Больше всех рассказывала об этом сама Елена Григорьевна; несколько дней ходила она из дома в дом, рассказывая, как на нее смотрел бич, и возмущаясь: что, мол, вообще делает милиция?! Скоро людей в своих постелях резать будут! Последнее вообще звучало смешно, потому что бич, как только Елена Григорьевна открыла глаза, тут же тихо ушел.
Юра Лифантьев и Оксана Громова тоже пережили потрясение, потому что ушли целоваться на торчащие у воды камни в устье Караульной речки, а когда все же решили вернуться, какая-то молчаливая темная фигура встала на их пути. Ничего плохого бич не делал, даже не сказал ребятам ни слова, но молодые люди как-то очень дружно решили в сторону бича не ходить и переправились вброд через речку, хотя и было уже холодно. И уже перед самой оградой дома Оксаны ребята опять услышали за собой шаги, и хотя бич ничего не говорил, а видели они его очень неясно, оба почему-то сразу опознали в силуэте старого знакомого, от которого недавно убежали.
В результате робкие попытки Юры все-таки уйти к себе домой пресекались Оксаной самым решительным образом. Нечего ему идти мимо ЭТОГО; если Юра уйдет, Оксана с ума сойдет, за него переживая, и к тому же она останется одна на даче… а если ЭТОТ полезет?! Сраженный последним аргументом, Юра остался, и якобы всю ночь кто-то ходил вокруг дачного домика.
Но тут очень трудно сказать, как на самом деле было дело, и не придумали ли ребята всю эту историю, чтобы провести вместе ночь. А даже если что-то и было, то не стали ли они пугать друг друга и преувеличивать опасность, чтобы остаться вместе на даче, но одновременно как бы и не быть в этом виноватыми?
Так же непонятно, насколько этот бич был виновен в удушении нескольких кур Феклы Степановны, или же все-таки кур задушил кто-то другой? Что душил человек, очевидно — у всех птиц головы были попросту свернуты набок. Но кто сказал, что, кроме бича, некому свернуть головы курам? И вообще — бич унес бы тушки с собой, а не бросил кур тут же, в разломанных клетках.
Уж совсем непонятно, с чем имел дело героический дядя Костя из ГИБДД и УВД, столкнувшись с бичом прямо на деревенской улице. Бич стоял себе и стоял, не говоря ни звука и только глядя в сторону милиционера, а тот, что уже ни в какие ворота не лезет, страшно перепугался. То есть он-то сам об этом не говорил, но когда дядя Костя вихрем влетел в домик, там как раз сидели, дожидаясь его приезда из города, трое очень решительных людей. Эти трое как раз и ждали дядю Костю для разговора, как лучше покончить с повадившимся бичом, и они, конечно же, обратили внимание, в каком состоянии ворвался в дом дядя Костя.
— Странный он какой-то… очень тощий, ребра все наружу, и молчит…
Так более чем неопределенно прозвучало объяснение дяди Кости, когда его попросили рассказать, что же случилось.
Еще через день Степан Петрович, заядлый охотник и рыбак, специально просидел всю ночь, держа между колен дробовик 12-го калибра. Только под утро он услышал как будто движение возле веранды, а потом кто-то осторожно стал подниматься по ступенькам. Степан Петрович так же осторожно вышел через другую дверь и стал тихонько обходить свой дом. Степан Петрович ходил в своей жизни на лося, на кабана и медведя и был в себе совершенно уверен. Стояло четыре часа утра, мир представал серым, холодным от росы и от серого неба с полузакатившейся луной. Бича Степан Петрович увидел совсем не там, где ожидал, — не на веранде, а уже отошедшим метров на двадцать от дома. Позже Степан Петрович никак не мог объяснить, как же он успел так быстро отойти на такое большое расстояние.
— Стой, стрелять буду!
Но тощий бич уходил по тропинке между огородами, как будто и не слышал ничего.
— Стоять! Стреляю! — заорал Степан Петрович, и его вопль слышался, должно быть, на километры в этой предутренней гулкости. Но бич шел как шел, не думая обращать внимания на вопль.
Степан Петрович саданул в небо из правого ствола — пулей. Тут же проорав опять про «Стрелять буду!», выстрелил уже на поражение, картечью. Стрелял он хоть и в полутьме, но в крупный объект, и не сомневался, что попал. Во-первых, видел он, что прицел верен. А во-вторых, в момент выстрела бич явственно дернулся — его ударило картечью. Но и тут бич не издал ни звука и очень быстро ушел. Не убежал, а именно ушел. Степан Петрович был уверен, что не сводил с него глаз, пока разламывал ружье, опускал в стволы новые патроны: он умел это делать не глядя. И тем не менее бич куда-то пропал, и опытный Степан Петрович не нашел ни капли крови на лопухах, через которые шел бич после того, как в него уже ударили картечины. Как провалился, проклятый!
Хотя, справедливости ради, на какое-то время бич вроде бы исчез, — о нем, по крайней мере, ничего не было слышно.

