Прямо перед нами располагались два арочных прохода, дальше были другие.— Что это?— Владение Браунинга, — объяснил Кросс.— Здесь кто-нибудь живет?— Оно подлежит сносу уже двадцать лет.— Почему?— Потому что это абсолютный гадючник.— Скорее всего меня здесь и держали.— Вы это помните?— Я прибежала с этой стороны. Должно быть, выскочила из какого-нибудь арочного прохода. Значит, была внутри.— Это точно?— Кажется.— А откуда именно?Я перешла через дорогу и так сильно вглядывалась в дом, что заломило в глазах.— Они все одинаковые. Тогда было темно, а я бежала сломя голову. Извините. До этого у меня несколько дней на голове был мешок. Так что я почти галлюцинировала. Вот в каком я была состоянии.Кросс тяжело вздохнул. Он был явно разочарован.— Давайте попытаемся сократить варианты, — предложил Кросс.Мы прохаживались вдоль улицы, заворачивали через арочные проходы во дворики. Я уже начинала понимать замысел архитектора, который проектировал это место. Оно напоминало итальянскую деревню: пьяццы, открытые пространства, чтобы люди могли прогуливаться и разговаривать. Множество всяких проходов, которые позволяли попадать из одной части в другую. Кросс заметил, что они очень удобны, чтобы прятаться, подстреливать людей, обманывать и убегать. Он показал место, где в бадье однажды было найдено тело.Я совсем погрустнела: все дворики, аркады и террасы были на одно лицо. А теперь, днем, казалось, что я их вообще никогда не видела. Кросс не терял терпения. Ждал. Засунул руки в карманы. Изо рта у него вился парок. Теперь он спрашивал не о направлении, а о времени. Не запомнила ли я, сколько минут потребовалось, чтобы добраться до дома Тони Рассела. Я попыталась вспомнить. И не сумела. Кросс не оставлял попыток. Пять? Я не знала. Больше? Меньше? Ни малейшего представления. Я все время бежала? Да. Изо всех сил? Конечно. Ведь я думала, что он гнался за мной по пятам. Насколько далеко я могла убежать на такой скорости? Я не знала. Сколько времени это длилось? Несколько минут? Я не могла ответить. Ситуация была необычной. Я спасала жизнь.Стало холодать, небо посерело.— Я ничем не сумела помочь, — расстроилась я.Кросс казался рассеянным и едва ли меня услышал.— Что? — переспросил он.— Хотела показать себя с лучшей стороны.— Еще успеете, — отозвался он. * * * Во время короткой дороги обратно в больницу Джек Кросс почти не говорил. Он смотрел в окно. И бросил несколько дежурных фраз водителю.— Вы собираетесь обыскать домовладение? — спросила я.— Не представляю, с чего начинать, — ответил инспектор. — Там больше тысячи пустующих квартир.— Мне кажется, я находилась под землей. Возможно, в цокольном этаже или по крайней мере на первом.— Мисс Девероу, домовладение Браунинга занимает четверть квадратной мили. Может, даже больше. У меня не найдется столько людей.Он проводил меня до новой отдельной палаты. Это уже было что-то вроде моей собственной комнаты. Инспектор остановился на пороге.— Извините, я надеялась, что справлюсь лучше, — пробормотала я. — Не тревожьтесь, — ответил он с улыбкой, которая быстро угасла. — Мы полагаемся на вас. Вы единственное, что у нас есть. Эх, если бы было что-нибудь еще...— А другие женщины? Келли, Кэт, Фрэн, Гейл и Лорен. Разве нельзя ничего узнать о них?Инспектор сразу померк, словно все ему ужасно надоело.— Я кое-кого на это поставил. Но должен сказать, что дело не такое простое, как вы можете подумать.— Что вы хотите сказать?— Как я буду их искать? Ни фамилий, ни места жительства, ни дат рождения. Даже приблизительных. У нас нет ничего. Только несколько имен.— Так что же вы можете сделать?Инспектор пожал плечами. * * * Сестра вкатила в мою комнату телефон и дала несколько монет. Я подождала, пока она уйдет, и опустила в аппарат двадцатипенсовик.— Мам...— Эбигейл, это ты?— Да.— С тобой все в порядке?— Мам, я хотела тебе сказать...— Я пережила ужасные моменты.— Мам, мне надо с тобой поговорить.— Ужасно болит живот. Я совсем не спала.Я немного помолчала и тяжело вздохнула.— Извини. Ты была у врача?— Я постоянно хожу к врачу. Он дал мне какие-то таблетки, но всерьез не принял. А я не сплю.— Это ужасно. — Я стиснула пальцами телефонную трубку. — Слушай, ты можешь на денек приехать в Лондон?— В Лондон?— Да.— Только не теперь. Я плохо себя чувствую и никуда не могу ехать.— Это меньше часа, на поезде.— И отцу не очень хорошо.— Что с ним?— Как обычно. А почему бы не приехать тебе? Сто лет у нас не была.— Да.— Только сообщи заранее.— Хорошо.— Ну, мне пора. Я пеку пирог.— Давай.— Позвони как-нибудь.— Договорились.— Тогда пока.