Заметь, прострелил его же, Земиньм, пистолетом. Я, Егор, понимаю, на что напоролся и чего мне за это будет. Я жизнь на кон поставил ради того, чтобы обратить на себя внимание и поиметь краткую беседу с Большим Папой.
— Ой, как ты кучеряво базары трешь, отморозок! Я, бля, балдею. Знаешь, чего сейчас будет? Приедет бригада братков и пошинкует тебя в капусту.
— Пусть так. Мне все по фигу. Тебе решать. Тебе и отвечать.
— Перед кем отвечать-то, отморозок?
— Слухи о киношнике-отморозке с гарантией доползут до Большого Папы. Вдруг они, слухи эти, его. Папу, заинтересуют, а? Зема вон на полу лежит, слушает, о чем я прошу, запоминает треп про полтора «лимона». Зема, когда подлечится, точно слушок пустит о моих подвигах и моем интересе. Так что, Егор, советую и Зему на всякий случай мочкануть. И Ваню. И Саню. И Бубу вместе с кинооператором Геной, всех мочи, чтоб не дошла до Большого Папы история про «сраного киношника», который, чтоб быть услышанным, непонятным образом сумел...
— Захлопни пасть! Ты вконец оборзел. Седой! Да ты для Папы — тля, вошь, микроб!
— А полтора «лимона»? Полтора миллиона баксов для Папы не деньги, да?
— Пургу гонишь, хочешь дело говорить, говори мне, а про Папу забудь.
— Все, что хотел тебе сказать, я уже сказал, Егор. Прошу встречи с Большим Папой, есть до него разговор за деньги. Все, абзац. Можешь крошить меня в капусту. Можешь сводить с Папой. Твои проблемы.
— Знаешь, чего со мной Папа сделает, если я тебя с ним сведу и окажется...
— Стоп! Сказано уже — это твои проблемы. Тебе и решать, что делать.
— Я сейчас прикажу взять тебя со всеми потрохами, и мы поговорим по-другому. Ты мне все выложишь, отморозок. Обещаю.
— Угу. Ты все из меня клещами вытянешь, а потом, когда поймешь, что дело мое не твоего уровня, окажешься в жопе. Получится — ты пытался Папе дорожку перебежать, увести у него из-под носа полтора «лимона» баксов.
Егор замолчал на долгих сорок секунд. Барабанную перепонку раздражало его дыхание. Он думал, и я ему не мешал.
— Алло, отморозок? Ты меня слышишь? Алло, Стас?
— Слушаю, и внимательно. Чего ты решил?
— Ничего. Я тебе перезвоню.
— Когда?
— Через десять минут. Держи трубку под рукой.
— О'кей.
Я отключился. Хотел сунуть трубку-телефон в карман джинсов, но из одного джинсового кармана уже торчала трубка мобильника Любови Игнатьевны. Два телефона в одних джинсах — перебор. И я остался сидеть с трубкой в левой руке. А в правой руке пистолет. А под ногами раненый бандит. М-да, выгляжу, наверное, со стороны круто.
— Егор приедет? — Зема поглядел на меня искоса, бережно зажимая руками ногу, чуть выше раны, но кровь все равно продолжала сочиться из рваной дырки. Спортивные штаны Земы, быстро намокая, краснели, а физиономия бандита, напротив, бледнела на глазах. Про Зему можно забыть. Скоро он лишится чувств от потери крови. Может издохнуть, ну и черт с ним. Не фига становиться бандитом, ежели мечтаешь дожить до старости.
— Седой, Егор че сказал? Приедет?
— Расслабься, Зиновий. Насчет отстрела твоих мужских причиндалов я пошутил. Отдыхай.
Я поднялся, вышел в прихожую проведать Земиного коллегу Сашку, которому сломал пальцы. Исключительно вовремя я вспомнил о Сашке. Он, паршивец, оклемался, встал на ноги, еще секунда, исчез бы за дверями второй комнаты, имеющейся в этой малогабаритной квартире. Помнится, Буба что-то говорил о монтажной-аппаратной. Да, вторая комната как раз и есть видеомонтажная. Через Сашкино плечо вижу заставленный аппаратурой угол.
