душевые кабины ам рм
– Но как драться грамотно и эффективно, покажу. В конце концов, обе лежащие перед тобой дороги придут в одну точку. Вот только идти с проводником будет куда разумнее, чем по написанному неизвестно кем и когда путеводителю… В общем, решай сам.
Юноша посмотрел на книгу, потом вспомнил, как Лоренцо разделался в баре с четырьмя обидчиками практически не сходя с места… Картинные позы книжных бойцов впечатляли, но представить подобное в реальном бою было сложно. На что способен Лоренцо, и представлять было не нужно. К тому же доводы его являлись простыми и понятными, не в пример тем, что в книге…
И Луис выбрал проводника. Юноша решил, что вернуться к написанному в книге предков он сможет всегда, как и определить, брать что-либо оттуда вдобавок к урокам Лоренцо или не брать. Две дороги, о которых говорил наставник Луиса, не только сходились в одной точке, но и пролегали в пределах видимости друг друга. Поэтому молодой искатель справедливо рассудил, что если вдруг какой-то участок пути покажется ему труднопроходимым, его всегда можно будет попробовать преодолеть по-альтернативному.
«Лоренцо достойный человек для того, чтобы стать моим Учителем, – подытожил Луис. – Мудрые предки наверняка со мной согласились бы…»
– Прибыл молодой сеньор Рамиро, – сообщил привратник старшему тирадору, когда тот въезжал в ворота асьенды.
– Давно? – спросил Сото Мара, притормозив байк.
– Два дня назад, – ответил привратник. – Приехал с женой и детьми погостить на неделю…
Рамиро ди Алмейдо был единственным сыном дона Диего. Он жил в Мадриде с тех пор, как достиг совершеннолетия и отец определил его в престижную Оружейную Академию. Дон ди Алмейдо сына любил, однако считал, что негоже молодому человеку расти на всем готовом, так что едва Рамиро поступил в Академию, как финансирование отцом его студенческих кутежей прекратилось. Дон ди Алмейдо платил только за учебу сына, деньги на свои прихоти Рамиро вынужден был добывать самостоятельно, подрабатывая вместе с простыми ремесленниками в оружейных цехах.
Отцовское отношение дона ди Алмейдо к сыну было строгим, но справедливым. Самому Диего ди Алмейдо в молодости жилось гораздо тяжелее. Об учебе в Академии он и не мечтал. Рано потеряв отца, Диего получил в наследство практически разоренную ферму, запущенные виноградные плантации и массу кредиторов, старающихся отобрать все это у молодого наследника. И только благодаря врожденной изворотливости и политическому чутью Диего ди Алмейдо умудрился преодолеть все трудности и стать под старость лет тем, кем он являлся сегодня – одним из влиятельнейших землевладельцев не только в Сарагосе, но и во всей Мадридской епархии.
Рамиро ди Алмейдо окончил Академию, да так и остался служить при ней в Мадриде. Имея за плечами не только влиятельную фамилию и образование, но и несколько лет ремесленной практики, вскоре он стал довольно заметной фигурой в оружейной отрасли. Его инженерные заслуги были неоднократно по достоинству оценены Ватиканом, так что, продолжая в том же духе, Рамиро имел все шансы стать со временем не менее почетным гражданином Святой Европы, чем его богатый отец…
Сото Мара никогда не посылал гонцов и всегда докладывал дону ди Алмейдо об исполнении тех или иных дел лично. Прятаться за спину гонца при возможном гневе сеньора было недостойно, также недостойно было получать похвалу сеньора через посредника. Сегодня ожидалось скорее второе, нежели первое, поскольку ругать Мара было не за что – взятое на себя поручение он выполнил на совесть и следов не оставил.
Дворецкий попросил Сото подождать в вестибюле и удалился разузнать, сможет ли сейчас сеньор принять старшего тирадора. Через минуту дворецкий вернулся и от имени сеньора осведомился, доставил ли Мара то, за чем его посылали в Мадрид. Сото молча указал дворецкому на снятую с байка чересседельную сумку. Дворецкий величаво кивнул и вновь удалился, а когда вернулся, то пригласил тирадора проследовать вместе с его ношей в столовую.