— Пока, — ответила я. — До свидания, мам. * * * Меня разбудила въехавшая в дверь огромная машина. Монстровый аппарат для уборки полов с новомодным вращающимся приспособлением и соплами для распыления мыльной воды. Ведро и швабра были явно удобнее. А в ограниченном пространстве моей палаты этот агрегат вообще не мог передвигаться. В углы не заворачивал, под кровать не пролезал. И уборщик толкал его только по открытым местам. За ним следовал другой человек. И уж он-то не был похож на уборщика, медбрата или врача — в черных ботинках, коричневых мешковатых брюках, синем пиджаке, который был сшит будто из дерюги, и клетчатой рубашке с расстегнутым воротом. Седые жесткие волосы торчали во все стороны. Под мышкой он держал кипу папок. Человек пошевелил губами и что-то сказал, но уборочная машина заглушала все звуки, и он мялся у стены, пока она не устремилась в другую палату.Незнакомец покачал головой:— Однажды кому-нибудь придет в голову поинтересоваться, как работают такие агрегаты, и тогда станет ясно, что они ни на что не способны.— Кто вы? — спросила я.— Маллиган, — ответил он. — Чарлз Маллиган. Пришел переброситься с вами словцом.Я выскочила из постели.— У вас есть удостоверение?— Что?Пробежала мимо него и окликнула проходящую сестру. Она нехотя повернулась, но поняла, что у меня к ней серьезное дело. Я сказала, что в мою палату зашел неизвестный. И после недолгого спора она выпроводила его, а я снова легла в постель. Через несколько минут появился мой лечащий врач. А сестра, которая выглядела главнее первой, привела незнакомца обратно.— Ему разрешили повидаться с вами, — объяснила она. — Он задержит вас ненадолго. — Сестра бросила на Маллигана подозрительный взгляд и ушла. А он вытащил из кармана очки в роговой оправе и нацепил на нос.— Наверное, это было утомительно, но разумно, — признал он. — Так вот, я начал вам говорить, что мне позвонил Дик Бернз и попросил повидаться с вами.— Вы врач?Маллиган положил папки на стол и подвинул к кровати стул.— Ничего, если я присяду?— Пожалуйста.— Да, я по образованию врач. Но в больницах провел не много времени.— Вы психиатр? Или психолог?Он нервно хихикнул:— Нет-нет, на самом деле я невролог. Изучаю мозг, как если бы он был вещью. Работаю с компьютерами, вырезаю мозги у мышей — все в этом роде. Но если требуется, конечно, говорю и с людьми.— Извините, — спросила я, — но что в таком случае вы делаете в моей палате?— Я же вам сказал. Мне позвонил Дик. Потрясающий случай. — Внезапно на его лице появилось выражение тревоги. — Понимаю, как это было ужасно. Я вам сочувствую. Но Дик просил взглянуть на вас. Вы не против?— Зачем?Маллиган провел ладонью по лицу и, как мне показалось, посмотрел на меня с сопереживанием.— Дик рассказал, через что вам пришлось пройти. Страшно. Кто-нибудь непременно придет поговорить с вами о вашей травме и всем таком. — Он замялся и запустил пальцы в свои пружинистые волосы, которые от этого не стали аккуратнее. — Так вот, Эбигейл, можно я буду так вас называть? — Я кивнула. — А вы зовите меня Чарли. Я хочу поговорить о вашей амнезии. Вы к этому готовы? — Я снова кивнула. — Вот и хорошо, — слегка улыбнулся он. Это была тема, в которой он разбирался и держался уверенно. Мне это понравилось. — Единственный раз я буду вести себя как настоящий врач и хочу взглянуть на вашу голову. Вы согласны? — Новый кивок. — Я просмотрел историю болезни. Никаких прямых упоминаний о головных болях. Множество синяков и ссадины на голове. Так?— Это первое, что я помню. Понимаете? Я очнулась с ужасной головной болью.— Ясно. Вы не возражаете, если я буду делать заметки? — Он достал из кармана затрепанную записную книжку и начал писать. Затем положил ее на кровать и наклонился ко мне. — Чуть позже вас собираются просветить специальным аппаратом, чтобы посмотреть, что там в голове. Но это другое исследование. Не возражаете? — Говоря, он стал касаться моего лица и черепа. Я люблю, когда дотрагиваются до моей головы, стригут или моют волосы и проводят пальцами по коже. И особенно, если это делает Терри. Иногда мы вместе сидим в ванне, и он моет мне голову. В этом и заключаются отношения между людьми — вот в таких мелочах. Чарлз Маллиган что-то бормотал, пока его пальцы блуждали в моих волосах. Но когда он дотронулся до места над правым ухом, я вскрикнула.— Здесь больно?— Да. Что-нибудь серьезное?— Синяк и шишка. Больше ничего не видно. — Он откинулся, потянулся к папкам и стал рыться, чтобы отыскать нужную. — Ну вот и все. А теперь я хочу задать вам несколько вопросов. Они могут показаться немного глупыми. Но вы уж меня потерпите. Если устали, можем продолжить завтра. У вас был трудный день.Я покачала головой:— Наоборот, я хочу сделать все как можно быстрее.— Замечательно. — Он открыл буклет с печатным текстом. — Начали?