— Стоять! — командую Сашке.
Он останавливается. На лице боль и досада. Сломанные кости болят, и обидно, что не успел сделать последнего шага, спрятаться за дверью. Скорее всего в аппаратной есть чем вооружиться, иначе зачем бы Сашка туда поперся? Интересно, как, то есть чем он собирался держать оружие? На правой руке средний и указательный пальцы болтаются, словно тряпичные. На левой — вместо сустава большого пальца торчит белая косточка, на мизинец и безымянный вообще без слез не взглянешь.
— Кругом, шагом марш, Саша! — Целюсь ему в переносицу. — Шагом марш в комнату к Земе. Помоги начальнику, а то он, не ровен час, окочурится.
Не спуская глаз с пистолета, вытирая спиной стенки, бочком-бочком Сашка пошел в заданном ему направлении. Дождавшись, пока Сашка скроется в комнате бандитского отдыха, превращенной моими стараниями в бандитский лазарет, я пересек прихожую и вышел на лестничную площадку.
«Бык» Ваня все еще лежал в отключке. Здорово я ему заехал по затылку, до сих пор локоть ноет.
Зазвонил телефон в левой руке.
— Алло-о!
— Стас?
— Да.
— Егор говорит.
— Я узнал.
— Хм... Узнал, знать, не быть мне богатым... Слухай сюда, отморозок. Тебе повезло... или не повезло. Большой Папа согласен тебя видеть. Немедленно. Мой тебе совет, отморозок, прямо сейчас прыгай в окно, если про полтора «лимона» свистишь.
— А если нет?
— Если нет, то с тебя ящик конины мне за посредничество. Если правда надыбал наколку на полтораху гринов, Папа тебя не обидит. Если свистишь — сильно обидит, так обидит, что ты представить себе не можешь, отморозок.
— Не пугай, пуганый. Говори, куда ехать?
— Никуда тебе не нужно ехать. Выходи на улицу и греби к метро, там свернешь на Мясницкую и мимо биржи вперед к Лубянке. Дойдешь до Лубянки, вертай взад к метро «Тургеневская» и от метро обратно. Гуляй, Стас.
— И долго мне так циркулировать?
— Без понятия. Папа сказал — гуляй, значит, гуляй.
— Перестраховщик твой Папа. Нету за мной «хвостов». И никто меня не пасет. И сам я отнюдь не агент ФСБ.
— Полегче, отморозок. Плохое слово за Папу вякнешь — можешь и языка лишиться!
Трубка заныла короткими гудками. Я нагнулся, положил телефон рядом с бесчувственным Ваней. Повертел в руках пистолет, пробуя достать обойму. Фиг-два. Пистолет какой-то импортный, какой-то «неправильный» пистолет, и как выщелкивается обойма из рукоятки, я так и не понял. Поставил пистолет на предохранитель, сдвинув знакомую пумпочку, и положил его опять же возле «бычьего» тела. Кажется, все, пора на прогулку.
По лестнице я спустился пешком. У дверей лифта на первом этаже или на выходе из парадного меня могли поджидать братки Егора. Телефонная инструкция вполне могла оказаться дезинформацией, цель которой — усыпить мою бдительность. А, ну и черт с ним. По фигу. Будь что будет.
«Ну, что они могут со мною сделать? Убить? Запытать до смерти? Наплевать. Смерти я не боюсь, я с ней смирился. А что может быть хуже смерти? Ничего!» — так думал я, наивный, выходя из парадного. В те минуты я действительно пребывал в искреннем убеждении, что раз уж сумел победить страх перед смертью, то теперь я практически неуязвим, в морально-этическом смысле, конечно... О боже, как я заблуждался!..