Дон ди Алмейдо находился в столовой не один, а с сыном. Молодой и старый сеньоры только что отобедали и теперь, мирно беседуя, сидели в креслах со стаканами десертного вина в руках.
– Добрый день, сеньор! Сеньор Рамиро! – поприветствовал Сото сначала почтительным полупоклоном отца, потом простым кивком – сына. – Сеньор, я пришел доложить, что порученное мне дело исполнено. Груз доставлен.
– Были какие-нибудь затруднения? – полюбопытствовал дон.
– Пришлось чуть дольше запланированного дожидаться хорошей погоды, но в остальном все как обычно, – ответил Мара, сделав для дона акцент на слове «хорошей»; не говорить же при Рамиро «нужной» или тем более «плохой» – зачем вгонять его в подозрения столь странной работой, для которой хорошая погода – препятствие.
Дон ди Алмейдо улыбнулся, довольно прикрыл глаза и с явным облегчением вздохнул.
– Покажи! – потребовал он у Сото.
– Извините, сеньор?! – недоуменно переспросил Мара и покосился на Рамиро.
– Все в порядке, Сото, – успокоил дон старшего тирадора, давая ему понять, что тот не ослышался. – Покажи мне это. Дай мне наконец взглянуть в его бесстыжие глаза.
Сото еще раз покосился на Рамиро, который следил за ним очень внимательно и с нескрываемым интересом. Затем ответил «как прикажете, сеньор» и поставил сумку на столик для фруктов, предварительно сняв с него корзинку с яблоками и убрав расшитую скатерть.
Рамиро был явно не готов к тому, что узрел перед собой в следующую минуту. Неизвестно, какой вытащенный из сумки сюрприз он ожидал увидеть, но уж точно не отрезанную под основание черепа человеческую голову с застывшими навыкате глазами и распахнутым в предсмертной агонии ртом. Кровь давно стекла с головы Марко ди Гарсиа, и остатки ее впитались в холщовый мешок, который Сото не стал извлекать из сумки. Вместо него он извлек другой мешок – чистый, – расстелил его на столе и аккуратно, будто дорогую хрустальную вазу, выставил голову на обозрение сеньоров. Вернее, обозревать ее взялся лишь сеньор Диего. Рамиро же брезгливо передернул плечами и, отставив в сторону недопитый стакан с вином, отвернулся к стене.
– Я просто… в шоке… отец! – проговорил он дрожащим голосом. Сото показалось, что Рамиро вот-вот стошнит, что в данной ситуации было бы для инженера из Мадрида ничуть не зазорно. Дон ди Алмейдо успел на своем веку поучаствовать в дуэлях, пока их в конце концов не запретили, поэтому вид крови и мертвецов являлся для него привычным. Рамиро был воспитан уже в современном духе, когда хвататься за шпаги и пистолеты при малейших оскорблениях считалось противозаконным. Мара был твердо убежден, что на совести молодого сеньора нет еще ни одной загубленной жизни и вряд ли когда-либо подобное случится. Рамиро являлся специалистом по оружию, но использовать его по назначению в Оружейной Академии не учили.
– Кто был этот человек? – исполнившись наконец решимости, Рамиро обернулся и заставил себя посмотреть на то, что так обрадовало его отца.
– Прилюдно оскорбивший меня негодяй Марко ди Гарсиа! – не стал скрывать сеньор Диего. Опершись на руку Сото Мара, он поднялся из кресла, подошел к столу и встал напротив отсеченной головы обидчика. – Этот человек был недостоин жить в нашем справедливом мире. Теперь он поплатился за собственные злодеяния!
– Казначей архиепископа! – со страхом воскликнул Рамиро. – Отец, ты в своем уме?!
– Не смей разговаривать со мной в таком тоне! – раздраженный поведением сына, повысил голос дон. – Вам, молодым, уже не понять принципов настоящей чести. Каждый благородный человек прежде, чем сказать что-то другому благородному человеку, должен десять раз подумать, а не призовут ли его к ответу за сказанные слова! Будь я в твоем возрасте, то лично сделал бы это! – Дон указал на стоящую перед ним отрезанную голову. – Жаль, годы не те и сила былая давно ушла… Но, к счастью, есть еще достойные и верные слуги, на которых можно положиться; слуги, готовые постоять за честь сеньора!
