Вадим честно признался себе: теперь вместо нарисованной танцовщицы все
гда будет видеть живую девочку. Она не выходила из головы, мешала думать, и
скать выход из тупика. «Хоть снимай любимую картину и прячь в шкаф», Ц ус
мехнулся он про себя.
Но ведь во всем том дерьме, из которого он пытается сейчас выкарабкаться,
должен иметься просвет, утешение, подарок судьбы. Как ни называй, все равн
о в ушах звучит одно имя: Машенька.

Глава 3

Этот запах въелся в кожу. Сам Иван его не чувствовал, но хозяин, если подхо
дил близко, всякий раз морщился и говорил:
Ц Ну и воняешь ты, Иван! Все вы, русские скоты, воняете.
В ответ Иван только тихо мычал беззубым ртом и делал выразительные знаки
руками, мол, прости, хозяин, не понимаю.
На самом деле Иван понимал, хотя хозяин говорил на своем гортанном языке.
Чужой язык выучился сам собой, слова намертво вбились в память, как тонки
е гвозди в твердую доску. Он все понимал, но никогда вслух не произнес ни о
дного чужого слова. Еще в первые годы он повторял про себя родные русские
слова, думал по-русски. Пока оставалась надежда убежать, он разрешал себе
думать.
После третьего неудачного побега, когда его, связанного, с кляпом во рту, в
олокли через горное село на веревке, он нарочно старался шарахнуться гол
овой о какой-нибудь камень, чтобы все забыть и ни о чем не думать. Камней по
падалось много. Голова была вся в крови.
Работая на маковом поле, ухаживая за хозяйской скотиной, моя, чистя, перет
аскивая ведра воды, копая землю, он пытался представить себе, что его памя
ть Ц чистый белый лист или легкое облако. Он учился не помнить. Даже всплы
ло откуда-то из глубины подсознания странное красивое слово: амнезия. Эт
о научное слово означало потерю памяти. По науке выходило, человек может
память потерять.
Он действительно забыл, сколько лет живет в этих горах. Годы слились в оди
н бесконечный день, и день этот полнился грязной отупляющей работой, поб
оями, боль от которых стала совсем привычной. Он не замечал ее и удивлялся,
если тело не болело.
За эти годы били его и кнутом, и плетью, и самодельной резиновой дубиной, и
прикладом автомата, но чаще Ц просто ногами. Каждый раз, когда удары стан
овились сильнее обычного, он надеялся, что убьют наконец совсем. Но не уби
вали. Он стоил денег.
Все его хозяева, а их было не меньше пяти за эти годы, все эти Махмуды, Хасан
ы, Абдуллы слились для него в одно темное, расплывчатое пятно. Зато троих,
с которых все началось, он помнил хорошо. Он и сейчас узнал бы их.
Веселый дембель Андрей Климушкин возвращался из Заполярья, где прослуж
ил три года в Морфлоте, на подводной лодке, домой, в колхоз «Путь Ильича» П
сковской области Великолукского района.
В колхоз входило два села Ц Веретеново и Колядки. Андрей был веретеновс
кий, а друг его, Вовка Лопатин, Ц колядкинский. Им повезло служить вместе,
и домой они возвращались вдвоем. Каждого ждали дома родители, братишки-с
естренки, бабушки-дедушки. У Вовки и невеста была, а Андрей пока не обзаве
лся. Но хороших девчонок на два села хватало, он собирался приглядеть себ
е какую-нибудь, жениться, работать в колхозе трактористом.
Впереди виделась долгая, хорошая, правда, скучноватая жизнь Ц семья, раб
ота. И, конечно, после трех лет в подводной лодке невозможно было просто тр
анзитом проехать большой и красивый город Ленинград. Деньгами они распо
лагали небольшими, но загулять, хоть немного, хотелось. Все-таки дембель е
сть дембель.
В шумном ресторане Московского вокзала подсели к ним трое приветливых, х
орошо одетых кавказцев. Разговор пошел душевный, слово за слово, на столе
не убывало закусок и водочки. Поезд до Пскова уходил глубокой ночью, врем
ени оставалось навалом.