— Да.— Как ваше имя?— Это часть теста?— Своего рода философский вопрос. Так вы согласны меня потерпеть?— Эбигейл Элизабет Девероу.— Когда вы родились?— 21 августа 1976 года.— Как фамилия премьер-министра?— Вы серьезно? Я не настолько плоха.— Я проверяю разные виды памяти. Дальше будет труднее.Я сказала ему, как фамилия премьер-министра, какой сегодня день недели и что мы находимся в больнице Святого Антония. Сосчитала назад от двадцати до одного, затем вперед до тридцати, прибавляя по тройке, и назад от ста, отнимая по семерке. Я была вполне собой довольна. Но затем начались испытания труднее. Маллиган показал мне страницу с фигурами, некоторое время болтал о разных пустяках, затем показал другую страницу с фигурами и попросил назвать две одинаковые. Немного смущенно прочитал рассказ о том, как мальчик вез на рынок свинью, и попросил пересказать. Демонстрировал звезды и треугольники одинаковых цветов, парные слова, а затем все более сложные фигуры, последняя из которых напоминала изуродованную опору электролинии. На нее было неприятно смотреть, не то что удерживать в памяти.— Она вызывает жуткую головную боль, — сказала я, пытаясь подавить неприятное ощущение.— Вы в порядке? — забеспокоился Чарлз.— У меня от нее кружится голова.— Понимаю. А я дурею, когда считаю назад. Ничего, осталась всего парочка тестов.Он начал называть группы цифр — повторить сочетания из трех и четырех показалось мне пустяком, но на восьми я чуть не споткнулась. Затем пришлось воспроизводить их в обратном порядке — это уже было настоящей головоломкой. Потом он раскладывал цветные квадраты, а я называла их порядок. Снова от одного до восьми и назад.— Черт! — не выдержала я, когда он убрал листы.— Все, — успокоил меня Маллиган. — Тест кончен.— Я прошла? Мозг не поврежден?Он мягко улыбнулся:— Не знаю. У меня нет тестов для периода до наступления амнезии. Могу сказать, что вы справились лучше, чем я думал. У вас прекрасная память. Особенно пространственная. Ручаюсь, можете работать на моем месте.Я невольно покраснела.— Конечно, спасибо, Чарлз. Однако...Он на мгновение стал серьезным и внимательно на меня посмотрел:— О чем вы думаете?— Я прекрасно себя чувствую... То есть не очень. Мучают кошмары, и я все снова прокручиваю в голове. Но не могу ясно думать. Какие-то провалы в памяти. Стараюсь что-то вспомнить, но это все равно что всматриваться в темноту.Маллиган начал укладывать бумаги обратно в папки.— Постарайтесь заглянуть за пределы, — предложил он. — Представьте область тьмы. И вы поймете, что есть участки абсолютно черные и абсолютно светлые. Сосредоточьтесь на тех местах, где они граничат.— Я это уже проделывала, Чарли, много раз. Никаких проблем с тем, что после. Я очнулась — и вот я там, в том самом месте. Но до того все по-другому. Я не могу вспомнить самого последнего. Никакой точки обрыва. Только смутные воспоминания о том, как была на работе. Словно, сама не замечая, медленно окунулась в темноту.— Понятно, — проговорил Чарлз и сделал какую-то пометку. Меня почему-то нервировало, когда он писал.— Скажите, ну не смешно ли? Та самая вещь, которую я должна была запомнить лучше всего, ушла из сознания. Меня не волнует, кто у нас премьер-министр. Я хочу знать, как меня захватили и как выглядит мой похититель. Вот что я думаю: может быть, это событие настолько меня расстроило, что я подавила его в памяти?Чарлз щелчком убрал стержень в ручке. А когда отвечал, мне показалось, что старался спрятать едва заметную улыбку.— А если я потрясу у вас перед глазами своими часами, время не пойдет вспять?— Было бы очень полезно.— Не исключено. Но я уверен, ваша амнезия никак не связана с каким-либо посттравматическим синдромом. Иначе наблюдались бы психологические симптомы.— Когда я разговаривала с Кроссом, то есть полицейским, все казалось смешным.— Это печально, обескураживающе, но никак не смешно, — возразил Маллиган. — Посттравматическая амнезия в результате скрытого повреждения черепа, как у вас, — распространенное явление. Особенно характерно для автомобильных аварий. Во время столкновения люди ударяются головами, а когда приходят в себя, не способны вспомнить происшествия. А часто — несколько предшествующих аварии часов или даже дней.Я коснулась своей головы. И внезапно ощутила, какая она хрупкая.— Посттравматическая, — повторила я. — Мне почудилось, вы сказали, что это не что-то психологическое.— Нет, — подтвердил Чарлз. — Амнезия псигенезиса, то есть такая, которая вызвана психологическими причинами, а не повреждением мозга, в таких случаях, как ваш, явление редкое. И, как бы получше выразиться, сомнительное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37