Дон ди Алмейдо обернулся к Сото, и тот как обычно ответил на похвалу сеньора учтивым полупоклоном.
– Итак, мерзкий интриган, – продолжил дон, склонившись прямо к перекошенному мертвому лицу обидчика, – что же ты хочешь сказать мне сейчас?.. Ну, говори! Я тебя внимательно слушаю!.. Что молчишь?.. Я же сказал тебе тогда, что по-настоящему смеется тот, кто смеется последним! Или ты сомневался?
– Прекрати, отец! – возмутился Рамиро. – Это… это… это просто дикость! Умоляю тебя, немедленно убери его… ее!.. Убери эту мерзость отсюда!
– Ты прав: действительно мерзость! – с холодной усмешкой согласился дон ди Алмейдо и снова обратился к уже начавшей разлагаться и понемногу источать смрад голове Марко ди Гарсиа. – Я знаю, что тебе нечего больше мне сказать! Тогда послушай, что скажу я! Законы чести соблюдены! Мы в расчете и между нами больше нет разногласий! Я прощаю тебя, как велит нам прощать обиды Господь! Покойся с миром!..
При взгляде со стороны разговор дона с мертвой головой выглядел жутко. Сото смотрел на эту сцену спокойно, поскольку присутствовал при подобном не впервые. Но Рамиро был просто вне себя: руки его ходили ходуном. Он то порывался схватить стакан, но понимая, что расплескает вино, нервно одергивал руку, то намеревался вскочить, но тоже по какой-то причине отказывался от этой затеи и лишь дергался в кресле будто пытаемый электричеством богоотступник. Было заметно, что Рамиро желает закатить грандиозный скандал, но присутствие Мара удерживает его от этого.
Отведя душу, дон ди Алмейдо отошел от столика, указал Сото на отрезанную голову прощенного врага и распорядился:
– Избавься от нее. Только позаботься, чтобы не откопали бродячие собаки! Ты хорошо послужил мне, Сото, и в самое ближайшее время я щедро отблагодарю тебя. Можешь идти.
Пока Мара возился с головой, упаковывая ее обратно в мешок и пряча в сумку, Рамиро сумел-таки совладать с непослушным стаканом и залпом осушил его, после чего, немного придя в себя, тут же вновь наполнил его из графина.
– Я никогда не думал, отец, – даже в мыслях не держал! – что ты способен на такое! – уже гораздо сдержаннее проговорил Рамиро после того, как старший тирадор поклонился всем на прощание и, зажав сумку под мышку, удалился. – Это чудовищно! Это противозаконно и если кто об этом узнает!..
– Это, сынок, и есть подлинная справедливость! – вынес для него заключение сеньор Диего, с кряхтением усаживаясь обратно в кресло. – И ты зря беспокоишься: никто об этом никогда не узнает. Мой слуга Сото способен и не на такое. Скажу тебе по секрету… – Дон понизил голос и наклонился поближе к уху сына: – …есть подозрение, что он якшается с нечистой силой, хотя и не признается мне в этом. Более того, я думаю, что сам он не совсем человек, а наполовину демон или оборотень. Он поклоняется не Господу, а своим древним предкам, читает книги на непонятных языках, живет по странным законам и чтит их столь же свято, как я – Писание и принципы чести. Именно в понятиях чести мы с ним солидарны, как ни с кем другим. Я даже склоняюсь к мысли, что если будет нужно, он умрет за меня не задумываясь.
– Отец, на твоем месте я давно бы сдал твоего слугу-чернокнижника Инквизиционному Корпусу, а не эксплуатировал его дьявольские умения ради личных амбиций! – прервал его Рамиро. – Ты сам не замечаешь, что противоречишь себе: истово чтишь Святое Писание и призываешь на службу нечистую силу!
– Использовать нечистую силу против людей с нечистой совестью отнюдь не зазорно, – не согласился с сыном дон ди Алмейдо. – Думаю, на Страшном Суде меня поймут и простят, ведь это самый справедливый суд из всех, что есть в природе… Однако не предполагал, что мой поступок так тебя напугает. Уж больно размяк ты в своем Мадриде.
– Я испугался вовсе не отрезанной головы, отец! Я боюсь за тебя! – взялся оправдываться Рамиро. – Ты ведешь себя так, словно живешь в Век Хаоса, когда было дозволено абсолютно все: грабь и убивай кого угодно! Так ли уж серьезно оскорбил тебя этот Марко ди Гарсиа?