Кавказцы чокались, произносили длинные умные тосты. Андрей с Вовкой разо
млели и не заметили, как себе в рюмки кавказцы наливали из одной бутылки, а
им совсем из другой.
Первым вырубился Вовка. Голова его вдруг беспомощно повисла, подбородок
упал на грудь, рот открылся. «Чего ж мы так надрались», Ц подумал Андрей, п
опытался встать на ноги и поднять осовевшего друга, но ноги стали какими-
то чужими, ватными.
Очнулся он в поезде, под мерный стук колес, и сначала подумал, что едет в Пс
ков, только удивился: у них-то с Вовкой билеты плацкартные, а здесь Ц купе.
Вовки рядом не оказалось. Вместо него присел на нижнюю полку приветливый
кавказец, ткнул в грудь дуло и ласково произнес:
Ц Нэ шевелыс, а то убью.
Андрей попытался рыпнуться Ц щелкнул предохранитель. Он понял Ц дейст
вительно убьет. Во рту сильно пересохло, он попросил:
Ц Попить дай хотя бы.
Ему подали стакан. Но вместо воды туда налили водки, да еще с каким-то стра
нным кисловатым привкусом. Он хотел выплюнуть. Его ловко скрутили, сжали
пальцами щеки, стакан кисловатой жидкости влили в рот. Он опять куда-то пр
овалился.
А потом промелькнули Грозный, какие-то горные села, маковые поля, землянк
и с мокрыми стенами. Он все думал о Вовке, но спросить было не у кого. Его куд
а-то перевозили, кто-то щупал мускулы, гнул шею, смотрел зубы. Он видел, как
за него платят деньги.
Из трех своих побегов он уже не помнил ни одного. Осталось только слабое о
щущение звона и тугого холода на лодыжках Ц когда его ловили, сковывали
ноги длинной цепью. А после третьего, последнего проволокли волоком чере
з все село. И он пытался посильней стукнуться головой о камень. Как раз пос
ле того, последнего побега он перестал говорить. С кем говорить? И зачем?
Теперь он уже знал, что не убежит. Не осталось сил. Он чувствовал себя глуб
оким дряхлым стариком. Зубы искрошились, на голове вместо густых темно-р
усых волос рос реденький белый пух. Он помнил, что когда-то его звали Андр
юхой. Но сейчас тот давний веселый дембель стал для него как бы чужим, дале
ким человеком. Иногда он мысленно спрашивал:
«Что ж ты так лопухнулся, Андрюха?» И каждый раз чувствовал, что обращаетс
я к покойнику. Нет давно никакого Андрюхи. Есть немой русский Иван, которы
й уже не помнит, сколько ему лет, откуда он родом, не знает, есть ли на свете
село Веретеново, Великие Луки, Псков, Россия. Для него существуют только э
ти чужие равнодушные горы, камни под ногами, пустое ненужное небо над гол
овой, ведра, бесконечно таскаемые с колодца, тряпка, которой надо вымыть з
аплеванный пол.
Даже в госпитале, где лежали раненые, пол был заплеван. Госпиталь совсем м
аленький, но туда завезли какие-то сложные лампы, металлические блестящ
ие конструкции, смутно напоминающие Ивану что-то связанное с медициной,
с врачами.
Поставили койки с длинными тонкими шестами у изголовий. Потом он видел: к
этим шестам привинчивали прозрачные банки с трубками.
Дом последнего хозяина находился неподалеку, и к домашней работе прибав
илось еще мытье полов и стирка окровавленного белья. Он равнодушно поним
ал что где-то идет война и сюда везут раненых.
А потом появился доктор. То, что он русский, Иван понял сразу, хотя говорил
доктор на том же гортанном чужом языке.