* * *
На улице тепло, но не жарко. Солнце то и дело прячется за тучами. К полудню жди дождя. Доживу ли я до полудня? Вопрос риторический.
До метро я дошел спокойно. Если за мной и следили, то исключительно грамотно. Свернул на Мясницкую, бывшую улицу Кирова. Шел не торопясь, наслаждаясь прохладой. Мимо спешили по-летнему одетые люди, которым я был абсолютно безразличен. Как здорово, оказывается, затеряться среди обычных людей с их простыми и понятными проблемами.
Я проходил мимо витрин магазина «Библио-глобус», когда кто-то не сильно похлопал меня по плечу. Оборачиваюсь и вижу симпатичную девушку в джинсиках и футболке.
— Вас случайно не Станиславом зовут? — спросила девушка, лучезарно улыбаясь.
— Почему же случайно? В честь деда назвали Станиславом, — ответил я вежливо.
— Вон там вас ждет вишневый «Москвич». Переходите улицу и садитесь в машину, — сказала девушка, развернулась ко мне попкой и поцокала каблучками в сторону магазина «Хрусталь».
Повернув голову, я заметил ничем не выдающийся «Москвич» со скучающим за рулем водителем — пожилым дядькой, добропорядочного, не бандитского вида. Я ожидал встречи с бандитской группой захвата. Ожидал, что меня, бредущего по улице, догонят, окружат со всех сторон дюжие парни с двухпудовыми кулаками и пудовыми золотыми цепями. Ничего подобного! Скромная девушка, ничем не примечательный «Москвич», обычный дядька за рулем. Посланцы Большого Папы немало меня удивили.
Я перебежал улицу. Подошел к «Москвичу». Задняя дверца машины оказалась приоткрытой. Я влез в салон, и автомобиль сразу же тронулся с места.
За всю дорогу дядька-шофер не произнес ни слова. От нечего делать я смотрел в окно, и в душе было пусто, как в сгоревшем танке.
«Москвич» привез меня к станции метро «Беговая». Там, буквально в десяти метрах от выхода из подземки, стоят желтые, приземистые двухэтажные домишки, наверное, отстроенные пленными немцами в конце сороковых. Уникальный оазис архаичной архитектуры в центре Москвы. Впечатление такое, будто перенесся в маленький провинциальный городишко. Тихие зеленые дворики. Покрашенный «серебряной» краской гипсовый олень посреди клумбы. Уютно и благостно, словно в гостях у старушки, в комнатке с вышитыми салфетками на столе, фарфоровыми слониками на этажерке и ковриком с лебедями.
Автомобиль затормозил подле одного из желтых домишек. Шофер ткнул пальцем, указав на ближайший подъезд, и произнес первую (и последнюю) фразу за все время нашего с ним совместного пребывания:
— Первый этаж. Квартира три. Звонить два раза.
Я понятливо кивнул, вылез из машины и пошел к подъезду, искать квартиру за номером три.
От посягательств воров-домушников третью квартиру защищала стальная, блестящая дверь с дужками для навесных амбарных замков. Цифра «три» небрежно намалевана масляной краской в середине поцарапанного листа стали. Я надавил на кнопку звонка рядом с дверью-бронтозавром дважды, как и было ведено, и стальная уродина, поскрипывая петлями, распахнулась.
— Проходите, — кивнул мне молодой человек за порогом.
Я вошел. Аккуратно причесанный молодой человек, можно даже сказать — юноша, закрыл за моей спиной дверь и жестом предложил следовать за ним.
Юноша носил на своих плечах стандартный темный костюм средней руки клерка. Под стать имиджу юноши все вокруг имело стандартно деловой вид средних размеров офиса.
Стандартная офисная мебель, стандартно белые стены, стандартные папки с бумагами на типовых стеллажах, оргтехника, жалюзи на окнах, плитка на полу. И народ в офисе стандартно по-деловому суетится. Мимо проплыла дама в строгом платье с лентой факса в руках. Навстречу прошагал господинчик, разговаривая на ходу по радиотелефону. В щель приоткрытой двери одной из комнат видно, как стучит по клавишам компьютера некрасивая девушка в очках.