– Во времена моей молодости за такие оскорбления порой даже не вызывали на дуэль, а убивали на месте! – ответил дон. – Он обвинил меня – благородного и законопослушного сеньора – в том, что я недоплачиваю налоги!
– И только? – изумился Рамиро. – Да разве нельзя было вынести это дело на рассмотрение архиепископа?
– Думай, что говоришь! – сверкнул глазами дон. – Неужто архиепископ встал бы на мою сторону и пошел против своего казначея? Меня затаскали бы по инстанциям и подвергли еще большим унижениям! Но теперь наконец-то справедливость восторжествовала…
Сеньор Диего зевнул и тронул сына за плечо, дабы тот помог ему подняться из кресла.
– Пойду вздремну, – устало произнес дон, направляясь из столовой. – Сегодня с моих плеч свалилась такая гора, и мне надо немного отдохнуть. Вечером покатаю внуков на лошади, если не возражаешь…
Оставшись в одиночестве, Рамиро вылил себе в стакан остатки вина и стал медленно потягивать его. Выражение его лица было хмурым: он впал в глубокую задумчивость, из которой вышел не скоро.
– Папочка явно сбрендил на старости лет, – вернувшись к реальности, пробормотал он под нос, обхватив голову руками и массируя виски. – Если оставить все как есть, со временем он угробит и себя, и меня, и мою семью. Тогда точно не видать мне ни повышения, ни перевода в Ватикан. Надо что-то предпринимать, причем безотлагательно.
И Рамиро удалился в спальню, вот только в отличие от отца на спокойный послеобеденный сон он не надеялся…
– Чему вы так улыбаетесь, брат Карлос? – поинтересовался магистр Жерар у командира Пятого отряда Охотников, когда их автоколонна прибыла в Мадрид и остановилась у здания Мадридского магистрата, построенного на лесистой возвышенности Каса де Кампо, что находилась на западной окраине города.
– Я уже несколько лет не был дома, ваша честь, – ответил Карлос Гонсалес, также известный в Братстве Охотников как Матадор, глядя со ступеней магистрата на раскинувшиеся перед ним до горизонта крыши Мадрида.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
Юноша посмотрел на книгу, потом вспомнил, как Лоренцо разделался в баре с четырьмя обидчиками практически не сходя с места… Картинные позы книжных бойцов впечатляли, но представить подобное в реальном бою было сложно. На что способен Лоренцо, и представлять было не нужно. К тому же доводы его являлись простыми и понятными, не в пример тем, что в книге…
И Луис выбрал проводника. Юноша решил, что вернуться к написанному в книге предков он сможет всегда, как и определить, брать что-либо оттуда вдобавок к урокам Лоренцо или не брать. Две дороги, о которых говорил наставник Луиса, не только сходились в одной точке, но и пролегали в пределах видимости друг друга. Поэтому молодой искатель справедливо рассудил, что если вдруг какой-то участок пути покажется ему труднопроходимым, его всегда можно будет попробовать преодолеть по-альтернативному.
«Лоренцо достойный человек для того, чтобы стать моим Учителем, – подытожил Луис. – Мудрые предки наверняка со мной согласились бы…»
– Прибыл молодой сеньор Рамиро, – сообщил привратник старшему тирадору, когда тот въезжал в ворота асьенды.
– Давно? – спросил Сото Мара, притормозив байк.
– Два дня назад, – ответил привратник. – Приехал с женой и детьми погостить на неделю…
Рамиро ди Алмейдо был единственным сыном дона Диего. Он жил в Мадриде с тех пор, как достиг совершеннолетия и отец определил его в престижную Оружейную Академию. Дон ди Алмейдо сына любил, однако считал, что негоже молодому человеку расти на всем готовом, так что едва Рамиро поступил в Академию, как финансирование отцом его студенческих кутежей прекратилось. Дон ди Алмейдо платил только за учебу сына, деньги на свои прихоти Рамиро вынужден был добывать самостоятельно, подрабатывая вместе с простыми ремесленниками в оружейных цехах.