Когда-то давно у первого хозяина работало, кроме Ивана, еще несколько рус
ских, таких же, как он. Но первый хозяин его очень быстро продал второму. С т
ех пор Иван не видел ни одного русского. Он знал: где-то рядом, в соседних се
лах, есть такие же, как он, Иваны. Но ему казалось, все такие же немые, как он.

Зачем говорить?
Когда появился доктор, что-то мучительно шевельнулось в душе Ивана. Он ин
туитивно старался держаться поближе к госпиталю, дольше, чем нужно, мыл п
олы. Ему вдруг захотелось услышать какие-нибудь русские слова Ц не те, чт
о мелькали в потоках гортанной речи его хозяев, а настоящие.
Раненых становилось все больше. Иван не смотрел в их лица. Какое ему дело д
о их лиц? Но однажды он случайно скользнул глазами по выздоравливающему
бритоголовому чеченцу. Чеченец этот представлялся каким-то очень важны
м, главным среди других. Иван узнал его сразу. Он поил кислой водкой на Мос
ковском вокзале двух дембелей. Узнал, но не понял Ц зачем? Чтобы понять, н
адо думать. Зачем думать, если он не хочет больше убегать? Он уже не помнит,
куда надо бежать и зачем. В горах он умрет с голоду. Голода он боится. Тольк
о голода и боится, больше ничего. А сейчас стали лучше кормить. Сейчас хоро
шо кормят. Еда стала разнообразной. Не только вода с крупой. Еда может быть
вкусной. Русский доктор привозит вкусную еду специально для него.
Однажды доктор спросил фельдшера:
Ц Почему Иван? Он русский?
Ц Не знаю, Ц ответил фельдшер.
Ц Он здесь давно?
Ц Не знаю.
Ц Он всегда был глухонемым?
Ц Не знаю, зачем тебе?
Иван слышал весь разговор, понимал, что говорят о нем, и подумал только: «Н
ет, я не глухой. Я все слышу, но не говорю».
Доктор никогда не ел с ними, даже с фельдшером никогда не садился за один с
тол. Если он приезжал надолго, на целый день, то еду привозил с собой. Сущес
твовала маленькая комнатка, в которой он переодевался. Там находилось и
два стула. Однажды Иван пришел мыть там пол. Он увидел у доктора на столе е
ду. Он только посмотрел, не попросил. А доктор протянул ему хлеба с колбасо
й, налил что-то темное и горячее в стакан и сказал по-русски, очень тихо:
Ц Сядь, Иван. Попей со мной чайку. Иван не стал садиться, ел и пил стоя.
Ц Иван, ты русский? Ц спросил доктор еще тише. Иван ел молча и сосредоточ
енно. Жевать хлеб и колбасу одними деснами очень трудно. Он привык к крупе
с водой.
Ц Ты ведь слышишь и понимаешь меня, Ц продолжал доктор, Ц ты ешь свинин
у, а мусульманин не стал бы.
Колбаса оказалась очень вкусной. Наверное, и не колбаса вовсе, а что-то др
угое. Мусульмане такого не едят.
Ц Хочешь еще ветчины? Ц спросил доктор, когда Иван все съел.
Он вспомнил, как это вкусное называется: ветчина. Ее делают из свинины. А м
усульмане не едят свинину. Доктор протянул ему еще.
Ц Только не спеши, Ваня. Я тебе отдам весь этот пакет, но ты не съедай все с
разу. Ладно? Оставь себе на вечер.
Когда доктор приехал опять, он привез еду специально для Ивана и еще раз с
казал:
Ц Только не спеши. Ты очень давно не ел нормальной пищи. Привыкать надо п
остепенно, а то разболится живот.
Иван следовал совету доктора Ц не спешил, хотя было очень вкусно. Доктор
привозил ему не только ветчину с хлебом, но еще сыр, помидоры, яблоки, боль
шие плитки шоколада. Он все аккуратно резал для Ивана, заворачивал в тонк
ие белые бумажки.
Иван узнал, что горячее коричневое в стакане называется «чай». Это слово
его ошеломило. Оказалось, с ним связано столько всего странного, приятно
го, далекого. Чай сладкий, с ним легче становилось жевать деснами, где-то к
огда-то Андрюха пил чай. Но Андрюха умер.