Страшная тайна
Позже выяснилось, что ближе всех познакомились с бичом как раз младшие Горшки. Где были старшие — история умалчивает, но вот зашел как-то тощий дядька к ним в домишко и вывалил на стол несколько капустных кочанов. Так прямо и вывалил, а сам стоит и качается.
— Дяденька, пошли с нами чай пить!
Стоит, качается. Не отвечает.
— Дяденька, ты выпил, что ли?!
А он все молчит… постоял, покачался, и ушел.
В другой раз пришел, принес полведра молодой картошки. Допустим, догадывались Горшки, что картошка украдена у Федоровых, но, как нетрудно понять, отдавать картошку не пошли. И опять стоял, качался и молчал. Горшки с ним пытались беседовать, даже вроде теребили, тащили куда-то. Бич и не подумал пойти, куда звали, молча повернулся, вышел и мгновенно пропал невесть где.
Появился через два дня, принес Горшкам конфет — целый кулек. Да между нами говоря, одна из задушенных кур Феклы Степановны тоже попала к Горшкам, и ее тоже не стали никуда относить… Дети подсунули курицу маме, а та попросту ощипала ее и стала варить на курице бульон, а потом борщ.
В общем, это был полезный бич, и особенно для молодежи.
Постепенно юные Горшки стали даже ждать визитов своего благодетеля, гадали, откуда бы он мог приходить, и когда он появлялся, не знали, под какую божничку посадить. Тот, впрочем, и не садился, а только стоял, покачиваясь взад-вперед, молчал и редко проводил в доме больше нескольких минут.
Вот эти визиты бича к Горшкам и были той страшной тайной, которая объединяла Горшков и Катю с Мишей. Неказистая тайна? Как сказать… Дети вообще любят тайны, особенно тайны от взрослых. А это была тайна даже лучше очень многих детских тайн. Как-никак, о бичах шумело все садоводство; весь мир взрослых — тот самый, от которого так сладки тайны. Но вот мир взрослых не знал, что один из бичей ходит к Горшкам, а Миша и Катя это знали.
Узнали они тайну случайно, когда как-то шли с камней на Енисее; было уже почти темно, и на фоне гаснущего неба дети увидели тощего человека, который входил в дом Горшков. После этого не зайти к Горшкам было совершенно невозможно, и дети тут же и зашли. Ничего такого уж потрясающего они не увидели — какой-то странный, болезненно-тощий мужик, очень смуглый, с изуродованным, свернутым набок лицом. Одет он был в рваную, под цвет тела, рубаху и такие же бесформенные, нелепые штаны. Мужик ничего не говорил, и потом Горшки объяснили — да, мол, ничего и никогда не говорит. Бич исчез почти сразу, и дети остались одни в теплой компании Горшков.
Уже в августе, в самое звездопадное время, развернулись события, поставившие в этой истории точку.
Даша и в августе торговала шубами довольно часто, но только что-то у нее не очень хорошо получалось. Приезжала она уже не такая веселая, как в начале лета, а оставаясь в дачном поселке, иногда плакала, — когда думала, что ее не видят дети. А дети чаще всего видели или догадывались.
В этот день Даша тоже уехала в город, чтобы вернуться только завтра. День был дождливый, сумрачный. Темнеть начало рано, и никто, даже дед Владимир, не потащился на камни. Катя с Мишей все-таки пошли, а когда налетел очередной шквал с дождем, спрятались в лодочный сарай; сарай не протекал, в нем было свалено тряпье, и дети пригрелись и заснули. Так получилось, что только впотьмах они засобирались домой.
Вечером того же дня, уже в синие сумерки (а дети как раз собираются домой), Оксана Громова увидела, как тощий мужик входит в домик Горшков. Истина не пришла, да и не могла прийти девушке в голову. Конечно же, она решила, что бич вовсе не принес что-то Горшкам, а заявился что-то спереть… Инстинкт подсказал девушке, что это тот самый бичуга, который так напугал ее и Юру Лифантьева две недели назад.
Заорать на все садоводство? Уйдет… Или возьмет в заложники, перережет всех Горшков. Умная Оксана быстро кинулась к самым грозным людям, которых знала, — к Степану Петровичу и дяде Косте из ГИБДД. К счастью, оба были дома и даже находились в одном доме. Дядя Костя с красавицей женой как раз выходил от Степана Петровича. У дяди Кости оружие всегда при себе, Степан Петрович сорвал со стены свой дробовик.
Бич вышел из домика Горшков, на этот раз хорошо видный — еще не так сильно стемнело.
— Стой, стрелять буду!
Но высокая и тощая фигура уже исчезала вдали, за поворотом. Как и обычно, бич шел широкими шагами, ни на кого не обращая внимания. Он шел по дороге, спускаясь к реке Караулке. Оттуда есть ход на камни, а можно дальше идти по дороге, в сторону стационара технологического института. На этот раз защитники садоводства догоняли преступника: он так и шел широким шагом, очень быстро, но они-то бежали во всю прыть, потому что хорошо видели, кого догоняют.