Отцовское отношение дона ди Алмейдо к сыну было строгим, но справедливым. Самому Диего ди Алмейдо в молодости жилось гораздо тяжелее. Об учебе в Академии он и не мечтал. Рано потеряв отца, Диего получил в наследство практически разоренную ферму, запущенные виноградные плантации и массу кредиторов, старающихся отобрать все это у молодого наследника. И только благодаря врожденной изворотливости и политическому чутью Диего ди Алмейдо умудрился преодолеть все трудности и стать под старость лет тем, кем он являлся сегодня – одним из влиятельнейших землевладельцев не только в Сарагосе, но и во всей Мадридской епархии.
Рамиро ди Алмейдо окончил Академию, да так и остался служить при ней в Мадриде. Имея за плечами не только влиятельную фамилию и образование, но и несколько лет ремесленной практики, вскоре он стал довольно заметной фигурой в оружейной отрасли. Его инженерные заслуги были неоднократно по достоинству оценены Ватиканом, так что, продолжая в том же духе, Рамиро имел все шансы стать со временем не менее почетным гражданином Святой Европы, чем его богатый отец…
Сото Мара никогда не посылал гонцов и всегда докладывал дону ди Алмейдо об исполнении тех или иных дел лично. Прятаться за спину гонца при возможном гневе сеньора было недостойно, также недостойно было получать похвалу сеньора через посредника. Сегодня ожидалось скорее второе, нежели первое, поскольку ругать Мара было не за что – взятое на себя поручение он выполнил на совесть и следов не оставил.
Дворецкий попросил Сото подождать в вестибюле и удалился разузнать, сможет ли сейчас сеньор принять старшего тирадора. Через минуту дворецкий вернулся и от имени сеньора осведомился, доставил ли Мара то, за чем его посылали в Мадрид. Сото молча указал дворецкому на снятую с байка чересседельную сумку. Дворецкий величаво кивнул и вновь удалился, а когда вернулся, то пригласил тирадора проследовать вместе с его ношей в столовую.
Дон ди Алмейдо находился в столовой не один, а с сыном. Молодой и старый сеньоры только что отобедали и теперь, мирно беседуя, сидели в креслах со стаканами десертного вина в руках.
– Добрый день, сеньор! Сеньор Рамиро! – поприветствовал Сото сначала почтительным полупоклоном отца, потом простым кивком – сына. – Сеньор, я пришел доложить, что порученное мне дело исполнено. Груз доставлен.
– Были какие-нибудь затруднения? – полюбопытствовал дон.
– Пришлось чуть дольше запланированного дожидаться хорошей погоды, но в остальном все как обычно, – ответил Мара, сделав для дона акцент на слове «хорошей»; не говорить же при Рамиро «нужной» или тем более «плохой» – зачем вгонять его в подозрения столь странной работой, для которой хорошая погода – препятствие.
Дон ди Алмейдо улыбнулся, довольно прикрыл глаза и с явным облегчением вздохнул.
– Покажи! – потребовал он у Сото.
– Извините, сеньор?! – недоуменно переспросил Мара и покосился на Рамиро.
– Все в порядке, Сото, – успокоил дон старшего тирадора, давая ему понять, что тот не ослышался. – Покажи мне это. Дай мне наконец взглянуть в его бесстыжие глаза.
Сото еще раз покосился на Рамиро, который следил за ним очень внимательно и с нескрываемым интересом. Затем ответил «как прикажете, сеньор» и поставил сумку на столик для фруктов, предварительно сняв с него корзинку с яблоками и убрав расшитую скатерть.
Рамиро был явно не готов к тому, что узрел перед собой в следующую минуту. Неизвестно, какой вытащенный из сумки сюрприз он ожидал увидеть, но уж точно не отрезанную под основание черепа человеческую голову с застывшими навыкате глазами и распахнутым в предсмертной агонии ртом. Кровь давно стекла с головы Марко ди Гарсиа, и остатки ее впитались в холщовый мешок, который Сото не стал извлекать из сумки. Вместо него он извлек другой мешок – чистый, – расстелил его на столе и аккуратно, будто дорогую хрустальную вазу, выставил голову на обозрение сеньоров. Вернее, обозревать ее взялся лишь сеньор Диего. Рамиро же брезгливо передернул плечами и, отставив в сторону недопитый стакан с вином, отвернулся к стене.