Попетляв узкими коридорами и пройдя через цепочку проходных комнат, юноша вывел меня к очередным стандартно-безликим дверям.
— Входите, вас ждут. — Он распахнул передо мной двери, и я вошел.
Обычный кабинет в обычном офисе. Я таких тащи видел. Единственная индивидуальность — кабинет довольно-таки большой, просторный. А в остальном — полное соответствие штампам: офисный стол буквой Т, у стола крутящиеся стулья, обтянутые черным дерматином, у стены черный кожаный диван и шкаф с папками, кондиционер у окна, на окне, конечно же, жалюзи.
Человек со шрамом завел себе телохранителей, ничем не отличающихся от обычных, среднестатистических мужиков из провинции. А Большой Папа разместился в среднестатистическом московском офисе. Без труда прослеживается общая тенденция к мимикрии. Хищники в джунглях тоже стараются не выделяться на общем фоне. Чем коварнее хищник — тем он незаметнее.
Большой Папа сидел во главе стола и рассматривал меня с ленивым интересом. В жизни не скажешь, что этот мужчина средних лет, одевающийся как чиновник среднего звена, на самом деле мафиозный босс.
— Садитесь, Станислав. — Большой Папа, на самом деле среднего роста и веса человек с залысинами и скучным, невыразительным лицом, жестом предложил располагаться на диване.
— Спасибо. — Я уселся, поправил волосы, одернул джинсы.
— Вот вы какой, Станислав. — Папа вытащил из кармана серого пиджака стеклянную колбу с сигарой. — На деле — герой, а на вид, как все, один из толпы.
Я не выдержал, удивленно ухмыльнулся.
— Чему вы удивляетесь, Станислав?
— Да так, ничего особенного.
— Нет уж, объяснитесь, не тушуйтесь.
— Меня еще никто не называл «одним из толпы».
— Говоря о толпе, я подразумеваю толчею экстравагантных художников, режиссеров, актеров и прочих обитателей культурной клоаки.
— А-а-а... Тогда понятно. В вашей интерпретации я действительно человек из толпы. Одновременно и продукт, и часть среды обитания.
— С брачком-с, надо сказать, продуктик-то. Не находите?
— В смысле?
— Не положено вашей богемной братии. Стас, знать, с какой стороны пушка стреляет, и драться уметь вам не положено. Вам, комедиантам, положено людей веселить.
— А вам?
— Мне? Мой крест — поддерживать в обществе баланс и порядок. Претворять в жизнь принцип — «от каждого по способностям, каждому по труду».
— Я дико извиняюсь, но каким образом соответствует вашим принципам производство порнопродукции?
— Кто-то хочет и может делать порнуху, кто-то хочет и может ее приобретать. Наличествует баланс. Я имею способность его поддерживать, получая за труды деньги. Четыреста процентов прибыли. — Большой Папа вскрыл колбу, вытащил из ее стеклянного нутра сигару, взялся за кончик двумя пальцами, поднес сигару к носу и, втянув ноздрями воздух, сожмурился, как кот на солнышке. — Я занимаюсь всем, что дает свыше четырехсот процентов прибыли.
— Раз вы заговорили о деньгах...
— Погодите, Стас, не спешите. — Он придвинул к себе поближе с края стола миниатюрную гильотину, лишил сигару ее крайней плоти. Достал из кармана специальную зажигалку для сигар и со знанием дела раскурил скрученные в трубочку табачные листья. — Не торопитесь, Станислав. Вашу историю о полутора миллионах мы всегда успеем обсудить. Но прежде ответьте — почему вы, нарушитель порядка и баланса, сидите на диване в моем кабинете, вместо того чтобы лежать в морге с биркой на ноге?
— Думаю, я вам интересен, как исключение из правил, как белая ворона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53