Доктор поил Ивана горячим чаем и говорил с ним по-русски, очень тихо. Если
кто-то из чужих оказывался рядом, доктор сразу замолкал. Иван почти не пон
имал, о чем говорит доктор. Только отдельные слова. Но они рассыпались у не
го в голове. Андрюха бы понял, но он умер. Ивану просто нравилось слушать р
усские слова и пить горячий сладкий чай.
Красивые пакеты и бумажки от еды, которую привозил доктор, Иван аккуратн
о складывал и хранил в укромном месте, в хлеву, где спал, под соломой. Особе
нно красивыми оказались бумажки от шоколадок Ц сверху с цветными карти
нками, а внутри находились еще блестящие. Иван разглаживал их ногтем и ск
ладывал отдельно.
Все! Сегодня наконец Саня приезжает. Но видеть его совершенно не хочется.
Пусть остается, живет здесь сколько влезет, а ей, Маше, покупает билет прям
о на завтра.
Утром на пляже опять подсел, вернее, подлег какой-то хлыщ и так сочувствен
но стал объяснять:
Ц То, что вас, девушка, до сих пор не изнасиловали и не убили, просто чудо. П
редлагаю свою защиту, бесплатное проживание в хорошем пансионате, в отде
льном номере со всеми удобствами.
Ц Главное из удобств Ц вы сами? Ц спросила Маша.
Ц Естественно! Ц кивнул он и этак нежно большим пальцем провел по ее но
ге.
Ц Пожалуйста, если вам не сложно, оставьте меня в покое, Ц устало вздохн
ула Маша и неожиданно для себя добавила:
Ц С чего вы взяли, будто я одна? Я приехала в гости к Вадиму Николаевичу. Пр
осто он занят.
Ц Тогда другое дело. Извините, Ц хлыщ исчез. «Вот так! Ц усмехнулась про
себя Маша. Ц Еще раз спасибо господину с черной „Тойотой“. Возможно, это
т хлыщ никакого Вадима Николаевича и не знает, но ведь сработало!»
Сейчас, следя за поднимающейся в джезве кофейной пеной, Маша сожалела, чт
о не воспользовалась приглашением Вадима Николаевича. Думала спокойно,
не одергивая себя, не называя это глупостью и безумием. Кому, в самом деле,
хранить верность? Сане? Первый красавчик курса снизошел до золушки-замо
рыша. «Ты не Шерон Стоун!» А ты Кевин Костнер, можно подумать!
На самом деле Саня действительно чем-то походил на Кевина Костнера. Но ма
ло ли кто на кого похож?
Кофе опять убежал.
«Та самая Маша Кузьмина, у которой всегда убегает кофе!» Ц усмехнулась о
на.
Но усмехаться не стоило. Это плохая примета. Черная гуща на белоснежной п
лите… Хозяйка Ц чистюля, а тряпки у нее всегда воняют.
Ц Вот тебе, детка, поздний завтрак или ранний обед, Ц сказала себе Маша, о
ттерев наконец плиту и усаживаясь за стол, Ц между прочим, деньги кончил
ись. Если Саня вдруг задержится, еду купить не на что. Чьи это мудрые слова:
«Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда»?
Ц Сама с собой, что ли, разговариваешь? Роль репетируешь? Ц услышала Маш
а голос хозяйки и вздрогнула.
Хорошо, хоть сынок ее уехал. Но теперь ей скучно. А Маша имела глупость в пе
рвый же день сообщить, что учится в театральном училище. Сейчас впору нес
ти джезву и тарелку с бутербродом к себе в комнату!
Хозяйка с рассеянным видом присела на лавку у стола.
Ц А Соломина Юрия видела? Ц небрежно спросила она.
Маша молча кивнула.
Ц Ну и как?
Ц Замечательно.
Ц А жена у него какая?
Ц Жену не видела.
1 2 3 4 5 6