– Я просто… в шоке… отец! – проговорил он дрожащим голосом. Сото показалось, что Рамиро вот-вот стошнит, что в данной ситуации было бы для инженера из Мадрида ничуть не зазорно. Дон ди Алмейдо успел на своем веку поучаствовать в дуэлях, пока их в конце концов не запретили, поэтому вид крови и мертвецов являлся для него привычным. Рамиро был воспитан уже в современном духе, когда хвататься за шпаги и пистолеты при малейших оскорблениях считалось противозаконным. Мара был твердо убежден, что на совести молодого сеньора нет еще ни одной загубленной жизни и вряд ли когда-либо подобное случится. Рамиро являлся специалистом по оружию, но использовать его по назначению в Оружейной Академии не учили.
– Кто был этот человек? – исполнившись наконец решимости, Рамиро обернулся и заставил себя посмотреть на то, что так обрадовало его отца.
– Прилюдно оскорбивший меня негодяй Марко ди Гарсиа! – не стал скрывать сеньор Диего. Опершись на руку Сото Мара, он поднялся из кресла, подошел к столу и встал напротив отсеченной головы обидчика. – Этот человек был недостоин жить в нашем справедливом мире. Теперь он поплатился за собственные злодеяния!
– Казначей архиепископа! – со страхом воскликнул Рамиро. – Отец, ты в своем уме?!
– Не смей разговаривать со мной в таком тоне! – раздраженный поведением сына, повысил голос дон. – Вам, молодым, уже не понять принципов настоящей чести. Каждый благородный человек прежде, чем сказать что-то другому благородному человеку, должен десять раз подумать, а не призовут ли его к ответу за сказанные слова! Будь я в твоем возрасте, то лично сделал бы это! – Дон указал на стоящую перед ним отрезанную голову. – Жаль, годы не те и сила былая давно ушла… Но, к счастью, есть еще достойные и верные слуги, на которых можно положиться; слуги, готовые постоять за честь сеньора!
Дон ди Алмейдо обернулся к Сото, и тот как обычно ответил на похвалу сеньора учтивым полупоклоном.
– Итак, мерзкий интриган, – продолжил дон, склонившись прямо к перекошенному мертвому лицу обидчика, – что же ты хочешь сказать мне сейчас?.. Ну, говори! Я тебя внимательно слушаю!.. Что молчишь?.. Я же сказал тебе тогда, что по-настоящему смеется тот, кто смеется последним! Или ты сомневался?
– Прекрати, отец! – возмутился Рамиро. – Это… это… это просто дикость! Умоляю тебя, немедленно убери его… ее!.. Убери эту мерзость отсюда!
– Ты прав: действительно мерзость! – с холодной усмешкой согласился дон ди Алмейдо и снова обратился к уже начавшей разлагаться и понемногу источать смрад голове Марко ди Гарсиа. – Я знаю, что тебе нечего больше мне сказать! Тогда послушай, что скажу я! Законы чести соблюдены! Мы в расчете и между нами больше нет разногласий! Я прощаю тебя, как велит нам прощать обиды Господь! Покойся с миром!..
При взгляде со стороны разговор дона с мертвой головой выглядел жутко. Сото смотрел на эту сцену спокойно, поскольку присутствовал при подобном не впервые. Но Рамиро был просто вне себя: руки его ходили ходуном. Он то порывался схватить стакан, но понимая, что расплескает вино, нервно одергивал руку, то намеревался вскочить, но тоже по какой-то причине отказывался от этой затеи и лишь дергался в кресле будто пытаемый электричеством богоотступник. Было заметно, что Рамиро желает закатить грандиозный скандал, но присутствие Мара удерживает его от этого.
Отведя душу, дон ди Алмейдо отошел от столика, указал Сото на отрезанную голову прощенного врага и распорядился:
– Избавься от нее. Только позаботься, чтобы не откопали бродячие собаки! Ты хорошо послужил мне, Сото, и в самое ближайшее время я щедро отблагодарю тебя. Можешь идти.
Пока Мара возился с головой, упаковывая ее обратно в мешок и пряча в сумку, Рамиро сумел-таки совладать с непослушным стаканом и залпом осушил его, после чего, немного придя в себя, тут же вновь наполнил его из графина.