Бич свернул по тропинке в сторону кустов. От Степана Петровича и дяди Кости его отделяло от силы метров двадцать.
— Стой, стрелять буду! Не шутим!
Тут бич внезапно встал и повернулся к преследователям лицом.
— Стой, стрелять буду!
А тот стоит, покачивается, молчит. Так они и стояли какое-то время друг против друга, а потом Степан Петрович пробежал немного вперед и поднял ствол ружья:
— Лучше стой, негодяй! Все равно тебя не отпустим!
Ни звука не произнес бич и продолжал так же странно раскачиваться, а потом вдруг пошел прямо на Степана Петровича. Пошел так же уверенно, быстро, широко шагая, как только что удалялся от преследователей.
— Ах, ты так?!
И Степан Петрович опустил дуло, выстрелил бичу по ногам. Длинный сноп огня на мгновение выскочил из дула. Потому что стрелял Степан Петрович допотопным черным порохом, из старых запасов, а громыхнуло так, как может громыхнуть в узкой лощинке, да еще в промытом воздухе, после дождя. Ударом картечи бича развернуло, отбросило от тропинки. На какое-то мгновение он припал на раненые ноги, почти сел, но тут же вскочил и пошел на Степана Петровича. При этом бич не издал ни звука, и походка его ни капельки не изменилась.
— Стой! — на этот раз орали оба.
Бич шагал, как будто заведенный.
И тогда Степан Петрович выстрелил из второго ствола, с расстояния меньше трех метров. Громыхнуло чуть менее страшно, потому что во втором-то стволе была пуля. Центрированная пуля весом 9 граммов, на крупного зверя, и сразу за выстрелом раздался странный скрипящий звук, который невозможно описать, — звук пули, разносящей череп. Бич полетел на землю, трепыхаясь, как тряпичная кукла, и дальше всего у него была закинута голова, потому что пуля ударила над переносицей и снесла все, что находится выше.
Эхо замирало за стволами, а тучи вроде чуть-чуть разошлись, и даже стало чуть-чуть светлее.
— Лихо вы его! — бросил дядя Костя, сунул револьвер в кобуру… И тут же выхватил обратно, руки бича шарили по траве, ноги мерно двигались, как будто он куда-то шел.
— Кто кого лихо!
Голос у Степана Петровича стал вдруг низким и хриплым, совсем не такой, как обычно. А бич продолжал странно двигаться — бесцельно, непонятно, неприятно.
Дядя Костя подходил к лежачему, и надо было видеть, как он шел: классическая поза, сторожкость в каждом движении, наготове оружие… Ноги бича стали дергаться как-то еще более странно, вроде в стороны, да еще стали мелко вздрагивать. Дядя Костя подошел вплотную, взглянул…
— Степан Петрович, подойди…
Голос у дяди Кости тоже изменился и стал странным.
Дяди, конечно, не знали, что все это время дети стояли, а когда пошла стрельба — присели в траву за кустами, метрах в двадцати — двадцати-пяти от того места, где упал бич. Они все видели и, естественно, очень хорошо слышали все разговоры убийц.
— Никто все равно не поверит… — сипло сказал Степан Петрович. — Хоть это предъяви, а не поверят.
И он вяло ткнул рукой в лежащее на земле тело.
— А как я обо всем начальству доложу? — Голос дяди Кости стал даже не странный, а жалобный. — Всегда думал, что так не бывает…
— А я и сейчас думаю, что так не бывает; себе не верю, Константин, глазам своим…
— Верь не верь…
— То-то и оно. Вот те и бич!
— Слушай, а куры ему зачем?
— Непонятно…
— Тут все непонятно. А смеяться над нами будут…
— Будут. Тут к бабке не надо ходить… Даже когда поверят.
Степан Петрович закурил; получилось у него с третьего раза, и он даже весело хмыкнул, глядя на трясущиеся руки.
— Что, после медведя не бывало? — усмехнулся дядя Костя.
— Не бывало… А вот знаешь, Константин, я когда молодой был, у нас в колхозе было как-то: овинный ходил. Хочешь верь, хочешь нет, а вот ходил, одного даже за руку схватил. Видно было, что когти, и знали все, что подрать больше некому, а думаешь, поверили ему?
Дядя Костя молча помотал головой.
— То-то…
Взрослые еще помолчали несколько секунд, и даже дети видели — они и хотят что-то сказать, и боятся.
— В общем так, — заговорил дядя Костя, набрав воздуха полный рот, словно собирался прыгать в воду. — Я так думаю: этой штуки вообще быть не должно… Ни к чему, да и знаешь, Петрович, ведь засмеют… Всю жизнь так и проходим: «Это которые покойника второй раз застрелили!», «А расскажи, Петрович, как ты с зомби воевал!».
Эти слова, как бы сказанные кем-то, дядя Костя смешно выделил голосом, а Степан Петрович энергично кивал.
— В воду его… — прохрипел Степан Петрович наконец.
— Если не всплывет…
— Камнями!
— Да ты дослушай! Вон на берегу сарай для лодок, и там я днем видел топор… Уловил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54