. Ко мне возвратилась часть моей былой силы. Но в горле у меня пересохло… Мне хотелось выпить.
В комнате витал запах крови, исходивший от стен и пола. Она высыхала и сводила меня с ума. Часовой рядом со мной… он подслушал наш разговор с Илоной и теперь держался от меня на расстоянии. Рейнхольд был ближе всех. Но от него шел какой-то душок. Как от испорченного мяса.
Опять Лео. Все эти годы болезни Рейнхольда получили прекрасное объяснение. Как долго Лео вынашивал свой план? Как долго он с завидным терпением травил своего брата?
Неважно. Сегодняшняя ночь положит этому конец.
Двери раскрылись и в столовую ввалился Гунтер Коско. Он потерял свою шляпу и пряди его редеющих волос разлохматились и торчали в разные стороны, как у клоуна. Он был так же бледен, как и Рейнхольд, его некогда красивое лицо пересекала красная полоса. Это была опасная рана – и вряд ли он уже доживет до того момента, когда она зарубцуется.
Стражники, похоже, не видели в нем угрозы и оставили его в покое. Он побрел в нашу сторону, избегая смотреть нам в глаза и ничего не говоря.
Появился окруженный своими людьми Лео Дилисния. Он так и не сменил своего темно-коричневого одеяния лучника, зато повесил себе на шею вызывающую золотую цепь. Ею, а также своим особым дорогим мечом в причудливо разукрашенных ножнах, он как бы отгородился от остальных. Стражники вытянулись по стойке «смирно», Виктор и Айван встали. Он, однако, не обратил ни на них, ни на Гунтера никакого внимания и прошествовал к тому месту, где лежал я.
– Здравствуй, Страд, правитель Баровии, – сказал он негромко, почти дружелюбно. – Судя по твоему лицу, недолго тебе осталось. Я уж думал, ты помер. Чего ты ждешь?
Покашливая, как умирающий, я пробормотал:
– Объяснения.
– Я удивлен, что ты до сих пор не получил его от Рейнхольда. О да. Он не в состоянии ворочать языком, не правда ли? – Он наподдал Рейнхольду носком сапога, но тот никак не отреагировал. – Выглядит лучше, чем раньше. Твоя работа, леди?
Илона не ответила. Они сидела у стены и обнимала Ловину.
Айван Бучвольд, разрываясь между горьким равнодушием ко всему и безумным горем, спросил:
– Почему, Лео? Моя бедная Гертруда не сделала тебе ничего плохого… наши дети… Как ты мог? – По его щекам потекли слезы. – Как ты мог?
– А моя Олека, – добавил Виктор. – Наши дети. Твои родные сестры, Лео.
– Сестры наполовину, – оборвал его Лео. Он ждал их ответа, но ответом ему было только удивленное молчание. Он опять пнул Рейнхольда. – Брат наполовину, между прочим.
– Что ты имеешь в виду? – поинтересовалась Илона.
Лео покосился на Гунтера, который стоял, устало облокотившись о стол.
– Почему бы тебе самому не сказать им? Мне же ты, черт побери, не поленился все рассказать.
– И не думай, что я раскаиваюсь в этом, – ответил тот угрюмо.
Лео захохотал.
– Ты полагаешь, тогда бы ничего не было? Твое «великое откровение» о тебе и моей матери не имело для меня никакого значения, приятель. Оно только послужило мне дополнительным стимулом, чтобы разделаться со всей этой компанией. Я работал над своими планами с тех пор, как окончилась война.
– Баал'Верзи, – прошептал я, но он услышал.
Он оскалился и подошел ко мне, покачиваясь на носках.
– Так ты понял! Долго же ты соображал.
Предсмертные слова Алека обрели смысл. Даже когда он лежал, умирая от моего меча, он пытался предупредить меня: Баал'Верзи спали все эти три года – спали в ожидании подходящего момента, чтобы напасть снова.
– Ты должен был умереть в ту первую ночь, которую мы здесь провели, – сказал Лео. – Тогда Рейнхольд сел бы на трон. Через какое-то время он умер бы от несварения желудка и я бы занял его место, на что имел полное право. Если бы этот мерзавец Гуилем не объявился не вовремя, очень многие были бы еще живы. Где он?
– Не знаю, – ответил я честно.
– Мы его найдем. Помнишь, как ловко я обманул и тебя и его, разыграв сцену верности великому и благородному Страду. Хотел бы я, чтобы вы видели свои собственные лица. Мне только и надо было, что позаботиться о молчании бедного Ильи, пустить пару слез для убедительности, а вы все и проглотили. Может, теперь он успокоится в своей могиле – о, простите – наемных убийц сжигают, а прах рассеивают в воздухе. Вот что Страд сделал с телом, не правда ли, Айван?
Айван раскачивался всем телом из стороны в сторону, как безумный, а потом вдруг бросился на Лео. Сцепившись, они покатились к моим ногам. Айван оказался сверху, его пальцы сжимали горло Лео. Воины кинулись вперед и в конце концов растащили их. Айван был вне себя от ярости. Он стоял с открытым ртом, как будто собираясь кричать, но из его глотки вырывался только хриплый, злобный рык. Вены на висках вздулись и оттопырились, как голубые веревки. Шесть человек с трудом удерживали его.
Недолго. Лео тошнило, он кашлял и задыхался, но очень скоро очухался и, достав из ножен меч, приблизился к Айвану, сверкая глазами. Илона закрыла лицо Ловине, чтобы она не видела.
Айван испустил дух, издав длинный звериный вопль. Лео вырвал меч из его тела и вытер лезвие о его штаны. Потирая шею, он кивнул солдатам, чтобы они убрали труп. По комнате разлился пряный запах крови, слаще которого я еще не знал. Я раскрыл рот и вдохнул плывущий в воздухе аромат. Недостаточно Меня мучил голод, меня мучила жажда. Я желал только одного и мое желание затмило все остальные. И пока я его не удовлетворю, ничто не будет иметь для меня смысла. Не обращая внимание на горячее покалывание во всем теле, я перевернулся набок.
Оттолкнулся от пола.
Встал.
Несмотря на мое бесспорно немощное состояние, мой охранник забеспокоился и направился ко мне поближе. Любой другой человек с таким количеством ран был бы уже мертв. А не на ногах. Шаг за шагом приближаясь к нему с улыбкой на лице.
Зрачки его расширились, он приготовился атаковать. Я выбил оружие у него из рук. Меч отлетел к стене, где, съежившись, сидели Илона и Ловина. Виктор, солдат до конца жизни, пригнулся, схватил меч и припал к земле, заняв оборонительную позицию. Воины отреагировали на шум простым поворотом головы. Если бы мой охранник был посообразительнее и менее испуган, ему бы удалось спастись бегством. Я двигался не так уж и быстро. Но он остолбенел. Я вплотную подошел к нему, сжал его плечо и, развернув его к себе спиной, смял, как тряпичную куклу. Я разорвал зубами его воротник. От него пахло ржавым железом, мокрой кожей и застоявшимся потом. Не важно. Когда умираешь с голоду, не откажешься и от гнилого хлеба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29