– Я никогда не думал, отец, – даже в мыслях не держал! – что ты способен на такое! – уже гораздо сдержаннее проговорил Рамиро после того, как старший тирадор поклонился всем на прощание и, зажав сумку под мышку, удалился. – Это чудовищно! Это противозаконно и если кто об этом узнает!..
– Это, сынок, и есть подлинная справедливость! – вынес для него заключение сеньор Диего, с кряхтением усаживаясь обратно в кресло. – И ты зря беспокоишься: никто об этом никогда не узнает. Мой слуга Сото способен и не на такое. Скажу тебе по секрету… – Дон понизил голос и наклонился поближе к уху сына: – …есть подозрение, что он якшается с нечистой силой, хотя и не признается мне в этом. Более того, я думаю, что сам он не совсем человек, а наполовину демон или оборотень. Он поклоняется не Господу, а своим древним предкам, читает книги на непонятных языках, живет по странным законам и чтит их столь же свято, как я – Писание и принципы чести. Именно в понятиях чести мы с ним солидарны, как ни с кем другим. Я даже склоняюсь к мысли, что если будет нужно, он умрет за меня не задумываясь.
– Отец, на твоем месте я давно бы сдал твоего слугу-чернокнижника Инквизиционному Корпусу, а не эксплуатировал его дьявольские умения ради личных амбиций! – прервал его Рамиро. – Ты сам не замечаешь, что противоречишь себе: истово чтишь Святое Писание и призываешь на службу нечистую силу!
– Использовать нечистую силу против людей с нечистой совестью отнюдь не зазорно, – не согласился с сыном дон ди Алмейдо. – Думаю, на Страшном Суде меня поймут и простят, ведь это самый справедливый суд из всех, что есть в природе… Однако не предполагал, что мой поступок так тебя напугает. Уж больно размяк ты в своем Мадриде.
– Я испугался вовсе не отрезанной головы, отец! Я боюсь за тебя! – взялся оправдываться Рамиро. – Ты ведешь себя так, словно живешь в Век Хаоса, когда было дозволено абсолютно все: грабь и убивай кого угодно! Так ли уж серьезно оскорбил тебя этот Марко ди Гарсиа?
– Во времена моей молодости за такие оскорбления порой даже не вызывали на дуэль, а убивали на месте! – ответил дон. – Он обвинил меня – благородного и законопослушного сеньора – в том, что я недоплачиваю налоги!
– И только? – изумился Рамиро. – Да разве нельзя было вынести это дело на рассмотрение архиепископа?
– Думай, что говоришь! – сверкнул глазами дон. – Неужто архиепископ встал бы на мою сторону и пошел против своего казначея? Меня затаскали бы по инстанциям и подвергли еще большим унижениям! Но теперь наконец-то справедливость восторжествовала…
Сеньор Диего зевнул и тронул сына за плечо, дабы тот помог ему подняться из кресла.
– Пойду вздремну, – устало произнес дон, направляясь из столовой. – Сегодня с моих плеч свалилась такая гора, и мне надо немного отдохнуть. Вечером покатаю внуков на лошади, если не возражаешь…
Оставшись в одиночестве, Рамиро вылил себе в стакан остатки вина и стал медленно потягивать его. Выражение его лица было хмурым: он впал в глубокую задумчивость, из которой вышел не скоро.
– Папочка явно сбрендил на старости лет, – вернувшись к реальности, пробормотал он под нос, обхватив голову руками и массируя виски. – Если оставить все как есть, со временем он угробит и себя, и меня, и мою семью. Тогда точно не видать мне ни повышения, ни перевода в Ватикан. Надо что-то предпринимать, причем безотлагательно.
И Рамиро удалился в спальню, вот только в отличие от отца на спокойный послеобеденный сон он не надеялся…
– Чему вы так улыбаетесь, брат Карлос? – поинтересовался магистр Жерар у командира Пятого отряда Охотников, когда их автоколонна прибыла в Мадрид и остановилась у здания Мадридского магистрата, построенного на лесистой возвышенности Каса де Кампо, что находилась на западной окраине города.
– Я уже несколько лет не был дома, ваша честь, – ответил Карлос Гонсалес, также известный в Братстве Охотников как Матадор, глядя со ступеней магистрата на раскинувшиеся перед ним до горизонта крыши Мадрида.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10